Дело смерти

ГЛАВА 32

— Кто-то отключил электричество! — кричит Дэвид, когда операционная погружается во тьму. Эверли визжит. Студенты на лестнице тоже визжат. Я слышу топот ног, кто-то врезается во что-то с такой силой, что мой столик разворачивает вбок, и я скатываюсь на пол, падая, из груди выбивает воздух.

— Помоги, Уэс, — пытаюсь позвать я, стараясь отползти, но конечности все еще бесполезны.

Кто-то наступает мне на руку на бегу, и я вскрикиваю.

Повсюду суматоха, крики, драка.

И вдруг раздается выстрел.

Один, второй — вспышки на миг освещают комнату и оглушают меня.

Крики становятся еще громче, но теперь я слышу их глухо, сквозь звон в ушах.

Собственное сердце стучит так сильно, что заглушает все остальное.

Мне кажется, я слышу крик боли — Уэса? Или Дэвида? — а потом грохот, звон разбивающегося стекла, металлический лязг о металл.

— Майкл! Майкл! — кричит Эверли. — Боже мой, Майкл, ты в порядке?

Что-то тяжелое падает мне на ноги, придавливая их, похоже на вентилятор.

Еще один выстрел.

Теперь он попадает в стекло — оно разлетается вдребезги.

И вдруг — ВЖУХ!

В углу вспыхивает пламя, разгоняя темноту.

С пола я вижу Майкла, безжизненного, с кровью, струящейся из головы, его пустой взгляд устремлен прямо на меня. Этот ледяной смертельный взгляд еще страшнее, чем когда он смотрел при жизни.

Я поднимаю глаза — Уэс стоит с пистолетом в руке, тяжело дышит, смотрит на огонь.

— Это натрий метилат, — говорит он самому себе, затем начинает озираться. — Сидни! Сидни!

— Здесь! — откликаюсь я как раз в тот момент, когда из-за операционного стола выбегает Эверли и бросается к двери.

Но в дверях уже стоит Рав, рядом Эрнандес с винтовкой, а между ними выглядывает Мунавар.

Эрнандес поднимает оружие на Эверли.

— Даже не думай, — бросает он.

А Уэс тем временем подбегает ко мне и с усилием сдвигает вентилятор с моих ног. Дэвида я не вижу.

— Нам нужно уходить, сейчас же, — говорит Уэс, поднимая меня на ноги. — Дыши коротко, неглубоко. Постарайся не вдыхать эти химикаты.

Он берет меня на руки и несется к двери, где все столпились, а Эверли отчаянно пытается прорваться наружу.

— Все немедленно наверх! Это место вот-вот взлетит! — кричит Уэс.

Эверли начинает царапаться, пытаясь вырваться из хватки Рава, но Эрнандес бьет прикладом винтовки ее по затылку, и она оседает без сознания. Джастин протискивается вперед, помогая им тащить ее наверх по лестнице, единственный свет в пролете — это языки пламени, стремительно пожирающие операционную.

Все карабкаются вверх, кричат, зовут друг друга, охваченные паникой от разгорающегося пожара. Когда дверь наверху распахивается в учебную лабораторию, поток воздуха врывается внутрь, и пламя внизу вспыхивает еще сильнее, перекидываясь на соседнее помещение, где держат Клэйтона.

— Клэйтон! — кричу я, пытаясь вырваться из его рук. — Мы должны спасти Клэйтона!

— Прости, — говорит Уэс, крепче прижимая меня к себе, когда мы добираемся до верхней площадки лестницы. — Нам придется его оставить.

Мы врываемся в помещение как раз в тот момент, когда пламя ревет из лестничного пролета в учебную лабораторию.

— Бегите, бегите, бегите! — кричит Уэс, пока все спасаются бегством через лабораторию, а жар пламени преследует нас. Раздаются звуки «вжух, вжух, вжух» — это различные химикаты загораются и начинают гореть, угроза взрыва становится неизбежной.

Мы выскакиваем наружу, в бурю, ветер залетает в лабораторию позади нас.

— Бегите дальше, бегите! — кричит Уэс. — К докам, направляйтесь к…

Лаборатория взрывается.

Нас с Уэсом отбрасывает на землю волной жара. В ушах звенит, а Уэс прикрывает мое тело своим, когда пламя поднимается над нами. Мне кажется, что я горю.

