Четверо за спиной

Глава 34.

Меня действительно выписали через два дня, назначив жидкую или протертую диету. В полиции пришлось разыграть потерю памяти. Мол, шла на фестиваль реконструкторов, в глазах потемнело и больше ничего не помню. Очнулась на том же месте. По глазам следователя было видно, что мне ни грамма не верят. Но мне было как-то все равно. Судмедэкспертиза зафиксировала на теле следы многочисленных заживших порезов, в том числе шрам на плече, который мне оставил один из неудачливых убийц. После чего меня признали жертвой неизвестного нападения и отпустили восвояси.

С работой было хуже: меня уволили за прогулы. Как не удивительно, я восприняла эту новость спокойно. Для меня вообще текущие проблемы вдруг стали малозначительными, по сравнению с тем чудом, которое случилось во мне. Я часто разговаривала с малышом, стараясь не подпускать близко ту тоску, которая ходила кругами и скалила зубы, надеясь вцепиться мне в загривок. Не дамся! Да, я позволяла себе ночами реветь, стараясь не увлекаться и не свалиться в истерику, чтобы не навредить моему «бойцу».

Как не уговаривали меня мужики из отдела, на прежнюю работу я не вернулась. Погоня за деньгами и амбициями резко перестала интересовать, приоритеты сместились диаметрально. Я хотела наслаждаться беременностью, каждым ее днем. Поэтому устроилась на полдня нотариусом недалеко от дома, чтобы иметь возможность ходить на работу пешком и проводить больше времени в свое удовольствие. Позволяя себе максимально насладиться беременностью, которой, я была уверена, у меня никогда не будет. Что касается денег, то накопления у меня были, я не боялась низкооплачиваемой работы. Я теперь вообще почти ничего не боялась.

Если бы не боец и не амулет на шнурке, подаренный Марой, я бы, наверное, начала верить, что действительно потеряла память и пробыла больше месяца неизвестно где. Но шнурок привычно накручивался на палец, узи документально показало, что я больше не одна в этом мире – так что оставалось как-то примириться с тем, что со мной произошло. И с грустным финалом. Кольцо осталось у Драгомира, так что была надежда, что потребуется еще раз спасти мир и его еще раз сюда притянет. Хотя поговорка про снаряд и воронку оставляли мало шансов. Да и помощник может потребоваться другой. Или не потребоваться вообще. Конечно, возникали мечты про «вдруг» - и волхв постучится в мою дверь, а я... Я гнала эти мысли от себя, чтобы не мучиться напрасными надеждами. Каждый день надо было собирать себя в кучу и заново учиться жить, как и раньше – одной, рассчитывать только на себя.

Очень жалела, что у меня не осталось ничего на память, я даже не догадалась сделать несколько фотографий друзей и…Его. С отчаянием ловила себя на том, что лица дорогих мне людей начинают подергиваться дымкой забвения. Я изо всех сил напрягала память, но с каждым днем они словно удалялись от меня, шаг за шагом превращаясь в туманное прошлое.

Беригор поначалу мерещился повсюду. Первый раз в кафе, мужчина за столиком повернул голову в профиль, меня тряхануло так, что я облилась чаем. После чего персонал долго не мог успокоить мой истерический плач взахлеб. Пришлось извиниться и, давясь всхлипами, сослаться на гормоны. Где-то в толпе я видела выгоревший светло-пепельный цвет волос как у него, где-то широкие плечи заставляли сердце тоскливо сжиматься. Я стискивала зубы и терпела. Ампутация категорически не хотела заживать. Душа корчилась и мучилась, но теперь я жила не только для себя. Радость от того, что у меня есть частичка и боль от того, что нет его самого, стали моими вечными спутниками. Могла себе позволить только коротко всплакнуть, утереть слезы и идти дальше.

