Дело смерти

ГЛАВА 25

Мое сознание то проваливается в небытие, то возвращается в реальность. То я парю в темноте, в вечной пустоте, то меня тащат вниз по лестнице, Эверли с одной стороны, Майкл — с другой. Я слышу, как студенты спрашивают, все ли со мной будет в порядке. Слышу, как они шепчутся друг с другом, не сошла ли я и правда с ума. Кто-то упоминает, что я пыталась напасть на Эверли, и меня, вероятно, накажут, может, даже отправят домой.

Но меня ведут не в медпункт. Внезапно дверь распахивается, ставни уже убрали, и меня вытаскивают на улицу, в прохладный ночной воздух. Туман влажно оседает на коже, и я пытаюсь дышать, пытаюсь сообразить, что мне нужно делать.

Мне нужно освободиться от них. Да. Мне нужно бежать.

Они начинают тащить меня в сторону лаборатории.

Я упираюсь изо всех сил, но это жалкая попытка.

— Какого черта вы творите? — слышу гневный рев Кинкейда.

Мое сердце пропускает удар.

Он здесь, он здесь.

Я пытаюсь поднять голову, чтобы взглянуть на него, но могу лишь смотреть на грязную землю, где в поле моего зрения появляются его черные армейские ботинки.

Это… что, брызги крови на них?

Страх впивается в меня, словно нож.

Я вспоминаю, что Кинкейд солгал мне о Клэйтоне.

О боже, что он сделал?

— Ты немного опоздал, доктор, — холодно говорит Майкл. — У нее срыв.

— С ней все в порядке, — говорит Кинкейд и делает шаг вперед, чтобы схватить меня, но Майкл преграждает ему путь.

— Назад, Уэс, — предупреждает Майкл.

— Назад? — Кинкейд усмехается. — Ты это серьезно? Она, черт возьми, моя пациентка.

— И пациентка, которую ты трахаешь, — сквозь зубы, с такой горечью, что у меня будто что-то впивается в затылок, бросает Эверли.

Она ревнует.

— Отвали, Эверли, — говорит Кинкейд. — Это тебя не касается.

— У нее срыв, — снова говорит Майкл. — И твои сеансы ни капли не помогли, это я уже понял. «Профилактика», черт побери, ага. Нам нужно действовать. Изучить ее мозг, выяснить, в чем проблема. Посмотреть, сможем ли мы ее исправить.

«Простите, что?» — мысленно восклицаю я. Стону, пытаюсь вырваться, закричать, но не могу.

— Держись, Сид, — говорит мне Кинкейд, пытаясь звучать спокойно. — Вы доверили ее моей заботе. Оба, — обращается он к ним, и в его голосе сквозит ярость. — Так что вы не посмеете тронуть ее даже пальцем, или, клянусь богом, я спалю это проклятое место вместе с вами. Особенно с вами.

— Пустые угрозы, — говорит Майкл. — Ты уже говорил это раньше, и все еще здесь.

— Я не бросаю слов на ветер, — рычит Кинкейд. — Она моя.

Эверли вздыхает.

— Ты как пещерный человек. Ладно, блядь, какая мне разница, что ты делаешь. Мне все равно.

Майкл презрительно фыркает.

— Что? — огрызается Эверли. — Мне плевать.

— Конечно, дорогая, — саркастически говорит Майкл. — Порой я не могу понять, кто станет твоей погибелью здесь, Сидни или Уэс? Возможно, они оба, хм?

Эверли внезапно отпускает меня, и я оседаю, удерживаемая лишь жестокой хваткой Майкла.

— Отправляйтесь все к черту, — говорит Эверли, и я слышу, как она уходит.

— Ты первая, — бормочет себе под нос Майкл, но все еще держит меня слегка на расстоянии, словно я заразная.

— Майкл, ты травмируешь ее, — тихим голосом говорит Кинкейд. — Ты думаешь, она сейчас не слышит этого, не чувствует?

Майкл хрюкает и начинает отпускать меня. Внезапно Кинкейд бросается вперед, удерживает меня за талию и поднимает.