Я всхлипываю от страха, а Уэс удерживает меня неподвижно, его дыхание прерывистое, но ровное — единственное, что я могу услышать среди всего этого шума.

— Ты в порядке? — спрашивает он. — Нам нужно продолжать двигаться.

— Да, — шепчу я, и он поднимается, помогая встать на ноги. Теперь я могу двигаться немного лучше, поэтому опираюсь на него, и мы, хромая, направляемся к докам.

— Все целы? — кричит Уэс, пока некоторые студенты поднимаются с земли, покрытые грязью, а другие уже бегут вниз по рампе.

— Мы потеряли Эверли! — кричит Эрнандес.

— Вон она! — говорит кто-то. — В северном домике!

Мы видим, как она вбегает в здание через дверь.

— Нам нужно остановить ее, — говорю я, но Уэс качает головой.

— Мы это сделаем, — говорит он. — Но сначала нужно обеспечить всем безопасность. Этот пожар распространится по туннелям. Ветер перенесет его на другие здания. Может быть, из-за влажности он не разгорится, а может, и нет, но весь комплекс может загореться, а пожарной службы, чтобы потушить его, нет.

— И хорошо, — бормочу я.

Он смотрит на меня, когда мы добираемся до рампы, и дрожаще улыбается.

— Музыка для моих ушей, Сид. Музыка для моих ушей.

Мы бежим дальше, студенты собираются вокруг «Митрандира», который наспех пришвартован в конце причала, где обычно стоят гидросамолеты. Буря стихает, хотя волны все еще большие, но вода не такая неспокойная, а ветер ослабевает.

— Прости, что ударила тебя по голове, — говорю я ему. — Прости, что не верила тебе. Не доверяла.

Он прижимает меня к себе.

— Тебе не за что извиняться. Прости, что все это время мне приходилось лгать тебе.

Мы останавливаемся перед толпой. Я вижу всех, их потрясенные и обеспокоенные лица освещены огнем на берегу: Лорен, Мунавар, Рав. Джастин, Наташа, Тошио, Нур. Патрик, Альберт и Кристина. Эрнандес, который, как я понимаю, был новичком в Мадроне, поскольку я никогда раньше его не встречала, и Джанет, которая была одной из моих хороших подруг.

Я встречаюсь с ней взглядом, и она кивает мне. Теперь я знаю, что именно из-за меня она выбежала из лаборатории в тот день в слезах. Она не могла вынести того, что они сделали со мной. Не могла видеть, как один из ее друзей умирает и возвращается к жизни и не помнит ее.

«Но теперь я знаю тебя», — думаю я. — «И обещаю, что я не тот же человек».

— Мне жаль, что пришлось лгать всем вам, — говорит Уэс группе. — Вы все такие способные ученики. Вы заслуживали гораздо лучшего обращения.

— Думаю, мы тоже были лжецами, — говорит Лорен, глядя на меня. — Нам говорили, что ты особенная, Сидни. Они сказали, что у тебя была тяжелая черепно-мозговая травма, и ты думала, что сейчас 2022 год. Никому из нас не разрешалось упоминать год или говорить о том, что происходит в мире.

Я обдумываю это.

— Клэйтон постоянно называл меня особенной.

— Он был жестким, — говорит Уэс. — Ему было труднее всех лгать тебе.

Он постоянно пытался сказать мне правду. Просто у него был странный способ это делать.

— Подожди минутку, — говорю я, оборачиваясь к Лорен. — Ты сказала, что скучаешь по шоу про Кардашьян. Они все еще выпускают серии в 2025 году?

Она издает тихий смешок.

— К сожалению, да.

— Что еще я пропустила?

— «Одни из нас», — взволнованно говорит Мунавар. — Мы могли бы устроить просмотр!

— Нет, — хором отвечают все.

— Боже правый, Мунавар, что с тобой не так? — спрашивает Рав.

Мунавар пожимает плечами. Я играла в эту видеоигру, и параллели между ней и бедными мутировавшими существами в лесу слишком очевидны.

— Так что теперь будет? — спрашиваю я Уэса. — Что с животными здесь? На них проводили эксперименты, — я останавливаюсь, ужасаясь. — О нет, это я проводила на них эксперименты?

— Нет, — твердо говорит он. — Это делали Майкл и Эверли, и это было после твоей смерти. И каким бы гением ты ни была, милая, ты не врач и не нейрохирург. Ты не проводила никаких операций или тестов. Это была просто твоя формула, которая сделала подобное возможным.

