Дело смерти

ГЛАВА 24

Тем вечером, когда уже все спят, я пробираюсь в темноте к палатке Кинкейда. К счастью, он поставил ее недалеко от моей, так что идти недалеко.

Он расстегивает молнию, и я вползаю внутрь — мне не хочется оставаться одной. Воспоминания о мицелии, опутавшем меня, о цветах, ласкавших мою кожу… Кажется, что стоит мне закрыть глаза, и земля поглотит меня, если рядом не будет Кинкейда, чтобы помочь.

Но мы не спим. Вместо этого мы занимаемся сексом — тихими, сдержанными движениями, от которых палатка немного колышется. Кинкейд не спешит, он медлит и дразнит, то входя в меня, то выходя, то замирая, чтобы провести языком по моему телу. Иногда он снова опускается ко мне между ног, словно жаждущий мальчишка, который не может насытиться, а потом переворачивает меня на спину и берет сзади.

В какой-то момент, в тумане похоти, снаружи раздаются шаги, хруст веток на земле, и луч фонарика выхватывает силуэт.

Я замираю, но Кинкейд не останавливается.

— Уэс, — шепчет Эрнандес. — Ты не спишь? Куда ты положил запасные колышки?

Кинкейд кладет руку мне на рот и прокашливается.

— В сумке с дополнительными одеялами, — говорит он ровным голосом, будто в этот самый момент не входит в меня.

Я смотрю на Кинкейда широко раскрытыми глазами, а он ухмыляется, явно наслаждаясь тем, что мы трахаемся прямо перед его коллегой, который пока ничего не подозревает, но может нас в любой момент поймать.

— Спасибо. Извини, что разбудил, — говорит Эрнандес и удаляется.

— Я не спал, — бросает ему вдогонку Кинкейд и быстро доводит меня до оргазма, так и не убирая руки.

После этого я сплю крепко, без плохих снов, пока Кинкейд не будит меня на рассвете.

— Тебе лучше вернуться в свою палатку. Как только солнце взойдет, все тут же проснутся.

Мне казалось, я вернулась в свою палатку в сером рассветном сумраке незамеченной, но позже ко мне подходит Лорен, отводит меня в сторону и говорит:

— Я видела, как ты утром выходила из его палатки.

У меня неприятно сводит живот, и я виновато на нее смотрю.

— Ну, ты же сама говорила, что он вечно на меня пялится. Просто хотела проверить, правда ли это.

Я ожидаю, что она рассмеется, ведь она всегда подшучивала надо мной из-за Кинкейда, но она не смеется. Выражение ее лица серьезно, тон суров.

— Я хочу, чтобы ты была осторожна, — говорит она. — Он пользуется тобой.

Я хмурюсь.

— Нет, это не так. Что ты имеешь в виду?

Она кладет руку мне на плечо и слегка сжимает его.

— Просто будь с ним осторожна, пожалуйста.

После этого, все завтракают овсянкой с орехами, и нам поручают свернуть палатки. Но я не могу перестать думать о словах Лорен. Я знаю, что Кинкейд не пользуется мной, потому что это я все начала. Хочу, чтобы она это знала, но мне никак не удается застать ее наедине, без Рава или Мунавара.

Как раз, когда мы собрали все палатки в свои рюкзаки, Кинкейд, который о чем-то серьезном совещался с Эрнандесом, слушая маленькую рацию в руке, поворачивается к нам.

— Ребята? — гремит Кинкейд, бросая нам беспокойную улыбку. — Боюсь, у меня плохие новости. Метеоцентр сообщает, что через сорок восемь часов на нас обрушится мощный тихоокеанский шторм, а первые волны достигнут нас через 24 часа. Полуостров открыт стихиям со всех трех сторон, и погода здесь обычно и так отвратительная. Мы не можем рисковать и должны немедленно вернуться в поселение.

Все разражаются разочарованным стоном, включая меня.

— Знаю, знаю, — говорит Кинкейд. — Я расстроен не меньше вашего, особенно учитывая, что погода сейчас впервые за долгое время стоит просто великолепная. Но здесь все меняется слишком быстро. Мы можем перенести поездку на следующую неделю, как только шторм утихнет. По крайней мере, тогда вы будете знать, чего ожидать.