— Будь осторожнее, — говорит Майкл, пока Кинкейд прижимает мою голову к своей груди. Все мое тело обмякает, безвольно повисая на нем. — Тебе нужно быть намного осторожнее.

— Это вам нужно взять ситуацию под контроль, — говорит Кинкейд. — Еще одна ошибка — и все мы окажемся на краю пропасти. А ты потеряешь больше всех.

Майкл горько смеется.

— Вот здесь ты ошибаешься, доктор. Вот здесь ты ошибаешься.

Затем он уходит, оставляя меня и Кинкейда одних.

— Господи, — ругается он, тяжело выдыхая, и целует меня в макушку. — Сид, ты в порядке?

Я пытаюсь говорить, но из меня вырывается лишь бессвязное бормотание.

— Ничего, — говорит он. — Я отведу тебя на лодку.

Он наклоняется, подхватывает меня на руки и несет мимо тотемного столба и настила, вниз по трапу, к причалу.

Он поднимает меня на борт и спускается по лестнице, затем относит в свою каюту и укладывает на койку.

— Ты проспишь несколько часов, пока не пройдет действие седативного, — говорит он. — Я не знаю точно, что тебе ввели, но с тобой все должно быть в порядке. Я буду рядом, присмотрю за тобой. Ты в безопасности.

Затем он нежно целует меня в лоб, натягивает на меня одеяло, укутывая.

«А действительно ли я в безопасности, если совсем тебя не знаю?» — думаю я. — «Ты солгал мне. На твоих ботинках кровь».

Неужели он убил кого-то?

— Доброе утро, солнышко.

Я стону, шевелюсь, и голова тут же раскалывается от боли, словно внутри кто-то бьет в барабан. Медленно открываю глаза и вижу люк над собой. Но солнца нет. Лишь темные тучи, быстро плывущие по небу. Лодка мерно покачивается, вода плещется о борта и причал.

Поворачиваю голову и вижу Кинкейда, сидящего в кресле в углу каюты, с кружкой чего-то похожего по запаху на мятный чай. Под его глазами залегли темные круги, а щетина превратилась в бороду. Он выглядит изможденным, что заставляет меня предположить, что я выгляжу еще хуже.

— Не пытайся сразу вставать или делать резкие движения, — предупреждает он меня, и его голос суров, но тих. — Ты еще какое-то время будешь вялой. Я не знаю точно, сколько седативного тебе вколола Эверли, но это было близко к опасной дозе. Ты пробыла без сознания всю ночь.

Я пытаюсь сглотнуть, но во рту сухо. Все события прошлой ночи всплывают на поверхность, и я пытаюсь отмахнуться от них, не желая сталкиваться с ними лицом к лицу, не желая, чтобы мое отношение к Кинкейду изменилось.

Но оно уже изменилось. Мое сердце сжимается.

Так ужасно сжимается.

— Мне жаль, — говорит он, смотря на мое лицо. — Мне правда жаль, — он помогает мне медленно сесть, затем протягивает кружку с чаем и снова садится.

— Ты солгал мне. — Я резко вдыхаю, готовясь к боли. — Это ты убил Клэйтона?

Он качает головой.

— Нет.

— Почему я тебе не верю?

Он пожимает одним плечом, глядя на свои руки.

— Потому что доверие, которое было между нами, разрушено. Вот и все, Сид.

Я делаю глоток чая, позволяя ему согреть мое горло, пытаясь собраться с мыслями, прежде чем проглотить.

— Почему ты солгал мне?

Он тяжело выдыхает через нос.

— Договор о неразглашении, — он смотрит на меня с болью в глазах. — Прости. Это правда.

— Так теперь это вопрос того, что ты не доверяешь мне, — говорю я ему.

— Насколько я знаю, ты можешь улететь первым же гидросамолетом сразу после шторма. И рассказать миру о том, что видела здесь. Я, кстати, не советую. Не про отъезд — это я рекомендую. Я имею в виду нарушение контракта. Они засудят тебя, и даже если ты думаешь, что тебе нечем угрожать, они что-нибудь найдут. Ты понимаешь меня, Сид? Они поставят себе цель уничтожить тебя, — он делает паузу. — Они убьют тебя в переносном смысле. Так или иначе.