«Но это я привела к ним мертвую девушку», — думаю я, вспоминая обрывки того, что произошло, когда я обнаружила, что Фарида умерла. Это я… я…

— Ты никого не убивала, — шепчет Уэс, пытаясь убедить меня. — На самом деле, в тот момент, когда ты узнала, что случилось с другими студентами, когда ты поняла, что они не покончили с собой, а были намеренно убиты, ты попыталась рассказать полиции. Но Эверли держала тебя за горло.

— Договор о неразглашении, — говорит Джанет, подходя ко мне. — Они заковали нас всех в кандалы. — Она смотрит в сторону леса. — Мицелий не прижился в их мозгах так, как в твоем. Животные не будут жить вечно. Они не испытывают боли. Все в этом лесу находится в идеальном равновесии. Вскоре они станут единым целым с лесной подстилкой. Различные грибы здесь поглотят их. Их останки погрузятся в почву как удобрение, питая рост деревьев. Деревья дают нам воздух. Все продолжается.

Ветер откидывает ее волосы назад, и она вытирает слезу из-под очков. Только сейчас я замечаю, что под дождевиком на ней пижама. На самом деле, все одеты так же — Уэс разбудил их.

У нас выдалась чертовски тяжелая ночь.

— Смотрите, — говорит Эрнандес.

Мы следуем за его взглядом. Северное общежитие горит.

— Эверли, — мрачно произносит Уэс. — Вероятно, она поджигает. Уничтожает все улики.

— Все эти исследования, — говорит Джанет. — Все эти годы работы, все эти революционные исследования идут прахом.

Но она не звучит опечаленной. Я помню, как только начала — все, чего я хотела, это найти лекарство от болезни Альцгеймера. Я хотела отомстить за бабушку любой ценой, перестать чувствовать себя такой беспомощной из-за ее потери.

Достаточно того, что я позволила этой мести стать одержимостью, позволила этой одержимости завести меня на путь, с которого не свернешь.

Я все еще этого хочу. Хочу лекарство. У нас было лекарство. Фармацевтика Мадроны была готова к его выпуску. Нам просто нужны были дополнительные испытания. Но затем я увлеклась чем-то более великим — лекарством от смерти.

От того, чего не должно быть лекарства.

Я потеряла свой ориентир.

Потеряла себя.

Потеряла свою жизнь.

Но каким-то образом, я все еще здесь.

— Я устала, — тихо говорю я, прижимаясь к Уэсу.

— Знаю, — говорит он, целуя меня в макушку. — Мы все устали, — он прочищает горло и смотрит на группу. — К сожалению, я не думаю, что кому-либо стоит возвращаться в главный корпус. Мало того, что он может загореться, но я не знаю, где находится остальной персонал, и, честно говоря, не думаю, что они на нашей стороне.

— Когда я пошла к генератору, чтобы отключить питание, я увидела Родерика, похоже, он недолго оставался приспешником, — рассказывает нам Джанет. — Он был с Ником, Мишель и Китом. Они уехали на квадроцикле. Уже слышался звук еще одного квадроцикла вдалеке, но не уверена. Возможно, остальной персонал тоже сбежал.

— О боже, амбар! — внезапно восклицаю я. — Мы должны спасти животных!

— Уже сделано, — быстро уверяет меня Джанет. — Я выпустила коз и кур на волю. С ними все будет в порядке. — Она смотрит на Уэса. — Ты сказал, что есть вероятность, что Мадрона может сгореть. Я знаю, ты всегда выполняешь свои обещания.

— Я не бросаю пустых угроз, — пожимает он плечами.

— Так нам придется оставить все свои вещи? — спрашивает Мунавар. Затем он ахает. — О нет, все мои грибные футболки!

— Мы купим тебе новые, хорошо? — говорит Уэс. — У всех при себе есть самое необходимое: паспорта и кошельки?

Студенты ощупывают свои карманы и кивают. Думаю, никто из них не в восторге от того, что приходится оставлять свой багаж и вещи в комнатах, но у нас нет особого выбора.

— Все равно жаль, что я оставила свой телефон, — говорит Лорен.

— Вот почему мы всегда делаем резервные копии в облаке, — замечает Уэс.

Примерно половина студентов стонет из-за того, что не сделали резервные копии, и все начинают ворчать.

Уэс поворачивается ко мне:

— Не переживай, у меня твой телефон. Он у меня уже давно.