— А еда будет получше сэндвичей? — спрашивает Мунавар.

Кинкейд усмехается.

— Да. Обещаю.

И после этого мы все надеваем рюкзаки, зная, что нам предстоит путь вниз, а не вверх.

Забавно, но дистанция от Мадроны помогла мне прочистить голову. Не считая моих странных сексуальных галлюцинаций в лесу, поскольку я до сих пор не понимаю, какого черта это вообще было. Я решаю завернуть тот момент в красивый бантик и запихнуть обратно в голову, где он будет собирать пыль вместе с другими воспоминаниями, на которые я не хочу больше смотреть.

По крайней мере, обратный путь по тропе проходит быстрее, чем подъем вверх. Я стараюсь сосредоточиться на плюсах раннего возвращения в поселение, и единственное, что приходит на ум, — это то, что прокрасться на лодку Кинкейда посреди ночи мне будет куда проще, чем в палатку. И для меня этого вполне достаточно. Заниматься сексом с Кинкейдом — вот единственное, что в последнее время кажется нормальным, словно только он и помогает мне сохранять подобие рассудка.

Но когда мы наконец добираемся до квадроциклов, погода начинает меняться. Становится намного холоднее, дует влажный океанский бриз, а тучи угрожающе низко нависают, суля дождь.

Разумеется, раз мы вернулись раньше времени, лишнего квадроцикла нет, потому что Ник уехал.

— На всех не хватает места, — говорит Кинкейд, задумчиво потирая подбородок.

— Я могу ехать в прицепе! — предлагает Мунавар.

— Все равно места мало, — говорит Эрнандес. — У нас два квадроцикла и три группы, так что одной группе придется остаться, пока другие отвезут людей и вернутся за вами.

— У меня ружье, — говорит Кинкейд. — И только у меня есть на него лицензия. Я останусь.

А я не собираюсь возвращаться в поселение без него.

— Я тоже останусь, — подаю я голос, и мне плевать, если это покажется странным. Я нарочно избегаю взгляда Лорен, но затем она говорит:

— Я тоже.

— И я, — говорят Мунавар и Рав.

Патрик, который был с нами на подъеме, пожимает плечами и говорит, что тоже останется.

— Теперь выясним, кто из вас умеет управлять квадроциклом, — говорит Эрнандес, потирая руки.

Неожиданно Наташа поднимает руку.

— У моих родителей молочная ферма. Я справлюсь.

Так Наташа садится за руль, выглядя вполне уверенно, Эрнандес — за руль другого, а остальные студенты забираются в прицепы. Они машут нам и уезжают, оставляя нас в клубах пыли.

Я сглатываю.

— И что теперь? — спрашиваю я, в поисках руководства глядя на Кинкейда.

— Мы можем сидеть здесь сложа руки, а можем двинуться в путь, — говорит он. — Я голосую за то, чтобы идти. Уверен, мы уже пройдем половину пути, когда они за нами вернутся. Это лучше, чем ждать.

Мы начинаем спускаться по лесовозной дороге. Дождь пока не начался, и ветер стихает до полного штиля. Но на смену ему поднимается туман, он конденсируется на всем вокруг, делая атмосферу холодной, сырой и жуткой. Лес поднимается по другую сторону дороги, но сквозь деревья видно всего на несколько ярдов, а верхушки скрываются в пелене тумана.

Сначала мы почти не разговариваем, воздух наполняется густой, зловещей тишиной, которую нарушает лишь хруст грунтовой дороги под нашими ботинками и мягкий перезвон медвежьих колокольчиков. Из-за тумана появляются комары, и я отмахиваюсь от них, пока они звонко жужжат.

Но пока я это делаю, что-то в затуманенном лесу привлекает мой взгляд.

Там что-то есть, что-то темное крадется, скользит между стволами.

— Эй, ребята, — говорю я, повышая голос. — Может, мне мерещится, но там справа что-то есть? Посмотрите между деревьями.

Кинкейд инстинктивно тянется рукой назад к ружью, пока все смотрят туда, куда уставилась я.

