Дни Крови и Звездного Света

31

ОБЩИЙ СЧЕТ

Акива решил эту ночь в лагере провести вовсе без огня. Ему хватило огня за целый день: небо по-прежнему клубилось дымом от пылавшего костра, который они разожгли, чтобы согнать химер в стадо, выгнать их из безопасного леса. Когда он посмотрел вверх, то не увидел звезд. Но огонь был центром лагеря. Солдаты собирались вокруг него, чтобы почистить оружие, поесть и выпить. Несмотря на то, что у него самого не было аппетита, он очень хотел пить. Он допивал уже третью флягу с водой, погруженный в мрачные, как небо мысли, когда его внимание привлек чей-то голос.

— Чем занимаешься?

Вопрос прозвучал резко. Его задала Лираз. Акива поднял взгляд. Его сестра стояла по другую сторону костра, освещенная его зловещим сиянием.

— А на что это похоже? — ответил солдат из Второго Легиона, с которым Акива знаком не был. Он сидел с еще двумя солдатами, и когда Акива увидел, что они держали в руках (и понял, что они собирались с этим сделать), его кулаки сжались.

Инструменты для татуировок. Клинок и чернильная палочка, чтобы сохранить на своей плоти знаки убийства.

— Похоже, что ты собираешься что-то добавить к своему общему счету, — сказала Лираз, — но это невозможно. Потому что ни один уважающий себя солдат сегодня не добавит ни одной чернильной метки на свои руки.

Сегодня. Сегодня. Что же такого сделал патруль Лираз сегодня? Акива не знал. Под ее взглядом Акива не осмелился спросить сестру об этом, когда они с Азаилом нашли ее после своего унылого дня. Некоторые из ее взвода вернулись травмированными — следами от ударов кнутом, некоторые с ранами. Ничего серьезного, но есть о чем поговорить. Акива тоже не распространялся о том, что он сам делал несколькими часами ранее в овраге на юге и востоке. Они с Азаилом не говорили об этом, просто обменялись взглядами, признавая, что это произошло.

Дело в том, что общий счет велся лишь за убийства, которые происходили в бою, за погибших солдат. Не за убийство мирных жителей.

— Они были вооружены, — сказал солдат, пожав плечами.

— О, это что же, единственное, что делает армию боеспособной? — спросила Лираз. — Дать рабу клинок, и он тут же станет достойным соперником? — она показала на его руки, на все черные метки, которые покрывали его пальцы. — Сколько из них сопротивлялись? А были ли вообще такие, кто сопротивлялся?

Солдат мгновенно вскочил на ноги. Он был на фут выше Лираз. Он считал, что это дает ему некое преимущество, но он ошибался. Акива тоже поднялся — не потому, что его сестра нуждалась в помощи, а скорее от неожиданности, вызванной ее гневом.

— Свои метки я заслужил, — сказал солдат, нависая над ней.

Лираз не отступила. Сквозь стиснутые зубы с презрением она сказала: «Не сегодня».

— А ты кто такая, чтобы это решать?

Ее зубы обнажились в злобной улыбке.

— А ты поспрашивай вокруг.

Может быть, что-то было в ее улыбке, или он увидел это в ее глазах, но его самодовольство пошатнулось.

— Это должно меня испугать?

— Ну, меня-то озноб пробирает, — вставил свою лепту, появившийся Азаил. — Я буду счастлив, рассказать вам пару историй, если вы действительно хотите их послушать. Я-то знаю ее всю жизнь.

— Вот везунчик, — сказал один из солдат, издав глупый смешок.

— О да, я знаю, — Азаил был серьезен. — Хорошо, когда по близости есть кто-то, кто может спасти твою жизнь. Сколько раз это уже случалось, Лир? Четыре? — спросил он ее.

Она не ответила. Акива встал рядом с ними.

— Заводишь друзей, Лир?

— Везде, где только бываю.

Акива кивнул остальным солдатам.

— Вы ведь знаете, что она права, — сказал он. — Стыдно гордиться тем, что вы сегодня сделали.

— Просто выполняем приказы, — сказал солдат, беспокойство которого с появлением Акивы возросло.

— Разве был приказ радоваться этому?

— Пошли, — сказал один, потянув своего друга за локоть. Когда они уходили, можно было услышать, как они бормотали:

- Бастарды.

Лираз крикнула им в спины:

- Увижу у вас завтра свежие чернила, заберу себе ваши пальцы.

Тот, который прежде склонился над ней, расхохотался, оглянувшись.

— Рискни, — сказала она.

— Не надо, — сказал Азаил. — Пожалуйста. Мне кажется, что она слишком сильно увлекается коллекционированием пальцев.

Когда они ушли, Лираз присела. Она одарила Акиву мимолетным взглядом.

