Дни Крови и Звездного Света

70

ДА ЗДРАВСТВУЕТ ИМПЕРАТОР

Император опустился на колени. Его глаза потускнели; ненависть постепенно угасала в них вместе с жизнью, струящейся из груди красным потоком. Никто не бросился к нему, и его тело, расплескивая воду, повалилось в сток бани. Вода и пена окрасились в розовый.

Служанка закричала.

Намаис и Мизориас пришли в движение. Акива блокировал их удары, ничто и никогда ему не давалось так легко.

Он почувствовал, как стража отделяется от стены, их шоковое состояние словно витало в воздухе. В конце концов, один, выхватывая рукоять меча, запутался в собственном колоколообразном рукаве и громко выругался. Азаил с Лираз, как один, обнажили свои мечи.

Серебряные клинки было предположили, что за ними численное преимущество (восемь против двоих), но после первого же скрещения мечей их уверенность исчезла. Против них не осуществлялось никаких известных им выпадов или ударов, к которым они были привычны. Не слышно было залихватского звона серебра. Азаил с Лираз орудовали в две руки своими длинными мечами, вкладывая такую же мощь в свои удары, с которой они обрушивались на бесчисленное множество ревенентов, заключенных в броню. Десятилетия пережитых сражений, черные руки, усеянные страшным счетом, и их натиск, сокрушили стражу, словно сила природы.

Они не были двумя, отбивающимися от восьми. Они были двумя, режущими восьмерых. Играючи. Первый же удар Лираз вывихнул плечо стражника, который преградил ей дорогу. За воплем от боли последовал грохот, от выпавшего меча из его руки; она не прикончила его, когда он отшатнулся назад, а повернулась к другому стражу, и ударом ноги повергла того на колени. Его вопль слился с воплем товарища.

Первый удар Азаила бритвой прошелся по клинку соперника, оставляя от лезвия лишь серебряный огрызок.

Все это произошло буквально в промежутке между вздохами. Вышколенные Незаконнорожденные против чванливых Серебряных мечей. Ощутимая разница между стражем и солдатом. И глаза стражей наполнились пониманием этого. Выражение лиц оставшейся пятерки, сменилось от устрашающей уверенности до оборонительного напора. Приспосабливаясь к новым для себя обстоятельствам, они образовали круг, заключив в него Незаконнорожденных, и множество их переглядок меж собой, можно было легко понять:

- Давай же, нападай на них.

- Нападаем на них.

Им не нужно было волноваться. Лираз с Азаилом их не ждали. Ожидание дает врагу возможность думать. Им же самим не нужно было размышлять, все делали мечи. Они атаковали. Они были нитилам. Лязг был оглушительным. Бумажные клинки полностью оправдали свое прозвище, когда хрупкое оружие стражи было разбито одним взмахом стали. На другой стороне комнаты один из неизвестных советников успел вовремя увернуться, когда острый летящий осколок серебряного меча вонзился в стену в том месте, где секунду назад была его голова.

Бумажные клинки были полностью безоружны и слегка поранены. Один сделал попытку дотянуться до меча, но стоило Лираз ухмыльнуться и покачать головой, как он тут же замер, как провинившийся ребенок.

— Просто стойте там, — сказала она им. — Просто покажите нам ваше превосходное умение стоять там, и с вами все будет в порядке.

Остальные стояли, согласно выбранной позиции — столько пространства, такие большие тела, и такая плохая подготовка. Их жизни прежде никогда не подвергались опасности, и если бы Лираз с Азаилом захотели убить их, то обнаружили бы, что это до смешного просто. Но они не хотели их убивать. У них не было желания проливать кровь. Их целью был Иорам, и он лежал мертвый, омываемый водой, которая превратилась из розовой в красную. Иаил был следующим.

Но Иаил исчез.

— Акива, — сказала Лираз. — Иаил.

Акива уже знал. Трое Незаконнорожденных держали центр комнаты. Было тихо. Все сказано. Возможно, прошло всего минуты две, как клинок Акивы вошел в сердце его отца. Он разоружил Намаиса и Мизориаса (это был их лучший бой, но и этого оказалось недостаточно) и выверенным ударом рукояти меча лишил их сознания, предотвратив тем самым любые их попытки возомнить себя героями, что могло вынудить его убить их. Один из них приземлился лицом вниз, и в тот момент, когда Акива подцепил его ногой, чтобы перевернуть и не дать захлебнуться в мелкой красной воде, Иаил исчез.

Куда? Если он сбежал через какую-то потайную дверь, у него не получилось забрать с собой племянника. Акива долгим, спокойным взглядом смотрел на наследного принца. Иафет поставил перед собой одну из прислужниц, в качестве живого щита. Она застыла, прижатая к его груди. Ее длинная коса была накручена на его запястье, где должен был быть меч.

«И это новый Император», — подумал Акива.

Куда бы ни делся Иаил, должно быть, он уже поднял крик. Акива ожидал, что вот-вот поднимется шум. Он был удивлен, что все еще было тихо; он ожидал, что стража у Врат Самек, услышит звон клинков и поспешит узнать, в чем дело; именно тогда он, Азаил и Лираз должны были накинуть на себя чары невидимости и в суматохе, расправив крылья, скрыться.

Однако суматохи никакой не было.