Я сглатываю, ощущая страх.

— Ты советуешь мне уехать?

Он откидывается на спинку кресла и проводит рукой по щетине на челюсти.

— Мне придется лететь с тобой на самолете. Но да. Я думаю, тебе стоит уехать.

Я смотрю на него в недоверии.

— Ты серьезно?

— А когда я не серьезен? — говорит он, не отрывая от меня взгляда. — Как только шторм утихнет, я отправлю тебя первым же рейсом отсюда.

— И ты тоже поедешь? Просто бросишь свою лодку, свою работу и уедешь?

— Мне придется вернуться в какой-то момент. Возможно, я смогу уехать лишь на несколько дней, но да. Я позабочусь о тебе, Сид. Говорил же. Я помогу тебе устроиться там, где ты захочешь. Не придется беспокоиться о финансах, тебе не придется беспокоиться ни о чем.

— Кроме того, что мне придется беспокоиться о своих друзьях здесь, в «Мадроне». Они тоже в опасности?

Он на мгновение задерживает на мне взгляд, ничего не говоря. Затем отрицательно качает головой.

— Нет.

Я выдыхаю дрожащий воздух. Мои нервы так измотаны, что я чувствую, как они рвутся один за другим, пока уже ничто не сможет удержать меня в целости.

— Они накачали меня наркотиками, потому что я узнала правду о Клэйтоне, — говорю я. — Они хотели заткнуть меня. Но они куда-то меня вели. Майкл говорил что-то о том, чтобы посмотреть на мой мозг…

Он кивает.

— Да. Они подключили бы тебя к ЭЭГ²⁵. Измерили бы твои мозговые волны.

— Но они знают, что я говорила правду, — говорю я. — Так зачем? Это была угроза?

— Ты не здорова, Сидни, — мрачно говорит Кинкейд. — У них есть доступ к моим файлам на компьютере. Они знают, что я записывал после наших сеансов. Они знают о твоих галлюцинациях. О твоем лунатизме. Они знают, что ты видела призраков.

— Нет. Нет, потому что те существа в лесу, те медведи, волки — ты тоже их видел. Они настоящие.

— Я знаю, что они настоящие, — признает он. — И Эверли с Майклом тоже это знают. Они беспокоятся не поэтому. — Он делает паузу. — Они беспокоятся по тем же причинам, что и я, с той лишь разницей, что мне не нужно изучать твой мозг и мне не нужно выписывать тебе лекарства. Я знаю, что все, что тебе нужно, — это время. Время, чтобы поправиться. Депрессия — это такая же рана, как и любая другая. Для ее заживления нужно время. Быстрого решения не существует.

— Но она накачала меня наркотиками, — говорю я ему. — Она сделала мне укол.

— Ты пыталась напасть на нее, — указывает он.

Я сужаю глаза.

— Почему создается впечатление, что ты ее защищаешь?

— Поверь, это не так, — говорит он с легкой улыбкой. — Я просто говорю тебе факты. — Он встает, открывает шкаф и достает мои леггинсы, чистое белье и мой зеленый свитер. — Я сходил в твою комнату и взял одежду. Подумал, ты захочешь переодеться. Когда будешь готова и если все еще захочешь, мы пойдем в кабинет Эверли вместе и скажем ей, что ты хочешь уехать.

Мысль об отъезде вселяет в меня надежду, и я благодарна, что мне не придется идти одной. И все же от мысли снова увидеть Эверли меня тошнит. Не только потому, что я пыталась напасть на нее — что было довольно неадекватно, унизительно и мне же во вред, — но и потому, что она накачала меня наркотиками. Она до смерти напугала меня.

И она лгала прямо в лицо всем.

— Ты можешь сказать мне что-нибудь о Клэйтоне? — умоляю я Кинкейда, прежде чем он уйдет. — Он еще жив?

Он замедляется.

— Я не уверен.

— Они… они забрали его для тестов? Они забрали его, потому что он был плохим? Потому что его никто не будет искать?

Не поэтому ли я тоже здесь?

Потому что они хотят провести опыты надо мной? Потому что меня никто не будет искать, если я исчезну? Это был их план с самого начала?