— Не знаю, трудно разобрать, пока мы в движении, — говорит Рав. — Может, нам ост…?

— Нет, — обрывает его Кинкейд, снимая ружье с плеча. — Нет, мы продолжаем идти. И продолжаем говорить. Громко.

— Отлично! — восклицает Мунавар. — Потому что мне кажется, там что-то слева.

Наши головы поворачиваются на другую сторону дороги. Я щурюсь, разглядывая шевелящиеся кусты, пока из них не поднимается черный силуэт.

— Что это? — шепчет Лорен. — Это медведь?

— Может, волк? — говорю я, теперь оглядываясь на правую сторону. Что бы это ни было, оно держится ближе ко мне справа, оставаясь вне поля зрения. Смутная темная фигура в зарослях ежевики шелестит, продирается сквозь них. Если бы туман немного рассеялся, мы бы разглядели лучше, но никто из нас не хочет подходить ближе.

— Нет, я думаю, это медведь, — говорит Кинкейд. — Два взрослых медведя по обе стороны от нас.

— Гризли? — дрожащим голосом спрашивает Патрик.

— Черные медведи, — отвечает Кинкейд. — Которые, как вы знаете, обычно держатся подальше. Они не хотят нам докучать, а мы — им. Возможно, им просто любопытно, они отгоняют нас за пределы своей территории. Поэтому они и не подходят ближе.

Но при слове «медведи» я представляю не мать с медвежатами, которых мы видели вчера. Я представляю себе нечто иное. Того козленка, того волка. Я вижу медведя, с черепа которого сползает шкура, обнажая белую челюсть, острые зубы, пустую глазницу, заполненную извивающимися мицелием. Я представляю себе бьющееся сердце, покрытое мхом, и легкие, наполненные оранжевыми спорами.

И чем дольше я вглядываюсь в очертания среди деревьев, тем больше мне кажется, что я вижу именно это. И движется медведь тоже странно — прихрамывая, волоча ноги, и иногда, когда туман кое-где рассеивается, мне кажется, что я вижу взъерошенную, торчащую дыбом шерсть, как у гиены.

Пожалуйста, пусть это будет обычный медведь, пожалуйста, пусть это будет обычный медведь.

Я ловлю взгляд Кинкейда, когда он оборачивается ко мне, и по суровому выражению его лица, и по тому, как он держит ружье, я понимаю, что он думает о том же.

— Серьезно, к черту это место, — ворчу я себе под нос.

Но когда я смотрю на остальных, ожидая увидеть осуждение, они лишь кивают в согласии.

И правда, к черту это место.

Мы продолжаем идти. Колокольчики звенят громче. Мунавар во весь голос запевает гимн Бангладеша, а затем начинает перечислять игроков своей любимой крикетной команды. Мне кажется, мы все чувствуем, что сходим с ума, слушая его, но все это время медведи в зарослях продолжают идти за нами по пятам. Даже когда Кинкейд предлагает ускориться, медведи легко поспевают за нами, а их движения становятся все более хаотичными.

— Как долго мы сможем так идти? — спрашиваю я у Кинкейда.

— Столько, сколько потребуется, — отвечает он, сжимая оружие. — Не волнуйся, патронов у меня достаточно.

В обычной ситуации я бы стала протестовать, ненавидя саму мысль о стрельбе, даже в целях самообороны. Кажется, я бы предпочла немного пострадать, но не убивать. Но я знаю — это не обычные медведи. Я чувствую это душой, кровью, всеми фибрами. В прямом смысле чувствую, будто мои вены вибрируют.

Затем туман сгущается еще сильнее, почти скрывая деревья, но мы все еще видим медведей, а это значит, что они приближаются.

Намного ближе.

— Я хочу бежать, — говорит Рав, его дыхание сбивается. — Когда уже можно бежать?

— Никогда, — резко отвечает Кинкейд. — От медведя никогда не бегут. Продолжаем делать то, что делаем, и в конце концов…

Он замолкает, услышав рев мотора.

— О, слава богу! — взвизгивает Лорен. — Они здесь!

Сквозь туман пробиваются фары, и квадроцикл едва не сбивает нас с ног, заметив в последний момент.

