Дни Крови и Звездного Света

24

ЛЮБОВНИЦА АНГЕЛА

Все разговоры в зале прекратились. Головы повернулись, чтобы посмотреть на Разора, стоявшего на пороге и смотревшего прямо на Кару.

Внутри все у нее перевернулось. Это была худшая часть. Всегда. Были такие, кто, как и Амзаллаг, побывавшие в могиле, проснувшись, знали, где они находятся, с кем, и помнили все то, что произошло в Эретце. Но также были и другие души из кадил: солдаты, умершие на Мысе Армазин, которые даже не знали о том, что Лораменди пал, не говоря уже о том, что они оказались в другом мире.

Все без исключения глупо моргали, глядя на Кару, не узнавая ее. Да и как они смогли бы ее узнать? Девушку с синими волосами, без крыльев и рогов? Она была чужой.

И, конечно же, она никогда не слышала то, что они говорили потом, когда узнавали правду. Ей нравилось представлять, как кто-то говорит о ней: «Она одна из нас; она — воскреситель; она вернула нас; она привела нас сюда, и посмотрите — еда!» Но на самом деле она думала, что это было больше похоже на что-то вроде: «У нас нет выбора; мы нуждаемся в ней». Или даже, в самые худшее моменты: «Так как мы все не любим ее, мы не можем убить ее, пока».

Хотя, по ходу дела, никто Разору об этом ничего не сказал.

— Ты, — прорычал он.

Потом он прыгнул.

Быстро, быстрее, чем споткнувшаяся Тен, Кару вскочила на ноги и вышла из-за стола. Разор приземлился на него как раз туда, где она только что сидела. Стол подался под его весом огромной трещиной и разлетелся на куски. Водяной барабан опрокинулся, разлился, упал на землю со стуком ударившего гонга. Все тела пришли в движение, размытые, ставшие одни пятном, кроме Хета, который был сдержан, сосредоточен. Жесток.

— Любовница ангела, — выплюнул он, и стыд вспыхнул в Кару, как факел.

Это было понятие, полное унижения. Ни в одном из человеческих языков, что знала Кару, не было такого слова, которое носило бы в своем смысле подобное оскорбление, такое презрение и отвращение. Не было подобного слова, которое поливало бы таким слоем грязи. Это было очень плохо, даже если у него был и переносный смысл ругательства.

Но никогда еще до нее оно не носило столь буквального значения.

Взмах хвоста и Разор продвинулся вперед. Именно так движение и выглядело. Его тело было, как у рептилии — комодского варана и кобры — и выглядело больше, чем он был на самом деле, он двигался, как ветер по траве.

И это была работа Кару. Это она подарила ему такую грацию, такую скорость. «Отметим это для себя», — подумала она и отпрыгнула. Кару тоже была грациозна и быстра. Она, словно танцуя, отошла назад. Ее клинки в виде полумесяцев были уже в руках. Она вытащила их неосознанно. Перед ней была морда льва, которая казалась такой красивой в состоянии покоя на полу, сейчас же, искаженная гримасой ненависти. Он разинул пасть, из которой вырвался рев: скрежещущий, горький, мучительный.

— Знаешь ли ты, что я потерял из-за тебя?

Она не знала, и не хотела знать. «Из-за тебя, из-за тебя». Она хотела закрыть уши, но ее руки были заняты, держа лезвия.

— Мне жаль, — сказала она, и ее голос прозвучал слабо и неубедительно даже для ее собственных ушей.

Здесь же была и Тен, что-то тихим и настойчивым голосом говорящая ему; что бы она ни говорила, это не имело никакого эффекта. Разор промчался мимо нее. Мимо Баста, который даже не пошевелился, чтобы вмешаться. Кару была меньше его вдвое, и Амзаллаг мог бы легко остановить его, но лишь неуверенно смотрел на каждого из них. Кару еще отошла назад. Остальные просто стояли там, и в ее груди вспыхнула искра гнева. «Неблагодарные сволочи», — подумала она, и эта мысль показалась ей неожиданно забавной. Подобным придуркам они с Сусанной давали свои определения — детки, голубки, старушки «божьи одуванчики», которые хмурились, видя голубые волосы Кару. И это всегда для девушек было забавой. Сволочи, ущербные, потусторонние. Теперь же, стоя на пути этого несговорчивого льва-дракона, Кару ощутила, как на ее лице блуждает неожиданное выражение: она улыбалась.