До меня доходит:

— А, так вот почему фотография моей бабушки изменилась.

— Я не угадал? — спрашивает он. — Извини, я пытался. Знал, что у тебя на заставке была бабушка, когда ты только приехала сюда, потому что спрашивал о ней, но не был уверен в точной фотографии. Много вещей было сложно подделать.

— Как мои кроссовки, — говорю я. — Поэтому ты тайком подбросил их в мою комнату.

— Ты испортила их во время похода, — говорит он. — Мне пришлось заказать тебе новые, но они не успели прийти вовремя.

Я вспоминаю. Мы с Уэсом ходили в поход и собирали эксандеско, попали под ливень. Нам пришлось прятаться в поваленном бревне несколько часов, прежде чем мы смогли продолжить путь по грязи.

— А моя футболка с Мисс Пигги? — спрашиваю я.

Он бросает на меня застенчивый взгляд:

— Она… э-э… порвалась однажды ночью.

Ох. В моей памяти всплывает смутное воспоминание о том, как мы занимались сексом, и он случайно порвал ее, а потом разорвал остальную часть, чтобы связать мои запястья.

— Должна признать, самое сложное для меня было подобрать правильный оттенок твоих волос, — говорит он с серьезным выражением в глазах.

— Ты красил мне волосы?

Он кивает, убирая прядь с моего лица:

— Пришлось. Ты решила вернуться к своему естественному цвету, когда была здесь. Эверли купила краску, пыталась подобрать оттенок. Думаю, может, я подержал ее слишком долго, не знаю. Я никогда раньше не красил никому волосы.

Я смотрю на него:

— Ты красил мои волосы, когда я была мертва? — представляю свой труп, и Уэса втирающего краску в пряди. — Не могу понять, это жутко или романтично.

— Может быть, и то, и другое, — говорит он. Затем берет мое лицо в ладони. — Я знаю, что ты не помнишь всего. Знаю, что потребуется много времени, чтобы все встало на свои места. И, может быть, это никогда не обретет смысл. Но я буду ждать столько, сколько потребуется, чтобы ты снова начала мне доверять.

Он нежно, ласково целует меня и отстраняется, прижимаясь лбом к моему.

— Я люблю тебя, Сид. Люблю всем своим существом. И тебе не нужно отвечать мне взаимностью. Я знаю, что мы расстались до этого. Знаю, что новая ты не знает меня так, как знала старая. Знаю…

— Ты не знаешь и половины того, о чем говоришь, — перебиваю я его, чувствуя, как мое сердце расширяется в груди, расцветает и распускается от его слов. — Как и я. Но моя душа знает. Мое сердце знает. Оно всегда знало.

Я провожу рукой по его лицу, наслаждаясь ощущением его бороды, мягкостью его губ, чувствуя, как наркотики наконец покидают мой организм.

— Я люблю тебя, Уэс, — говорю ему, и каждой частичкой своего существа, каждой старой и новой клеточкой, глубоко в каждом нейроне я знаю, что никогда не переставала.

Затем я целую его, и он крепко обнимает меня, и я понимаю, что некоторые связи в жизни невозможно разорвать, даже смертью.

Кто-то хлопает.

Потом еще кто-то.

Саркастичные аплодисменты, но все же.

И Эрнандес говорит:

— Все это прекрасно, но мы собираемся уходить отсюда или останемся здесь и будем смотреть как вы целуетесь?

Мы отстраняемся. Не самое подходящее время для этого, правда? Один момент близости посреди хаоса.

— Ну что ж, — говорит Уэс, прочищая горло. — Что скажете? Садимся на лодку и валим отсюда? Или хотите постоять на причале и посмотреть, как горит поселение?

Мунавар поднимает руку:

— Я голосую за сожжение поселения.

— Я тоже, — говорит Лорен.

— И я, — добавляет Джанет.

Так мы все стоим на причале и наблюдаем, как горят лаборатория и северное общежитие. Вскоре огонь распространяется на главный корпус, затем на столовую. Чудо, но все окружающие деревья выживают — их пропитанные водой стволы и густая листва не могут загореться, в то время как древесина зданий вспыхивает.

Возможно, поселение всегда этого хотело.

Я всегда думала, что оно похоже на разумного хищника, ждущего момента для прыжка.

Но, может быть, поселение никогда не пыталось причинить нам вред.

Может быть, единственное, чего оно хотело — это обрести свободу.