Дни Крови и Звездного Света

21

ДОСТАТОЧНО НАПУГАНА

Свева проснулась от неожиданного толчка и неприятного ощущения досады, свербевшего в сознании той, что заснула на вахте. Каждая частичка ее тела и разума тут же вынырнули из сна в ужасе от треска ломающейся веточки. Вытянуться в струнку и окончательно проснуться. Превратиться в глаза и уши.

Она моргает. Наступил рассвет. Сквозь ветви деревьев, небо казалось бледным, почти прозрачным. Как долго она проспала? Треск ломающейся веточки — она и в самом деле его слышала или все это ей приснилось?

Она сидела совершенно неподвижно, прислушиваясь. Все было тихо. Через несколько минут она расслабилась. Они были в безопасности. Саразал все еще спала; ей вовсе не нужно знать, что Свева закимарила, она и без того ее за это достаточно бранила. Со вздохом Свева потянулась передними лапами. Они были тонкими, как у олененка, а мех был все еще пятнистым; она была меньшей из них двоих, младшей. Она была той, кто обычно бывает на побегушках, и с кем не делятся чем-то важным.

Но, то было раньше.

Когда они вернутся домой, она будет само совершенство. Никаких больше грез наяву, или пряток от матери. Их матери. Как она должно быть сейчас переживала, она, а с ней и все племя; известно ли им, что их схватили работорговцы? Что они только-только сбежали, двоим, им нужно было бежать так, чтобы волосы развевались на ветру, а пятки сверкали. Свева, самая быстрая из них, продолжала подгонять их, все дальше и дальше. Она не оставила своей сестре выбора, кроме как следовать за ней. Она не могла оставить Саразал — ведь старшие сестры не делают подобных вещей. Это было на совести Свевы.

Может племя уже считало их мертвыми? Ей становилось дурно, когда она представляла себе их скорбь.

«С нами все в порядке», — думала она.

Она очень усердно думала о том, что у них все хорошо, желая, чтобы эта ее мысль, полетела весточкой через страну и достигла ее матери. Матери ведь чувствуют такие вещи, не так ли?

«С нами все в порядке, мама. Мы свободны. Нас освободили!»

Она просто не могла дождаться, чтобы рассказать, как ревененты — воскресшие, спустились с небес, словно отмщение, обретшее тело. Ах, что за тело! Такое огромное, такое вселяющее трепет и ужас. Хотя одно из них не было таким уж страшным: высокий, с длинными острыми рогами, забравший клинок мертвого ангела и вручивший ей в руку; он был красив.

О, да кто вообще мог похвастаться подобной историей? Она будет рассказывать ее матери быстро, пока Саразал не начнет бодаться. Как бы там ни было, это лучшая из историй; она все хорошо запомнила, в подробностях, как все рабы стояли вместе и пели. Они были из разных племен, но все знали слова баллады Военачальника. Звуки их голосов слились, и Свеве подумалось, что это была мелодия самого мира: земли и воздуха, листьев и ручьев, да зубов и когтей. И рычанием, и криком. Некоторые рабы напугали ее почти так же, как работорговцы, но все они разошлись в разные стороны, после того, как их оковы были сняты. Большинство двинулись на юг, унося с собой кнуты и мечи, собираясь предупредить любого и каждого, кого смогут отыскать. Свева и сама готова была выхватить свой клинок (он и сейчас был у нее зажат в кулаке, слишком большой для ее меленькой ручонки, чтобы держать надлежащим образом), но они направлялись на север и запад.

Дом. Мы идем домой.

Во всяком случае, прежняя Саразал была лучше.

Свева закусила свою щеку, углубившись в переживания за ногу своей сестры (она могла учуять рану, даже через травяную припарку), когда услышала еще один щелчок. У нее мороз пробежал по коже, и она уставилась в толщу леса, где ночь все еще таилась в тени густых крон деревьев.

Это ведь могло быть какое-нибудь животное, скот, говорила она себе, или пищуха.

Ведь так?