— Чуть не столкнулись, — говорит Эрнандес, резко затормозив. Он смотрит на наши лица, потом на ружье. — В чем дело?

— Медведи! — кричит Кинкейд, торопливо усаживая нас всех. Поскольку свободного места нет, он запрыгивает в прицеп сзади и бьет кулаком по металлу. — Вперед, вперед, вперед!

Мы едва успеваем пристегнуться, как Эрнандес резко выворачивает руль, и я опасно свисаю с края, кусты ежевики и салала задевают мои бедра.

И именно в этот момент я вглядываюсь прямо в туман, прямо в чащу и вижу очертания существа, несущегося на меня. Всего лишь мельком: пустая глазница, белый череп, свалявшаяся шерсть, пасть, распахнутая в рыке.

Квадроцикл срывается с места как раз вовремя, из-под колес летят камни и грязь, а Кинкейд подскакивает в прицепе позади нас, с ружьем наготове, пока мы мчимся вниз по дороге.

— Вы это видели? — шепчу я, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Я это видела, — твердо заявляет Лорен.

Мое облегчение ощутимо.

Она видела это полумертвое создание.

Я, черт возьми, не сошла с ума.

— Смотрите! — кричит Рав.

Мы наблюдаем, как вдалеке существа выходят на середину дороги, все еще наполовину скрытые туманом, так что видны лишь их силуэты. Они не бросаются за нами в погоню, но к медведям присоединяются другие. Кажется, их собралась целая дюжина, и они смотрят нам вслед, пока туман не поглощает их полностью.

Лорен протягивает руку и сжимает мою, и я сжимаю ее в ответ.

— Может, бешеные медведи? — предполагает она.

— Может быть, — соглашаюсь я. Но я-то знаю, что это не так.

Даже близко.

К тому времени, как мы возвращаемся в поселение, туман немного рассеивается, и мы сразу же направляемся в столовую на ужин. Атмосфера все еще напряженная, особенно для тех, кто видел медведей, и мы в основном едим молча. Даже другие группы кажутся взволнованными, пока мы уплетаем куриные пироги. Несмотря на то, что в камине вовсю полыхает огонь, меня не отпускает озноб.

После ужина некоторые из нас остаются в общей гостиной, перекусывая печеньем с кружками горячего шоколада. Я отдыхаю с нашей обычной компанией, хотя теперь к нам присоединился Патрик. Мы сидим в креслах в углу, обсуждая увиденное, пытаясь найти этому хоть какое-то объяснение. Кажется, только я и Лорен разглядели у медведей разорванные морды, но остальные не ставят под сомнение наши слова. Напротив, они верят нам. Произошедшее словно бросает вызов законам природы.

— Странное ощущение, — говорит Лорен, откусывая печенье и смахивая крошки с бедер. — Не только от сегодняшней вылазки, но и вообще. — Она жестом указывает вокруг. — Это место. Поселение.

Я вынуждена согласиться. Чувствую, что, вернувшись раньше времени, мы чему-то помешали. Знаю, что поселение — это просто скопление зданий, но иногда, особенно ночью, мне кажется, что у него есть собственный характер — и характер не из приятных. Возможно, угрюмый. А сегодня мне кажется, что он хочет, чтобы мы убрались отсюда, что нам здесь не место.

— Ладно, я, пожалуй, сегодня пораньше пойду, — заявляет Лорен, поднимаясь на ноги.

— Да, я тоже, — говорит Рав, сдерживая зевок. Они с Лорен переглядываются, и между ними проскакивает понимающий взгляд, прежде чем они машут нам на прощание и вместе поднимаются по лестнице.

— О, они точно трахаются, — заявляет Мунавар.

Я толкаю его локтем, едва не проливая горячий шоколад на его футболку с надписью «Все грибы съедобны — но некоторые только один раз».

— Не, ну а что же еще, — поддерживает Патрик. — Хорошо, что я не их сосед.

После этого и мы решаем, что пора закругляться.

Я прощаюсь с ребятами, отпираю свою дверь и захожу в комнату. Направляюсь прямиком к раковине, смывая с лица и рук все следы похода, пока не чувствую себя чистой и свежей, даже если мои мысли все еще в тумане.