Были ли эти сеансы способом доказать мою ценность для того, чтобы остаться в живых?

Я доказала свою ценность?

Но я не произношу эти последние вопросы вслух. Я слишком боюсь ответа.

И Кинкейд ничего не говорит. Выражение его лица, стальной оттенок его глаз говорят, что ему не позволено.

Он уходит, закрывая за собой дверь каюты, чтобы дать мне уединение, и я несколько минут смотрю на чай, потерянная в мыслях, которые не имеют никакого смысла, подавленная нарастающим чувством страха.

Кажется, я права.

Кажется, они выбрали меня, потому что я была сломлена и одинока, и они хотели посмотреть, разрушусь ли я окончательно или меня можно будет спасти.

Сколько раз Кинкейд говорил, что хочет меня спасти?

Что он должен защищать меня?

Это было не для того, чтобы защитить меня от самой себя, не совсем так. Это было еще и для того, чтобы защитить меня от них. Должно быть, для них стало счастливой случайностью то, что я потеряла стипендию — никто бы вообще не заметил, если бы я никогда не вернулась домой.

Что-то застревает в моих мыслях, колючее беспокойство, но когда я пытаюсь сосредоточиться на этом, оно ускользает. Кажется, если я слишком сильно пытаюсь о чем-то думать, все просто распадается.

Я медленно одеваюсь, глубоко дыша, чтобы сдержать нарастающий ужас. Лодка продолжает раскачиваться, волны теперь бьются чуть сильнее, а на палубе веревки начинают биться о мачту.

Шторм приближается.

После того как оделась, я выхожу из каюты, замирая в дверном проеме при виде Кинкейда, сидящего за штурманским столом и смотрящего на что-то в своей руке, что он быстро убирает. Он откашливается и выпрямляется.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он.

— А ты как думаешь? Так, будто меня накачали наркотиками. Так, будто я схожу с ума от кучи лжи, которую мне все продолжают нести. Так, будто если я пробуду здесь еще минуту, в следующий раз на том дереве буду я, и в меня будут стрелять, и тащить черт знает куда. — Мое сердце начинает учащенно биться от гнева, от чего меня начинает трясти, и мне приходится опереться о дверной косяк.

Кинкейд за несколько секунд пересекает лодку, поддерживая меня.

— Не говори глупостей, Сид. Не теряй здравый смысл, это просто действие препарата. Смотри, приближается шторм. Тебе сегодня некуда идти. Ты можешь просто остаться здесь и расслабиться. Ты в безопасности. Я серьезно, — он делает паузу. — Это у меня есть ружье, и осталось много патронов, — шутит он.

Я осторожно киваю.

— Знаю. Но я хочу, чтобы Эверли знала о моих намерениях. Я хочу, чтобы она сама сказала, что мне можно уехать. Мне нужно услышать это от нее.

— Хорошо, — говорит он, наклоняясь ко мне. — Мы можем сделать это прямо сейчас, если тебе от этого станет легче. Я дам ей знать, что уезжаю с тобой.

— Ей это не понравится, — тихо говорю я.

— Вероятно, нет.

— Она ревнует, знаешь. Она ревнует ко мне, думаю. Или, может, к тебе.

Он слабо улыбается.

— Это я тоже знаю.

— Но она замужем.

— Скажем так, они не очень счастливы в браке, — сообщает он мне. — Есть причина, по которой Майкл редко бывает здесь. Но развод — дорогое удовольствие, и им обоим есть что терять. Иногда им проще закрывать на все глаза. В другие дни… Майкл любит делать мою жизнь адом, насколько это возможно.

Осознание этой мелкой драмы, того, что Эверли не так идеальна, как кажется, заставляет меня почувствовать себя немного лучше, даже если это означает, что Майкл точит зуб на Кинкейда.

И все же я должна спросить.

— Ты с ней когда-нибудь, эм… спал?

— Боже, нет, — говорит он, морща нос. — Эверли, конечно, красива, но она змея. И не в хорошем смысле.

— Но она пыталась.

Он смеется.

