Дни Крови и Звездного Света

61

МНОЖЕСТВО АКИВИНЫХ СМЕРТЕЙ

— Каким образом стелианцы смогли попасть в святая святых? — размышлял Азаил. — Если бы Акива мог это выяснить...

Лираз оборвала его:

— Даже если бы он и мог, мы не убийцы.

— Не из-за отсутствия стремления.

После истории с корзиной фруктов, сообщалось, что Иорам остался в Башне Завоеваний и даже приостановил свои аудиенции с гражданами. Тем самым, не оставив никакой возможности до него добраться. По крайней мере, пока они не сумели выяснить, как это можно сделать.

— Ты знаешь, о чем я. Мы не будем подкрадываться, и мы не Ожившие Тени. Наш отец увидит наши лица перед своей смертью.

— Знаю-знаю. Ты предпочитаешь, чтобы твои жертвы видели, кто их убивает. — Азаил произнес это так, как если бы он слышал это сотни раз.

Акива произнес:

— Этот раз особенный. Должны быть свидетели.

Они удивленно посмотрели на него. Он проводил ката, в поисках ситар, пытаясь найти успокоение, в котором к нему может прийти ответ. Ни там, ни там не повезло: он не нашел ни успокоения, ни ответа.

— Народ должен знать, что это были мы, — сказал он, вкладывая меч в ножны. — Или они во всем обвинят мтелианцев или Оживших Теней, и у Иафета не будет выбора, кроме как продолжать войну, которую начал его отец.

Иафет был наследным принцем. А наследным принцем он был, потому что его ближайший старший брат убил своего старшего брата, а затем убил себя в храме в тот же вечер во время молитвы к Светочам, чтобы замолить свой грех. Он остался в памяти, как Непрощенный; умерщвленный брат прозвался Отомщенным, а Иафет был просто Иафетом. Он не был образцом совершенства и добродетели; он был скрытным тихоней, он боялся покинуть Башню Завоеваний даже при полном эскорте. Он был трусом, но трусом в правильном смысле — который будет уклоняться от войны, даже, если ему самому при этом не надо участвовать в битве. По крайней мере, Акива на это надеялся.

— А посему, врагами станут Незаконнорожденные, — меланхолично заметил Азаил.

— Граждане все равно нас презирают, — сказала Лираз. — Они только обрадуются, узнав, что это мы.

— Обрадуются, — подтвердил Акива. — А еще они скажут, что Иорам сам виноват, он должен был предполагать такое развитие событий, наплодив столько ублюдков на свет. Это будет для них шоком и это покончит с нами.

— И нами, ты хочешь сказать...

— Со всеми нами. — Слова Акивы тяжело повисали в воздухе. — Вся наша жизнь будет потеряна.

— Итак, мы втроем решим судьбу трехсот? — спросил Азаил.

— Да, — сказал Акива. Он посмотрел на море. Три сотни. Всего лишь три сотни. Сколько из них уже потеряны. Должен ли Акива решать за них их же судьбу или нет? Он дал ход развитию событий. Война длилась годами, но, как только порталы были сожжены, все закончилось за считанные месяцы. По беспомощным, оставшимся без Бримстоуна и его воскрешающих способностей, химерам, Иорам ударял каждым солдатом под своим командованием, способным еще хотя бы дышать, и все несли невосполнимые потери: Доминионцы, Второй Легион, даже разведчики с Имперским флотом, но больше всего было потерь среди Незаконнорожденных, которые были расходным материалом, постоянно восполняющимся. Будучи самой маленькой силой для начала, их соотношение потерь колебалось — один выживший к четырем погибшим.

— Мы предупредим остальных, — сказал он. — Они покинут свои полки и присоединятся к нам. Можешь назвать еще хоть кого-нибудь, кому есть еще меньше что терять?

— Рабам, — сказал Азаил.

— Мы и есть рабы, — сказал Акива. — Но ненадолго.