Внезапно раздается невероятно громкий, оглушительный тревожный сигнал, в комнате начинает мигать красным, словно я в подводной лодке, на которую летит ракета. Я взвизгиваю и затыкаю уши ладонями, но не могу заглушить этот шум, пока звук сотрясает все здание.

— Внимание, — голос объявляет через динамики, о которых я даже не подозревала. — В районе замечено опасное животное. Немедленно укройтесь в убежище. Внимание. В районе замечено опасное животное. Немедленно укройтесь в убежище.

— Боже мой, — всхлипываю я, подбегая к двери и распахивая ее, чтобы увидеть, как все выходят из своих комнат — кто взволнованный, кто в панике.

— Думаешь, это те медведи? — говорит Мунавар, хватая меня за руку, и я не могу понять, волнуется он или нет.

— Какие медведи? — спрашивает Наташа, держа Джастина за руку.

В дальнем конце коридора я замечаю Лорен и Рава, которые вываливаются из ее комнаты, их одежда помята, а волосы в беспорядке. Если бы я сама не начинала паниковать, мне бы показалось это комичным — поселение буквально прерывает их любовные утехи.

— Мы заперты! — кто-то кричит снизу.

Мы все несемся по ступенькам в общую гостиную, где Тошио тщетно пытается открыть дверь. Она поддается всего на дюйм, прежде чем упирается в металлическую преграду.

— Да быть не может, у них автоматические ставни! — восклицает Джастин. — Мы словно оказались в эпицентре ограбления банка!

Дверь в ресепшен открывается, и на пороге появляется Мишель, красная, взволнованная, с поднятыми ладонями.

— Всем сохранять спокойствие! — кричит она. — Не паникуйте. Такое иногда случается, вероятно, это просто пума.

— Да, но пумы избегают людей, если есть возможность, — указывает Нур. — Они же не велоцирапторы, которые пытаются прорваться внутрь.

— Я не хочу это представлять! — визжит Мунавар.

Хаос. Настоящий хаос.

— И почему окна не защищены? — говорит Лорен, вглядываясь в одно из них.

Это наводит меня на мысль. Я решаю подняться обратно по лестнице в свою комнату.

Спешу к окну, чтобы посмотреть, что происходит. Вижу людей, бегущих среди деревьев, и хотя я не могу разобрать, кто это, некоторые из них держат в руках ружья.

Боже. Это и вправду что-то серьезное.

Я продолжаю наблюдать, выискивая кого-то еще, что-то еще, но кажется, они все вне моего поля зрения. Уже собираюсь вернуться вниз к остальным, когда движение привлекает мой взгляд.

Оно движется на корточках, совсем как животное, бледное, но затем выпрямляется под кедром напротив меня, приобретая явно человеческие очертания, и начинает карабкаться вверх. Ветви кедра начинают трястись, и время от времени мелькают руки, ноги, лицо, пока наконец оно не залезает на ветку на уровне моих глаз.

Крик застревает у меня в горле.

Это Клэйтон.

Сначала трудно разобрать, потому что его лицо скрыто тенью, но понятно, что оно мокрое, и когда я понимаю, что оно залито кровью, меня тошнит.

Он смотрит прямо на меня, голый. Его грудь рассечена, края раны стянуты скобами. Его пальцы впиваются в ветку, и он пытается говорить, сказать мне что-то.

Я уже собираюсь открыть окно, как вдруг он резко оборачивается, чтобы посмотреть позади себя, и группа людей встает под дерево. Раздается выстрел, от которого дрожит стекло, пуля попадает в Клэйтона, и он падает с дерева на землю, словно тряпичная кукла.

Я кричу.

Кричу и кричу, а затем кто-то внизу поднимает взгляд на меня, его лицо в тени.

Майкл.

Затем он исчезает, а Клэйтона утаскивают с глаз долой, как раз в тот момент, когда в мою комнату врываются Лорен и Рав, за ними следуют остальные.

— Что такое, что случилось? — восклицает она. — Я слышала выстрел!

Я указываю на дерево, яростно тряся рукой.

— Клэйтон! Это не пума, это Клэйтон! Он был на дереве, и они в него стреляли. Боже мой, они, черт возьми, подстрелили его, они убили его!