Это ощущение было столь же острым и четким, как ее лезвия-полумесяцы. А со следующим движением Разора она крепче уперлась в землю и крепче сжала клинки. Стиснув зубы, Кару провела одним лезвием по другому, вызывая звук скрежещущей стали, который на некоторое время отвлек его внимание. Задержка, которая дала Кару достаточно времени, чтобы понять: «Что дальше? Мне придется убить его? Смогу ли?»

Да.

А потом — белая вспышка, и все закончилось. Между ними стоял Тьяго. Он стоял спиной к Кару, когда приказывал Разору отступить. Ей никого не пришлось убивать. Хет повиновался, его беспокойный хвост опрокидывал стулья на каждом шагу.

Лиссет и Ниск перехватили его, а Кару стояла там, балансируя между вдохами, в руках были клинки. Кровь пульсировала вверх-вниз по рукам. На мгновение она почувствовала в себе Мадригал — не предатель, но солдат.

Лишь на мгновение.

— Отведи ее обратно к себе в комнату.

Это Тьяго сказал Тен, словно Кару сбежала из психиатрической клиники или что-то вроде того. С лица Кару исчезла улыбка.

— Я еще не доела, — сказала она.

— Похоже, что доела, — он печально взглянул на сломанный стол и разбросанную еду. — Я принесу тебе что-нибудь. Ты не должна все это терпеть.

Его голос был приторно-любезным, но когда он подошел ближе, то спросил нежно:

— С тобой все в порядке?

Кару захотелось расцарапать ему лицо.

— Со мной все хорошо. Как ты думаешь, что я из себя представляю?

— Я думаю, что ты наше самое ценное достояние. И я считаю, что ты нуждаешься в моей защите.

Он потянулся к ее руке; Кару отдернула ее, и Волк поднял свои руки в знак капитуляции.

— Я умею за себя постоять, — сказала она, стараясь унять краткие колебания силы, которые овладели ею. «Я — Мадригал», — сказала она себе, но увидев Белого Волка, все о чем она могла думать, это о том, что Мадригал стала жертвой. И она не могла больше сдерживать жжение силы

— Что бы ты ни думал, — сказала она, — я не беспомощна.

Но это прозвучало так, как будто она пытается убедить в этом не только его, но и себя саму. Не осознавая того, она обвила себя руками, как делают дети, пытаясь защититься. Она тут же разняла их, но это заставило ее занервничать.

Голос Тьяго был нежным.

— Я никогда не говорил, что ты беспомощна. Но Кару, если с тобой что-нибудь случится, все закончится. Мне нужно, чтобы ты была в безопасности. Это так просто.

В безопасности. Не от врагов, а от своего рода — от тех, кому она отдавала всю свою заботу, свое здоровье, свою боль — день за днем. Кару цинично рассмеялась.

— Им нужно время, — сказал Тьяго. — Вот и все. Они начнут доверять тебе. Как я.

— Ты доверяешь мне? — спросила она.

— Конечно, доверяю, Кару. Кару, — он выглядел грустным. — Я думал, мы уже все это прошли. В такие времена нет места для мелких обид. Для дела нам нужно все наше внимание, вся наша энергия.

Кару могла бы поспорить, что ее казнь не была мелкой обидой, но она этого не сделала, потому что знала, что он был прав. Им действительно нужна было вся их энергия для этого дела, и она ненавидела то, что Волк должен был напоминать ей это, как будто она была какой-то капризной школьницей. И даже больше, Кару ненавидела то неустойчивое состояние, которое одолевало ее сейчас, когда всплеск адреналина прошел. Несмотря на то, что она сердилась из-за того, что была заперта Тьяго в своей комнате, это была та комната, которую она хотела, уединенная и безопасная, так что она положила свои лезвия в форме полумесяцев в ножны и, стараясь вести себя так, как будто это была ее собственная идея, она повернулась и вышла. Кару держала голову высоко поднятой, но знала, что на протяжении всего пути она не сможет никого обмануть.