Может, думал он, звук не проходит через эти смыкающиеся друг с другом стеклянные стены. В этом жутком спокойствии, новообретенное Акивой состояние сиритар оставило его, как будто оно приходит и уходит, когда ему заблагорассудится, и его чувства были лишены новых горизонтов. В этом полумраке и ослабление, он оглядел помещение. Хор льстецов был словно прикован к одному месту, ошеломлен; их рты, подобно рыбам, хватали влажный воздух. Его глаза скользили по ним. Хеллас утратил свое самодовольство.

И средь других был и Иафет, прижимающийся к служанке. Акива полагал, что подобное зрелище не должно бы удивлять его, но услышать о чьем-то малодушии и трусости это одно. Увидеть это воочию — совсем другое. Но, что было делать? Их цель сегодня была очевидна. Убийство подстрекателя войны — вовсе не мятеж против самой Империи, и не захват власти.

Итак, удерживая взгляд наследного принца, Акива произнес слова вступления.

— Император мертв. Да здравствует Император.

В атмосфере горячего пара и шока, его голос был тяжел и торжественен. Он скрестил руки на груди, прижав рукоять меча к сердцу, и слегка кивнул Иафету. Лираз с Азаилом позади него, сделали то же самое.

Ужас Иафета уступил место растерянности. Он глянул в сторону, обращаясь к совету за объяснением, как будто возникшая возможность никогда даже в голову ему не приходила. Банщица, воспользовавшись его замешательством, высвободилась и бросилась к двери, словно существо, сумевшее выбраться из капкана. Акива дал ей уйти. Дверь осталась распахнутой настежь, когда она убежала прочь, и он подумал, что вот теперь-то сюда нагрянет стража.

И, тем не менее, они до сих пор этого не сделали.

Лишенный своего живого щита, Иафет, весь дрожа от страха, упал на колени и начал медленно отползать. Акива с отвращением отвернулся.

— Мы здесь закончили, — сказал он своим брату и сестре. Чтобы ни происходило вне бань, это не стоило того, чтобы продолжать ждать. Конечно, проще было бы уйти под прикрытием суматохи (десять врат остались бы открытыми, в то время, как их охрана бросилась бы на подмогу), но они бы сумели пройти или сразится, если бы пришлось. Он был готов исчезнуть, оставить Астрай и свое собственное предательство.

Он подошел к двери.

Но за ней оказались не Серебряные мечи, некомпетентные, но все красавцы, как на подбор, не умеющие владеть клинками, не они заставили его вернуться обратно. Это были Доминионы. Не стражи, но солдаты: готовые и спокойные и их был легион. Два десятка ворвались в комнату, не принося с собой ни хаоса, ни возможности легкого побега. Только угрюмые лица и мечи, уже окропленные кровью.

Чья это кровь?

И…они принесли с собой что-то еще, что-то совершенно неожиданное, и при первом соприкосновении с этой волной изнурительной и такой знакомой тошноты, Акива все понял. Как только солдаты окружили их плотным кольцом, встав вокруг пристыженных разоруженных Бумажных клинков и императорова трупа, и держа в руках ужасные... трофеи, он понял, что все было заранее спланировано. Он сыграл роль, написанную для него Иаилом, и он блестяще с ней справился.

Доминионы протягивали руки. Высушенные, отрубленные руки, отмеченные дьявольскими глазами. Руки ревенентов, такие же мощные, как и когда те принадлежали своим истинным владельцам: химерам-повстанцам, которых они убили и сожгли в Хинтермосте.

Акива ощутил удар магии, как будто она проникла в его вены и убивала изнутри. Он попытался противостоять этому, но не выходило. Его начало трясти, и он не мог остановиться.

— Хвала Светочам, — услышал он, как зашептались советники. — Мы спасены.

Дурачье. Разве они еще не догадались, что делают Доминионы внутри Башни Завоеваний?

Их капитан был здесь.

— Племянник, — сказал он. На секунду Акива подумал, что Иаил обращается к нему, но тот смотрел на Иафета:

— Позволь мне первым выразить свои поздравления, — сказал он. Он был весь красный (от жары, от страха?), его длинный старый шрам выделялся белым. Иаил направился к Иафету, который все еще стоял на коленях, и сказал:

— Правителю Империи Серафимов не должно стоять так. Поднимайся.

И протянул руку.

Акива понял, что сейчас произойдет, но пульсирующая боль в хамзасах был чревата вялостью, которая обычно появлялась после сиритар, он ничего не мог сделать, чтобы остановить это.

Иафет протянул дяде руку, Иаил взял ее, но не поднял племянника на ноги. Он встал Иафету за спину. Иафет задохнулся от боли, когда Иаил с силой сдавил мягкую руку принца своей сильной рукой мечника и помешал тому встать. Блеск металла, движение руки и все было закончено в одну секунду: Иаил махнул своим кинжалом по горлу племянника, и там появилась ровная красная линия.

Глаза Иафета широко распахнулись и закатились. Рот открылся, но не издавал ни звука, кроме бульканья. Красная струйка становилась все отчетливее. Капли превратились в ручеек. Ручеек в поток.

— Император мертв, — провозгласил Иаил, что было, строго говоря, еще не совсем верно. Он улыбнулся и вытер клинок о рукав Иафета, прежде чем бросить тело племянника к Иораму в окрашенную красным воду. — Да здравствует Император.

Акива, как и советники, был ошеломлен и открыл рот от удивления.

Что до Иаила, то тот не мог выглядеть более довольным. Он повернулся к Акиве и отвесил шутовской поклон.

— Благодарю, — сказал он. — Я очень надеялся, что ты это сделаешь.

С этого момента, лучший сценарий Акивы принял самый дурной оборот.