Ворон позвонил мне где-то через месяц, и я бодрым голосом соврала, что все хорошо, лежа на сохранении. Ребенка удалось спасти, но страх потерять и его, остался. Я постоянно прислушивалась к себе, выискивая малейшие проявления недомогания и готовая бежать в больницу в эту же секунду. Не могла позволить себе его потерять. Боец – единственное, что держало меня в этой жизни. Главный смысл, из-за которого я утром открывала глаза. Моя гинеколог разводила руками, категорически отказываясь понимать, как мне вообще удалось забеременеть, но боролась за меня и малыша как бешеный гризли. Если для меня это было делом жизни, то до нее – профессиональной чести и женской солидарности.

У меня скакало все: от гормонов до настроения с давлением. Я могла несколько недель кряду чувствовать себя замечательно и с образцовыми анализами, а потом грохнуться в обморок с угрозой выкидыша. Лечение подобрать было очень трудно. Но мы не сдавались, хотя на сохранение приходилось ложиться. Хорошо еще, что девчонки с новой работы прикрывали, чтобы я не завалила бухгалтерию ворохом больничных.

Тем не менее я не унывала, старалась соблюдать требования врачей и быть в тонусе. Вместо утреннего бега у меня были неторопливые прогулки в парке, записалась на йогу для беременных, чтобы получать умеренную нагрузку. Что-то более серьезное мне запретила врач. Хотя руки чесались от желания взять в руки саблю или встать в спарринг – увы. Но я успокаивала себя, что это временно, и после родов я все наверстаю, в том числе - моих реконструкторов, о которых я сейчас боялась даже думать. Чтобы не взвыть от тоски по Беригору, волчатам и тому миру.

Поэтому я старалась занять себя чем угодно: рисовала, гуляла в парке, кормила прожорливых уток, стараясь наполнить каждый день радостью и хорошими впечатлениями. Не для себя, а для того, чья жизнь стала дороже собственной.

На пятом месяце меня забрали на скорой прямо с работы с открывшимся кровотечением. Я чувствовала шевеление ребенка, он словно внутри бился за свою жизнь. Слезы лились градом, я шепотом умоляла его не оставлять меня, поглаживая едва округлившийся живот. Было очень-очень страшно. Я до панических звездочек боялась остаться одной. Умоляла его бороться, за себя и за меня. За нас обоих. Ведь именно так должны поступать мужчины.

Меня привезли в дежурную больницу: старое обшарпанное здание и недовольный персонал. Но несмотря на невеселый антураж, врач и медсестры закружились вокруг меня бешенным хороводом. Капали, кололи, заглядывали, интересуясь моим самочувствием. Я настраивала себя на лучшее, но что-то лица врачей мне нравились все меньше и меньше. А боль внизу живота категорически не хотела отступать.

Пожилая врач с усталым лицом, но добрыми глазами, заглянула ко мне вечером. Со вздохом присела на кровать и сочувственно погладила по ладони.

- Ярослава, мне очень жаль…

- В каком смысле? – нахмурилась я, со страхом ожидая ее слов.

- Мы сделали все, что смогли. Ребенок нежизнеспособен. Скорее всего не переживет сегодняшнюю ночь. Завтра сделаем контрольный узи и скорее всего придется вызывать искусственные роды.

- Вы с ума сошли! Я не позволю!

- Ярослава, если ребенок в тебе будет мертв, то и ты не выживешь… Начнется сепсис.

- Это у вас проблемы начнутся, если вы меня сейчас не выпишите! Я еду в другую больницу!

- Тебе сейчас нельзя вставать. Мы едва остановили кровотечение.

-Я все равно здесь не останусь! – я едва удерживалась чтобы не выцарапать врачу сочувствующие глаза.

- Я тебе не враг, поверь. Давай так – переночуй здесь, утром мы сделаем узи – и ты сама решишь, что делать дальше.

- Уйдите, - процедила я.

- Мне правда жаль…

- Вон! – рявкнула я, захлебываясь удушающей яростью. Как она смеет мне говорить подобные вещи? Собирается моего малыша убивать? Да я ей сама глотку перегрызу! Вот только голова перестанет кружиться.