— Клэйтон? — переспрашивает Лорен.

— Клэйтон улетел домой, — говорит Патрик.

— Я знаю, но он не улетел! Кинкейд солгал, он солгал. — Боже мой, он солгал мне. — Он солгал нам всем. Они все нам лгут! Это был Клэйтон. Я знаю, что это был он. Выйдите и проверьте, там будет кровь! Они застрелили его!

— Ладно, успокойся, — говорит Мишель в дверях, пробираясь в мою комнату через толпу, грубо хватая меня за плечи. — Это ты лжешь, Сидни. Клэйтон уехал домой. Ты видела пуму.

— Нет, не видела! — рычу я, пытаясь вырваться от нее. — Отпусти меня! Убери свои гребаные руки!

Мишель впивается ногтями еще сильнее, ее ужасные розовые губы искривлены гримасой, и тогда Лорен оказывается рядом, дергая ее за рукав.

— Она сказала не трогать ее, отвали нахрен! — кричит Лорен, и затем Наташа делает шаг вперед, хватая Мишель за другую руку. Если бы я не была в дикой панике, я была бы тронута их поддержкой до слез.

Отступаю назад, пока не упираюсь в стену.

— Это правда! Я видела Клэйтона. Они солгали о нем, они держали его здесь, он выглядел так, будто его оперировали, и…

— Ладно, ладно, что тут происходит, — говорит Майкл.

Я замираю, увидев, как он входит в дверь в сопровождении Эверли и Дэвида.

— Все расходитесь, ты тоже, Мишель.

— Нет! — кричу я, пытаясь удержать Лорен. — Нет, я не останусь наедине с вами. Вы убийцы!

— Ты слишком остро реагируешь, Сидни, — говорит Эверли своим спокойным голосом. — Все в порядке, все здесь знают, что ты склонна к таким вещам.

Я в замешательстве качаю головой.

— Что значит «все здесь знают»? — смотрю на Лорен. — Что они вам сказали?

Она просто смотрит на меня, моргая.

— Они знают, что тебе пришлось через многое пройти, — говорит Эверли, приближаясь. Она смотрит на Лорен и жестом головы указывает ей уйти. Лорен выглядит растерянной. — Все в порядке, Лорен. Ты хорошая подруга. Но очевидно же, что она не видела Клэйтона на дереве. В этом нет никакого смысла. Если ты не веришь нам, у нас есть записи о рейсе гидросамолета. У нас есть данные о его вылете из Ванкувера в Монтану. Мы с радостью покажем тебе, но сначала нужно позаботиться о бедной Сидни, — она делает жалкую гримасу в мою сторону.

— Пошла нахрен! — взвизгиваю я и пытаюсь броситься на нее, но Майкл подскакивает ко мне и ловким движением заламывает мне руки за спину.

— Все вон! — гремит Майкл. — Дэвид, проводи всех по комнатам.

Дэвид пытается, но это все равно что собирать кошек в стадо — никто из студентов не хочет уходить.

— Не оставляйте меня одну с ними, — умоляю я.

— Хватит, Сидни, — резко обрывает меня Эверли. Она смотрит на всех. — Как вы можете видеть, ей необходимо лечение и забота. Пожалуйста, вернитесь в свои комнаты. Мы просто осмотрим ее в медпункте. Мы выпустим ее, когда закончим.

— Немедленно! — рявкает Майкл, и этого достаточно, чтобы все вздрогнули и начали медленно выходить из комнаты.

— Тебе нужно успокоиться, — говорит Эверли, поворачиваясь ко мне спиной, пока остальные уходят. Она достает из халата шприц и вонзает его мне в руку. — Вот. Теперь мы можем отвести тебя на прививку от бешенства. Тебе пора сделать последнюю.

Я почти мгновенно чувствую действие укола. Комната начинает плыть, а колени подкашиваются. Только сейчас я замечаю, что темная рубашка Майкла забрызгана кровью.

— С тобой все будет хорошо, — говорит Эверли, в то время как мир начинает расплываться. — У тебя просто приступ. Но не волнуйся, медсестра Эверли все исправит.