Ее сердце колотилось, словно бешеное; ей так хотелось, чтобы Саразал проснулась. Старшие сестры могли быть невыносимо скучными, когда просто хотелось болтаться без дела весь день, но они оказывались как нельзя кстати, если вы были беглецом в странном лесу, шарахающимся от любого звука или тени, и когда рядом просто необходим кто-то, способный успокоить, сказав, что все будет в порядке.

Свева, не издав ни звука, вся подобралась, ее оленьи ножки выпрямились, а человеческое, стройное тело медленно начало приподниматься. Дама было самым маленьким кентавровым племенем, гибкие оленьи кентавры славились своей скоростью. Ах, какие же они были быстрые, они были самыми быстрыми из всех химер, а с тех пор, как обнаружилось, что Свева самая быстроногая среди Дама, она любила похвастаться тем, что она самое быстрое существо на свете. Саразал уверяла, что в этом нет необходимости, но так это или нет, Свева любила бегать, и страстно желала этого. Они бы уже были на полпути к дому, где любили бродить по изериновым лесам и высоким мшистым долинам Аранзу, по которым кочевали Дама, вольный и необузданный народ.

Если бы не нога Саразал, они бы уже почти пришли.

Саразал по-прежнему лежала не шелохнувшись. Она устроилась, свернувшись калачиком в мягких, словно мех, листьях папоротника. Глаза закрыты, лицо расслабленное и безмятежное, и как бы сильно Свеве не хотелось, чтобы она очнулась ото сна, она не могла заставить себя разбудить ее. В течение нескольких дней Саразал мучила боль и не давала ей спать. Все из-за оков. Теперь, когда их тяжкое испытание было окончено, Свева смогла определиться с объектом своей ненависти. Забавно, как незначительная ненависть может перерасти в нечто столь внушительное и поглотить все остальные чувства. Вот и теперь, когда она думала о работорговцах (и пусть они все мертвы, она все равно их будет ненавидеть, пройди хоть целая вечность), кандалы Саразал больше, чем что-либо заставляли ее грудь переполняться, а лицо пылать от ярости.

На свете такое многообразие химер, но работорговцам было плевать, и они заковывали несчастных в то, что попадалось им под руки, и не важно, подходили ли кандалы по размерам — в ход шло все — железные цепи и обручи, опоясывающие ноги, талии и шеи. Однако, никакого оружия. Это был Рат, еще один раб (внушающий ужас парнишка из бесстрашного племени Дашнаг, чьи длинные белые клыки, заставляли свевино сердце сжиматься, на подобие увядшего цветка), который рассказал им, что можно сделать.

— Отрезать можно руки и уйти, — сказал он. — Можно ведь и без рук.

Ой.

— Я так не могу, — ответила Свева с некой долей превосходства.

«Дикари», — вертелось у нее в голове. Видимо, это отсутствие возвышенных чувств, сделало Дашагов настолько не заботящимися о своих конечностях.

— Это от того, что ты не знаешь, что тебя ждет.

— А ты знаешь? — выпалила она.

А ведь не должна была. Надо было бы сдержаться. Рат мог обглодать ее лицо в один укус, но она просто не могла ничего с собой поделать. Пытался ли он запугать ее? Как будто она и так не была достаточно напуганной.

«Может быть, — думала Свева, — она была недостаточно напуганной». Однако теперь же, страх поселился в каждой клеточке ее тела. От ее сестры исходил сладковатый запах инфекции, и Свева знала, что, когда она потянется к Саразал, чтобы прикоснуться, она почувствует жар лихорадки. Травы не помогали.

Свева собирала их — она даже нашла «погибель лихорадки». По крайней мере, она была почти наверняка уверена, что это «погибель лихорадки». Во всяком случае, наполовину уж точно. Но она хорошо видела рану (нога Саразал покоилась, аккуратно устроенная на папоротниковом настиле) и та не выглядела лучше. Она провела пальцами по своим отметинам, оставшимся от кандалов, которые отдались болезненными ощущениями, и почувствовала груз вины, что была чуть удачливее. Незаслуженно.