— Да. Она пыталась. Но хватит об этом. Знай лишь то, что какое-то время все было ужасным бардаком. — Я смотрю на него, и его лицо мрачнеет, смешок замирает на его губах. Глаза темнеют. Затем он снова откашливается и кивает мне. — Пойдем?

Он ведет меня к двери, и как только открывает ее, холодный влажный ветер откидывает мои волосы назад. Он помогает мне подняться по ступенькам и выйти из лодки. Причал мокрый и скользкий, и мне приходится опираться на Кинкейда, чтобы сохранять равновесие, но хотя бы дождя нет.

Мы поднимаемся по трапу и направляемся к северному общежитию. Я никогда не осознавала, что у Эверли здесь вообще есть кабинет, и даже в противоположном конце от офиса Кинкейда.

— Ты знаешь, здесь ли она? — шепчу я ему.

Он кивает и поднимает руку, чтобы постучать, когда дверь открывается и на пороге появляется доктор Джанет. Кажется, я не видела ее очень давно.

— Здравствуйте, — говорю я ей, гадая, невинна ли она во всем этом или это она работает над Клэйтоном, тестируя на нем их препараты.

Ее глаза округляются, и она отступает от меня, пятясь обратно в кабинет Эверли.

— А, это же Сидни Деник, — говорит Эверли через чур бодрым голосом, поднимаясь с кресла. — Джанет, ты уже познакомилась с Сидни? Вроде нет.

Джанет напряженно улыбается мне и качает головой.

— Нет. Кажется, ты была в классе, когда у меня был один из, эм…

— Эпизодов, — подсказывает Эверли. — Один из твоих эпизодов. Все в порядке, Джанет, ты здесь среди друзей. Если что, Сидни очень похожа на тебя. У нее тоже бывают эти эпизоды, некоторые из которых включают попытки напасть на меня, но это ведь лучше, чем просто разрыдаться посреди урока, не так ли?

— Эверли, — резко обрывает ее Кинкейд.

— Потише, Уэс, — говорит Эверли, потирая виски. — Из-за атмосферного давления от надвигающегося шторма моя голова скоро взорвется. Итак, что вам нужно? Джанет, ты свободна. Иди. — Она отмахивается от нее пренебрежительным взмахом руки.

Боже, Эверли всегда была такой? Ослепляла меня своей грацией и красотой, чтобы я не замечала этого?

— Итак, что вы хотите? — говорит Эверли, с вздохом опускаясь обратно в кресло, пока Джанет торопливо выходит из комнаты. — У меня была адская ночь. Тебя хотя бы накачали наркотиками. — Она указывает на меня подбородком. — Бьюсь об заклад, ты проспала всю ночь, счастливая сучка.

Я стискиваю зубы, а Кинкейд сжимает мою руку.

— Сидни хочет улететь домой первым же рейсом отсюда, — говорит Кинкейд.

Эверли смотрит на меня усталым взглядом.

— Правда? Или это его идея?

— Это была моя идея, — говорю ей. — Я хочу поехать домой.

Она прищуривается на меня, едко улыбаясь.

— Понимаю. Конечно, ты этого хочешь, особенно после прошлой ночи. Полагаю, я должна перед тобой извиниться. Я не хотела тебя накачивать; ты просто не оставила мне выбора. Ты стала агрессивной, Сид. Теперь, думаю, извиняться должна ты.

Да пошла она.

— Просто посади ее на следующий самолет, — требует Кинкейд. — И проследи, чтобы у меня было место рядом.

— И ты, Брут²⁶? — спрашивает она, беря ручку, быстро постукивая ею по столу, пока смотрит на нас. Она вздыхает и перестает стучать. — Что ж, я не удивлена. Так это твое официальное увольнение, Уэс?

— Он вернется, — говорю я ей. — Он просто поможет мне устроиться.

Она фыркает.

— О, милое дитя. Нет, не вернется. Если он сядет на тот самолет с тобой, он увольняется. Он вернется только за своей лодкой. И все же, довольно рискованно предполагать, что лодка все еще будет здесь. Столько штормов обрушивается на нас…

Он напрягается.

— Я вернусь за «Митрандиром». И все.

Я смотрю на него с трепетом.

