84
АПОКАЛИПСИС
Как и всегда с отбытием Акивы, Кару испытывала одно и то же ощущение: холод. Его тепло было, словно подарком, который, то давали, то вновь отбирали. А она стояла тут у окна и чувствовала холод, опустошение и своего рода неполноценность. А еще злость. Это было таким ребячеством, испытывать нечто наподобие гнева, который обычно рисуют в мультиках — вот так, оказаться перед Акивиным лицом и барабанить кулаками ему в грудь, а потом упасть на эту грудь и почувствовать, как он смыкает кольцо своих рук вокруг нее.
Как будто он был тем безопасным пристанищем, которое она повсюду ищет, но никак не может найти.
Кару тяжело вздохнула. Она представила себе, будто могла чувствовать, как он все больше и больше отдаляется от нее. Что расстояние между ними неумолимо растет с каждым, с каждым взмахом крыльев. Девушка сделала несколько глубоких вдохов, чтобы подавить рыдания, рвущиеся наружу. «Будь сама себе безопасным пристанищем», — уговаривала она себя, выпрямляясь. Ничто в мире не сможет уберечь тебя от того, что ждет впереди, ни крошечный нож, засунутый в ботинок (хотя ее крошечный кож не подведет), ни человек, не сможет уберечь даже Акива. Она должна расчитывать на свои силы, которые может найти только в себе.
«Будь той, кого в тебе видел Бримстоун», — сказала она себе, страстно желая, чтобы из потаенных глубин ее души поднялись новые силы. «Будь той, кто необходим всем тем выжженным душам, и еще живым».
— Сладенькая, — произнесла Исса. — Знаешь, все в порядке.
— Все в порядке? — Кару уставилась на нее. Это где? Которая часть у них в порядке? Та, где Эретцу угрожает людское оружие, или здешняя серафимова угроза. Хаос, который ангелы могут внести в человеческий уклад жизни одним своим существованием, не говоря уже о военном оружии, которое находится вне пределов человеческого понимания... И что ей теперь делать? Как она могла позволить Разгату покинуть Эретц, с такой отравленной душой и такими знаниями, которыми он обладает? Сколько еще ошибок, которых окажется достаточно, чтобы разрушить миры, она совершит? Что, собственно, хотелось ей потребовать ответа у Иссы, было «в порядке»?
Исса ответила:
— То, что ты его любишь, — и у Кару от неожиданности екнуло сердце.
-— Я не... — попыталась было запротестовать она, и по привычке залилась краской стыда.
— Прошу тебя, дитя, неужели ты считаешь, что я тебя совсем не знаю? Я не собираюсь говорить, что вас впереди ждет простое будущее, если оно у вас вообще будет. Я только хочу, чтобы ты не терзала, наказывая, себя. Твои чувства к нему всегда были искренними, тогда и сейчас. Твое сердце не ошибается. Твое сердце — твоя сила. Тебе нечего стыдиться.
Кару уставилась на нее, смаргивая слезы. Слова Иссы (скорее, это даже разрешение?!), причинили больше боли, чем помогли. Выхода-то не было... Конечно, Исса это видела. Но почему же она говорила так, будто был выход? А его не было. Не было.
Кару подобралась. «Будь кошкой, — сказала она себе, припомнив последний набросок из своего потертого мольберта. — Кошкой, которая забирается на самую высокую стену и ее никто не может достать, и которой никто не нужен. Даже Акива».
— Это неважно, — говорит она. — Он ушел и нам пора в путь. Мы должны всех подготовить. — Кару осмотрела свою комнату. Зубы, инструменты, подносы, все нужно забрать с собой. Что касается стола с кроватью... то тут она почувствовала волну сожаления. Несмотря на то, как топорно они были изготовлены, это было гораздо большим, чем у нее было за все время бегства с мятежниками, до того момента, пока они попали сюда. Она судорожно сглотнула, почувствовав, как весь ее ужас распахнул дверь и улетел во тьму.
— Исса. — Она начала дрожать, когда ею овладел страх, перед неизведанным. — Куда же нам податься?
Спирали непознанных источников возможностей и намерений. Позже, Кару ломала голову, куда бы еще они могли пойти, и как все стало таким запутанным и непонятным.
Если бы только Доминион еще не прибыл.
И вот, когда химеры собрались во дворе, готовые к отлету, они услышали какой-то звук, доносящийся издалека. Мирским звукам нет места в этой пустынной тишине. Это был сигнальный рожок. Это непрерывное настойчивое гудение рожка, а холм со скрипом полировали автомобильные шины, которые неминуемо приближались. Слишком быстро. Несколько солдат нарушили строй и взлетели в воздух, чтобы посмотреть, что же там происходит за стеной. Кару оказалась первой любопытствующей.
У нее перехватило дыхание, а сердце выпрыгивало из груди. Фары на склоне. Фургон. Кто-то стоял на пассажирском сидении и, размахивая руками, что-то кричал, стараясь перекричать звук двигателя.
Этим кем-то была Сусанна.
Фургон, занесло, развернуло, и он остановился. Сусанна выскочила из машины и побежала стремглав по песку, выкрикивая слова, которые Кару уже знала, еще до того, как она могла их ясно расслышать.
Она знала, что теперь на ее плечах лежала ответственность за дальнейшую судьбу двух миров.
— Ангелы! Ангелы! Ангелы!
Сусанна неслось во весь опор. Кару бросилась вниз и схватила свою подругу за плечи.
— Ангелы, — задыхаясь, прошептала Сусанна, широко раскрыв глаза. — Черт побери, Кару. В небе. Сотни. Сотни. Они заполонили собой. Чертов. Мир.
Мик обежал фургон и бросился к Сусанне и, пошатываясь, остановился. Кару услышала, что по склонам приближается нечто неминуемое, по звукам, напоминающее оползень. Она почувствовала, как за ее спиной собрались химеры.
А потом она почувствовала жар. Сусанна, глянула ей за спину и ахнула.
Жар.
Кару развернулась и увидела Акиву. Довольно долго, он был единственным, кого она видела. Даже Волк, казался всего лишь белой пушинкой, которая переместилась и оказалась рядом с ней. Акива вернулся, а его прекрасное лицо снедали угрызения совести.
— Слишком поздно, — тихо сказала она, понимая, что этот мир, который воспитывал ее в подполье, который дал ей искусство и друзей, и шанс на нормальную жизнь, никогда не будет прежним, что бы ни случилось дальше.
Химеры, ощетинившиеся в присутствии врага, наблюдали за Тьяго, какой знак он им подаст. Пара серафимов находилась не далее, чем на расстоянии размаха крыльев и их загадочное ангельское воплощение было всем, чем «зверью» никогда не стать. Кару смотрела на них своими человеческими глазами, эта армия становилась более чудовищной, чем природа когда-либо создавала, и она понимала, что увидит мир, если они сойдутся в поединке с Доминионами: демоны, ночные кошмары, само зло. Появление серафимов проповедовалось как явление чуда. А появление химер?
Апокалипсис.
— Нет, еще не поздно, — сказал Акива. — Это только начало. — Он приложил руку к своему сердцу. И только Кару знала, что это значит, о, да, она знала (мы есть начало), и она почувствовала, что и у нее в сердце разгорелось пламя, словно он приложил свою руку к ее сердцу. — Пойдем с нами, — сказал он. Он повернулся к Тьяго, стоявшему рядом с ней. Голос его был резок, а глаза пылали жаром, и Кару понимала, насколько для него было тяжело заставить себя обратиться к Волку, но он все же обратился.
Он сказал:
— Мы можем сражаться против них вместе. У меня тоже имеется армия.