Работорговцы обвязали тонюсенькую талию Свевы железными ручными кандалами, которые, вероятно, предназначались для ноги какого-нибудь гигантского буйволового кентавра, но, когда они добрались до Саразал (которая была последней: так уж вышло, к несчастью для нее), то у них не нашлось ничего подходящего, и потому, вокруг ее левого переднего копытца был просто обернут кусок железа. Металл впивался, врезаясь в плоть, отчего та распухала, а затем эти наспех смастеренные кандалы нанесли поистине существенный ущерб, теперь уже врезаясь в распухшую ногу, причиняя нестерпимую боль, вонзаясь все глубже с каждым шагом. Прихрамывание Саразал стало настолько очевидным, что работорговцам пришлось бы ее оставить, если бы не появились воскресшие. Рат сказал, что они подоспели бы раньше, но Дама были чересчур ценны, чтобы позволить им отстать от каравана. Свева не нуждалась в том, чтобы ей объясняли, что если они оставят Саразал, или еще кого-то из них, то этот кто-то не выживет.

Но воскресшие пришли (откуда они явились, только лунам было ведомо, на крыльях, подобных которым никто никогда не видел, еще более устрашающие, чем самый ужасный ночной кошмар) и как раз вовремя. К этому моменту Саразал едва могла идти, и они не ушли бы далеко, со Свевой, которая была слишком мелкой, чтобы послужить старшей сестре опорой и помочь.

Она вздохнула. Больше никаких звуков из тени, и это было хорошо, но тени сами растворились. Настал день. Пора было будить Саразал. Свева очень неохотно, тронула ее за плечо. Ее кожа была горячей и, когда она открыла глаза, с ними что-то было не то — они блестели и были затуманены болезнью. Свевина вина скрутила химере живот, словно живое существо. Ей хотелось уложить голову сестры себе на колени, расчесать ее спутанные, светло-коричневые волосы своими пальцами, и спеть для нее, но не балладу Военачальника, а что-нибудь приятное, где никто не умирает. Но она только пробормотала:

— Уже утро, Сара, пора вставать.

Хныканье:

— Я не могу.

— Можешь.

Свева старалась говорить радостно и энергично, но отчаянная паника уже поселилась у нее в груди. Саразал была серьезно больна. Что, если она... Нет. Свева запретила себе думать об этом. Этого не могло случиться.

— Ну, конечно, ты можешь. Мама будет приглядывать за нами.

Но Саразал только еще раз всхлипнула и попыталась поудобнее устроиться в папоротнике, а Свева ума не могла приложить, что же ей делать с раскапризничавшейся сестрой. Ее сестра всегда была той, кто подгоняет, уговаривает и говорит, что делать дальше. Может быть, Свеве стоит ей дать поспать еще немного, чуть подольше, подумала она, дать возможность лечебному отвару побороться с лихорадкой.

Если это была «погибель лихорадки». А что, если нет? Что если эти травы больше принесут вреда, чем блага?

Вот о чем беспокоилась Свева, когда услышала голос, раздавшийся за ее спиной. Ни малейшего треска прутика, чтобы предупредить — голос раздался прямо тут, возле ее уха, пронзая леденящим ужасом сердце.

— Вы должны идти.

Свева обернулась, замахиваясь своим слишком большим тесаком, а это оказался Рат. Парнишка Дашнаг с длинными белыми клыками, он стоял наполовину в тени, наполовину на свету, и, несмотря на то, что он был все еще мальчишкой, отличался он довольно внушительными размерами. Свева открыла рот от удивления и довольно долго не могла прийти в себя, а рука подрагивала под тяжестью клинка, внушающего ужас. Рат одарил ее долгим взглядом, а Свева не смогла ничего прочесть на его зверином лице. У него была тигриная голова и кошачьи глаза, в которых серебрился дневной свет. Он был охотником, преследователем, пожирателем плоти. Она могла бы легко убежать от него, она знала это... но правда заключалась в том, что она не могла этого сделать, потому как, если она убежит, это будет означать, что она бросила Саразал.

— Что ты тут делаешь? — прокричала она. — Ты следишь за нами?

Раздался низкий горловой голос Рата.

— Я искал вернувшихся с того света, — сказал он. — Но они ушли, и я бы не стал рассчитывать, что они спасут нас дважды.

Это была угроза?

— Ты оставишь нас в покое, — сказала она, вставая перед Саразал.

Рат издал нетерпеливый возглас.