В течение последующих нескольких дней они осторожно начали предупреждать своих собратьев-бастардов; передавая сообщения из уст в уста, как только войска перешли через мыс Армазин. Случалось, что приходилось иногда предпринимать и ночные полеты, прикрыв себя чарами невидимости, чтобы добраться до отдаленных полков. Незаконнорожденные были разбросаны по четырем углам Империи, пара-тройка полков там, один-два в другом месте. Акива подумал о Меллил и ее команде, но у него не было никакой возможности добраться до них. Он все гадал, что же они нашли там, за линией горизонта, живы ли они, отправились ли на их поиски уже какие-то войска, когда те пропали, чтобы обнаружить, что они все-таки живы, и вернутся ли они. Пока никто не вернулся, никто из посланников, разведчиков и отправленных туда войск Иорама. Никто из тех, кто был послан к Дальним берегам — не возвращался.

Можно было бы подумать, что этот факт поумерил пыл Императора, и он отказался от планов покорения Островов, но слухи, распространившиеся за пределы столицы, говорили об обратном. Азаил подбирал каждую крупицу новостей, от любого, с кем он пересекался — а в эти дни было все больше и больше путников, как, например, дворян, сопровождаемых военными, пересекающими воду, чтобы исследовать свои новые владения — и эти обрывки сведений складывались в единую картину.

— Он планирует вторжение? — задумался Акива. — Но в этом нет никакого смысла.

— Тысячи в белоснежных мантиях, поверх начищенных до блеска доспехов, — отрапортовал Азаил. Эта, так называемая сплетня, им досталась от лордов и их слуг. — У него имеется тысячное войско с белоснежными мантиями и стягами им в тон. — Азаил помолчал. — От имени Доминиона.

— Доминиона? — Все меньше и меньше смысла. Во-первых, цвет Доминиона — красный. Белый цвет означал капитуляцию, но Иорам не намеревался сдаваться. Но цвет был ерундой, по сравнению с вопросом: Для чего они? Новые мантии и штандарты... чтобы произвести впечатление на противника? А какое впечатление мог произвести белый цвет? И что подстегивает Иорама отправлять в эту пустоту все больше и больше своих сил, не говоря уже о Доминионе? Безусловно, он не станет рисковать пропажей своей элитной армии при загадочных обстоятельствах. Ладно бы, если речь бы шла о Незаконнорожденных, но Доминион?

— На этом лично настаивает Иаил, — сказал Азаил. — По слухам, это его идея.

Иаил? За капитаном Доминиона водилось много чудовищных поступков, но дураком он не был. А затем, встал вопрос о певчих. Которых Иорам призвал из монастыря «Явления света», чтобы те прекратили молиться Светочам и прибыли в Астрай, где они должны были предстать в белом, чтобы соответствовать Доминионцам.

— Там что-то происходит, — заметил Акива. — Нечто, что не имеет отношение к слухам. Но что?

— Думается мне, что ты сейчас это выяснишь. — Это была Лираз, вошедшая в казарму со свитком в руке. Она протянула свиток. На нем была имперская печать. Акива застыл, зная, что это должно быть, и он посмотрел на своих брата и сестру.

— Ну же, — напряженно настаивал Азаил.

Поэтому Акива сломал печать, развернул свиток и зачитал его содержимое вслух.

— Чтобы предстать перед Его Высокопреосвященством, Иорамом Непокоренным, Первым гражданином Империи Серафимов, Защитником Эретца, Отцом Легиона, Князем Света и Покорителем Тьмы, Помазанником Светочей, Повелителем Пепла и Огня, Повелителем страны Призраков...

Азаил выхватил свиток, чтобы убедиться, что в нем действительно были написаны три последних слова, которых там не было, и он решил сам продолжить чтение.

— В благодарность за героическую службу государству, призывается солдат Акива, урожденный Бастардом, Седьмой носитель сего имени... — Азаил перестал читать и посмотрел на Акиву. — Ты седьмой? Много уже случилось смертей Акивы, брат мой. Знаешь, что это значит? — Он был очень серьезен.

— Расскажи. Что же это значит? — Акива готовил себя к нелепой гибели. Шестеро бастардов уже носили это имя до него? Это много, даже слишком. Кто-то умер в младенчестве, иные в тренировочном лагере. Азаил, наверное, собирался сказать, что это имя проклято.

Но нет. Брат его сказал:

— Это значит, что урна для кремации переполнена, и нет места для твоего пепла. У тебя нет выбора. — Он улыбнулся своей несчастной, открытой улыбкой. — Ты должен жить.