Покачав головой, врач вышла из палаты, вслед за ней сдуло мою соседку. Ей слов не потребовалось, достаточно было бешенного взгляда. А я запрокинула голову на подушке, пытаясь сдержать набегающие слезы.

- Ты не можешь меня бросить, маленький, - руки осторожно поглаживали живот, - ты единственное, что у меня осталось. Моя кровиночка, моя радость…

Легкий, едва ощутимый толчок заставил меня разреветься в голос. Я чувствовала, что у моего бойца не осталось сил. Поднесла одну ладонью ко рту и вцепилась в пальцы зубами, чтобы сдержать рвущийся из глубины крик. Боли, отчаяния и безысходности. Мой мир рушился, рассыпаясь бесцветными квадратиками.

Скрип двери не пробился в окруживший меня кокон боли от предстоящей потери.

- Вот ты где. Обыскался тебя в этом клоповнике. Чего ревешь?

Я с усилием повернула голову и воздух застрял в горле, вызвав мучительный спазм. Я открыла рот, судорожно пытаясь протолкнуть воздух в сжавшееся горло.

На пороге стоял… Драгомир. Собственной белобрысой персоной. Но он был настолько другим, что я было подумала, что у меня галлюцинации. В брендовом костюме, с дорогими часами, хищно блеснувшими на запястье из-под манжеты с запонкой. Высокомерен и элегантен, как роллс-ройс. Ироничная обаятельная улыбка расцвела на скуластом лице, как только он нашел меня глазами.

- Привет, звездочка! Что случилось? – он стремительно вошел и навис надо мной.

- Ребенок… - пискнула я, ощущая нереальность происходящего. Может у меня бред? Домечталась?

- Какой ребенок? – нахмурился волхв.

- Мой. И кажется, я его теряю… - всхлипнула я.

- А ну-ка, ляг на спину, - Драгомир положил одну ладонь мне на лоб, вторую на живот, - и правда… Надо же! Ну-ка, потерпи немножко.

От его ладоней пошло такое тепло, что я невольно с облегчением выдохнула. Когда Драгомир убрал руки, я почувствовала, что напряжение меня совершенно покинуло. Было даже чувство легкой эйфории, о того, что ничего не болит. И теперь я знала, что все будет хорошо.

- Драгомир…

- Ярушка, ты пока полежи немножко, а я здесь поброжу. Вернусь! Не делай такие испуганные глаза, – он наклонился и нежно поцеловал меня в лоб, - и я тоже рад тебя видеть. Теперь все будет хорошо.

Предвосхитив мое желание вцепиться в лацканы и завалить градом вопросов, сразу же разогнулся и доставая из кармана мобильник, вышел из палаты.

- Мариночка, а кто у нас лучший гинеколог в городе? – спрашивал он в трубку уже холодным, требовательным тоном большого начальника.

- Это кто? – моя соседка опасливо просунула голову в дверь после его ухода. На лице был испуг пополам с восхищением.

- Брат, - радостно, с облегчением рассмеялась я, словно скидывая ношу, которую все эти месяцы носила одна. Как же хорошо знать, что есть плечо, на которое можно опереться. Вернулся! Он вернулся за мной! Смог!

Через несколько минут вокруг меня началась муравьиная суета. Меня перевели в отдельную палату, похожую на номер-люкс в отеле. С просторной кроватью и светлой мебелью.

Медсестры заново взяли анализы, даже прикатили переносной аппарат узи. Недоумение персонала во время процедуры сменилось священным трепетом, когда вошел Драгомир в сопровождении строгой дамы, давно за пятьдесят. Та внимательно осмотрела анализы, назначение, задумчиво поправляя дизайнерские очки. Медсестра, оглянувшись на вошедшую, едва не присела на пол: «Это же сама Ясенецкая! Ой, мамочки».