— Не меня стоит опасаться, — сказал он. — Если ты взглянешь на небо, то все поймешь.

— Что? — Сердце Свевы колотилось, как бешеное. — О чем это ты?

— Ангелы на подходе. Солдаты, не рабы. Если хотите жить, пора выдвигаться.

Ангелы. Ненависть Свевы вспыхнула с новой силой.

— Здесь нас не видно, — сказала она.

Листва покрывалом нависала над девицами, создавая один сплошной зеленый балдахин, протянувшийся на лиги. Две девушки из Дама походили на подобие желудей.

— Они никогда нас не увидят.

— Им не нужно видеть вас, чтобы убить, — парировал Рат. — Взгляни сама.

Он указал на открытую в отдалении местность, которая, как было известно Свеве, уступила небольшому возвышению и горному хребту, с видом на раскидистые холмы. Она глянула на Саразал, которая вновь уснула. Губы ее сестры шевелились, а веки подрагивали, видимо благодаря безрадостным снам, что она видела. Рат издал еще один нетерпеливый рык, и Свева пошла, куда он указывал. Она отошла в сторону, ее раздвоенные копытца нервно пританцовывали, и когда она прошла мимо него, то ускорилась и подпрыгнула вверх.

Она увидела дым.

По всей долине между ними и их дорогой домой, в лесу, на некотором расстоянии друг от друга, струились вверх с полдюжины черных, чернильных перьев дыма. Ниже можно было различить яркие рыжие языки пламени, а выше над ними (мерцание в воздухе, словно миражи от жара) — серафимов.

Они собираются сжечь их. Сжечь эту землю. Сжечь этот мир.

Ошеломленная, она вернулась к Рату.

— Видала? — спросил он.

— Да, — зло выпалила она.

Она была зла на него, как будто это была его вина. Гнев — лучше, чем паника, которая пульсирует у нее прямо в сердце. Она наклонилась, чтобы поднять сестру на ноги, но Саразал сопротивлялась.

— Нет, — капризничала она, тоненьким голоском, будто малое дитя. — Я не могу, не могу.

Свева никогда не видела такой свою сестру. Она пыталась поднять ее до вертикального положения.

— Ну же, — сказала она. — Саразал. Ты все можешь. Ты просто обязана.

Но Саразал помотала головой.

— Сви, пожалуйста. — Лицо ее исказилось гримасой, а глаза сильно зажмурились. — Больно.

Это было впервые, когда она призналась, что ей больно, а голос ее прозвучал шепотом, откуда-то из глубины, протяжно и умоляюще.

— Иди, — сказала она. — Ты ведь знаешь, что я не могу. Я тебя не буду ни в чем винить. Никто не будет. Сви, Сви, наверное, ты самое быстрое существо на свете. — Она попыталась улыбнуться.

Сви было детским прозвищем, которое ударило прямо ножом в сердце, когда она услышала его.

— Так беги же! — крикнула Саразал.

На что Свева встряхнула ее.

— Я лягу здесь и умру с тобой, слышишь меня? Этого ты хочешь? Мама будет так злиться на тебя! — Ее голос звучал пронзительно и беспощадно. Она просто должна была заставить свою сестру двигаться. — И даже не пытайся возразить, что ты бы меня оставила. Я знаю, что не оставила бы, и я не стану!

Саразал попыталась подняться, но закричала от боли, как только перенесла вес на распухшую ногу, и рухнула на землю.

— Не могу я, — прошептала она.

Ее воспаленные глаза были широко раскрыты от страха.

Тут-то и проявил себя Рат. Свева почти позабыла о нем. Она не видела, как он начал прыгать, только конец его прыжка, когда он опустился вниз, на папоротник перед ними, необычайно легко для его грузного тела. Он подхватил Саразал — одна большущая рука обхватила ее гладкий олений живот, ее человеческий торс крепко был прижат к его плечу. Саразал ахнула, окаменев от боли и страха, в то время как Рат, ничего не сказал. Еще один прыжок и он вновь в движении, удаляясь от приближающегося огня и мерцания ангелов, даже не оглянувшись на Свеву.

После того, как прошло оцепенение от удивления, длившееся какое-то мгновение, она последовала за ним.