— Что? Нет. Ты не можешь уволиться. Это твоя работа, твоя жизнь.

— Может быть, теперь ты его жизнь, Сидни, — насмешливым тоном говорит Эверли. — Разве это не драгоценно, любовная история, разворачивающаяся прямо у нас на глазах. — Она бросает мне язвительную улыбку. — Прости, я все порчу? Он слишком настойчив? Это уже перебор, не так ли? Он уже сказал, что любит тебя, что проткнет свое сердце клинком и умрет за тебя? Черт, он уже бросает свою фантастическую работу и убегает с тобой куда-то, а ты даже не знаешь о нем ни хрена, да?

— Эверли, — рычит на нее Кинкейд. — Первый рейс отсюда. И если ты не организуешь его, я сделаю сам.

Она смеется.

— Блин, ты сегодня серьезен. Неважно, Уэс. Останься, уезжай, мне плевать. В конце концов, это будет твой проигрыш. Вы оба проиграете, ты же знаешь это, да? — Она отводит взгляд и машет на нас руками. — Неважно. Ты вернешься. Ты всегда возвращаешься. В любом случае, ты полетишь тем же рейсом, что и доктор Ву. Видимо, у нас сезон пустых угроз об увольнении.

— Это не пустая угроза, — ворчит Кинкейд. — Я не бросаю слов на ветер.

Затем он сжимает мою руку и тянет к двери.

Я оглядываюсь на Эверли и вижу, как она снова смеется и качает головой, словно совсем не верит ему.

— Мы ведь выберемся отсюда, да? — спрашиваю я, пока он ведет меня по коридору в свой кабинет.

— Я прямо сейчас звоню в компанию гидросамолетов. Если мне придется оформить все лично, чтобы вывезти тебя и доктора Ву отсюда как можно скорее, я так и сделаю.

Он отпирает дверь, мы заходим внутрь, и он берет телефон.

— Линия повреждена, — ворчит он, швыряя трубку на рычаг. — Черт. Что ж, спутниковый интернет еще должен работать.

Он подходит к своему компьютеру и начинает печатать, украдкой поглядывая на меня, пока я сажусь напротив.

— Что? Думаешь, я оглушу тебя пресс-папье и проверю свою почту? — поддразниваю я.

Он ухмыляется и надевает очки.

— Такая мысль мелькнула.

Я откидываюсь назад и наблюдаю, как он печатает, изучая его красивое лицо. Над бровью у него шрам, но я не знаю, откуда он. Его волосы такие густые и темные, но с рыжеватым отливом, и мне интересно, достался ли ему этот цвет от матери или отца. И где они родились? Где родился он?

Эверли была права. Он жертвует всем ради меня, а я ничего о нем не знаю.

Но должна ли? У меня раньше были парни, о которых я знала все, и это заканчивалось либо скукой, либо разбитым сердцем. Может быть, в этот раз, при этих обстоятельствах, я смогу узнавать все постепенно, на ходу.

Далеко отсюда.

— Поскольку мы не на обычном маршруте гидросамолетов, нельзя просто забронировать чартерный рейс онлайн, — говорит он со вздохом, быстро печатая. — Но я только что отправил запрос в «Harbour Air», а теперь попробую связаться с частными рыболовными чартерами. Гарантирую, что если я заплачу им лучшую цену, они придут сюда за нами.

— Мы могли бы взять один из «Зодиаков», — предлагаю я. — Может, добраться до Порт-Элис. Ты упоминал, что Винтер-Харбор соединен дорогой с Порт-Харди. Это почти как город.

Он качает головой.

— Шторм, может, и пройдет, но волны будут сильным еще несколько дней. Мы окажемся под ударом, как только выйдем из залива. Не зря капитан Кук называл полуостров мысом бурь.

— Тогда возьмем квадроциклы, — говорю я ему.

Он смотрит с усмешкой.

— Мы не убегаем от злодея, Сидни. Квадроциклы медленные и будут последним средством. Черт, «Митрандир» — это последнее средство, если мы не сможем вовремя вызвать самолет.

Но здесь он ошибается. Он так близок к этому, что даже не видит.

Здесь есть злодей.

И имя ему — Фонд «Мадрона».