- Господин Вольховский, как по мне – так все хорошо с вашей барышней. Возможно, в предыдущие анализы закралась ошибка, слишком разителен контраст. Но до завтра я бы рекомендовала подержать ее здесь под присмотром. Вы меня, конечно, с дня рождения выдернули, негодник. Но ради вас я проконтролирую ее состояние лично.

- Уверен, ей стало лучше от одного присутствия такого профессионала, как вы, - обезоруживающе улыбнулся Драгомир.

- Ведь знаю, что льстите, но продолжаю слушать, - усмехнулась дама.

- Ни в коем случае. Мое сердце всегда у ваших ног, - элегантным жестом он прикоснулся губами к руке врача.

- Несносный. Но такой обворожительный, - покачала головой Ясененцкая и вышла из палаты. Вслед за ней ушмыгнула медсестра с аппаратом. Мы остались одни.

Когда за медсестрой мягко закрылась дверь, он со своей фирменной ухмылкой, пересел на кровать и взял меня за руку. Я невольно посмотрела на его руку и заметила свой перстень. Изменившийся – рун на нем больше не было.

- Начинай. Я же вижу, что у тебя подгорает.

- Я так рада тебя видеть! – я беззастенчиво повисла у него на шее, целуя в обе щеки, - Очень! И… спасибо за все.

- Я тоже рад, Ярушка. И не сделал ничего особенного. Хорошо, что просто подоспел вовремя. Так что с вопросами?

- Как ты меня нашел?

- И все? – он откидывается и закатывает глаза, - моя служба безопасности не зря ест свой хлеб. Пробили через реконструкторов твой номер. Мобильник отследили до больницы. А тут уже я сам.

- Как… он?

- Допек. Достал. Задрал. Меня и окружающих. Злой, как черт. Все уже воют. Ой, да что ты лыбишься!

- Почему ты так долго? – шепчу, - я уже и не надеялась…

- Какое долго? Меня три недели не было! С таким-то ускорителем, как твой медведь…

- У меня пятый месяц, Драг.

- Я… прости, моя хорошая. Забыл про эту разницу между мирами. Ребенок Беригора?

- А ты думаешь я тут в загул ушла? – вспыхнула я.

- Не злись, я спросил для проформы. И без тебя вижу ауру мальчишки. А теперь серьезно, Яра. У тебя проблемы со здоровьем именно потому, что твой ребенок «не местный». И этот мир старается выдавить его, как чужеродное тело. Если не уйдешь со мной, не сможешь его выносить. Ты и продержалась столько только потому, что на тебе амулет Мары. Он как аккумулятор, отдавал ребенку энергию нашего мира.

- Драг! – я испуганно прижимаю ладонь к животу.

- Спокойно, – он крепко сжимает мою руку, - я подпитал, тебе хватит даже на пару недель. Защиту поставил. Так что времени у нас полно. Тебя пролечат сколько надо и…

- И…?

- И уйдешь со мной, если захочешь.

- Если? Неужели ты думаешь, что я не захочу?! Ты нашел способ?

- Твой мужик может быть крайне убедительным, - ухмыляется Драгомир, - а если честно – та сила, что ты мне отдала – ее оказалось так много, что... Я о таком и мечтать не мог. Надо было только найти тропинку, что ты прожгла своим переходом. Чтобы ходить без кольца. Это было самое сложное. Но ты должна знать: дорога будет в одну сторону, вернуться ты уже не сможешь. Ты отдала мне свою силу и уже не вырвешься, когда я тебя перенесу.

- Смеешься? Для чего мне сюда возвращаться?

- А когда-то уверяла что жить не можешь без маркетов и компов, - чтобы Драгомир и не съязвил?

- Без интернета и реконструкторов, ехидна ты, злая. Но все познается в сравнении. И теперь я точно знаю, что смогу прожить без этого.

- Хорошо, мы уйдем, когда ты будешь готова. А я смогу нырнуть сюда, если у тебя вдруг кончится кофе. Тихо, задушишь! – но его окрик не остановил меня, и я с визгом повисла у него на шее.