— Мне не нужны слова поддержки в пользу моих аргументов от «Проклятия

Зверья».

Азаил обиделся.

— А как же я? Уверен, что испугались они именно меня.

— Ага, потому что ничего не вселяет страха большего, чем упоминание о том, сколько раз твоя сестра спасала твою шкуру.

— Ну, я же не упоминал о том, сколько раз я спасал твою, — сказал он. — Думаю, уже и не сосчитать.

— Я и не пытался поддерживать твои аргументы, — бросил Акива. — Просто согласился с тобой, — он помедлил. — Лираз, что сегодня произошло?

— А сам как думаешь? — единственное, что она сказала. Он думал, что они встретились с остатками освободившихся рабов из каравана, и, как сказал солдат, следовали приказам. Исходя из того, как Лираз смотрела на огонь, Акива решил, что она не получила от этого действа никакого удовольствия, чего от нее он никак не ожидал. Она гордилась славой, завоеванной в бою, но не в бойне. Вопрос в том, как же она, всегда преданная идее, следовала подобным приказам. И... могла ли она удивить его, как это сделал Азаил?

Сейчас же Акива посмотрел на своего брата и увидел, что тот тоже на него смотрит. Переглядываясь над головой их сестры, они впервые признались себе в том, что они сделали в тот день в овраге.

Или, вернее, чего они не сделали.

Когда Акива услышал вскрик, короткий, оборвавшийся, но точно раздавшийся, — Азаил был намного ближе к источнику звука. Лишь несколько взмахов крыльями, но Азаил все же оказался первым, кто вдруг, сложив крылья, рухнул вниз на землю. Опустившись на каменистое ложе ручья, он присел в позицию на случай, если придется внезапно взлететь. Опоздав лишь на полудара сердца, Акива оказался рядом с ним и увидел то же, что и Азаил — ютившуюся в овраге, трепещущую массу испуганного народа из племени овец.

Каприны были одними из самых слабых племен химер, не приспособленные для битвы, они были освобождены от службы в армии. Дело в том, что многие племена химер рождали слабых солдат: одни были слишком маленькими, у других строение не было приспособлено к тому, чтобы держать оружие, некоторые были водными существами, некоторые слишком пугливыми, или же, наоборот, некоторые были огромными, но неуклюжими и медлительными. Причин было так же много, как и самих племен. Поэтому Бримстоуну и приходилось делать то, чем он так долго занимался. Очень многие из его народа просто не были созданы для борьбы. А уж для битвы с серафимами и подавно.

Основные силы армии химер всегда составляли несколько самых непримиримых племен. И для Акивы стало удивлением, когда он увидел одного из таких в центре этой кучи. Дашнаг среди Капринов. Еще совсем маленький, едва подросший, но даже небольшой Дашнаг страшен, несмотря на то, что у этого, в его толстых руках, была хрупкая девушка-олень. Ее собственная рука была прижата к губам; именно она кричала, и ее светлые оленьи глаза были широко распахнуты на милом небольшом личике. Еще одна девушка-олень съежилась от страха неподалеку от молодого человека. Несмотря на то, что Акива не мог понять, что же свело эти племена вместе, немая сцена была проста. Миниатюра живо давала понять, что сделали ангелы в Эретце: они объединили этот народ и настроили его против себя, используя ужас и запугивания.

Все это промелькнуло молниеносно. Дашнаг бережно положил девушку в сторонке. В его глазах был страх, но он был готов защищать этот народ. У Акивы в руках были мечи, но он не хотел их применять.

«Мы не должны быть такими», — подумал он.

— Аз... — начал было он.

Его брат повернулся к нему. Он выглядел растерянным, глаза сузились в прищуре.

— Странно, — сказал он, перебивая Акиву. — Могу поклясться, что слышал здесь какой-то звук.

У Акивы заняло лишь мгновение, чтобы все понять, а потом испытать облегчение (и благодарность), которые затопили его полностью.

— Я тоже, — сказал он осторожно, надеясь, что понял брата правильно. Дашнаг пристально наблюдал за ним, все его мышцы напряглись перед прыжком. Все Каприны и девушки Дама, не моргая, уставились на них. Ребенок начал бормотать — совсем малыш — и мать крепче его прижала.

— Должно быть, птица, — рискнул Акива.

— Птица, — согласился Азаил. И... он отвернулся от беглецов. Он сделал несколько шагов с брызгами по ручью, небрежных, даже комичных. Нагнулся, чтобы сорвать один из ярких цветов, растущих на тонких стеблях у самой кромки воды, засунув его в прореху в броне. Цветок все еще был там.

Азаил вытащил цветок и отдал его Лираз. Акива напрягся, гадая, не собрался ли брат рассказать ей о том, что они сегодня пощадили целую деревню химер. И даже мальчишку Дашнага, который, будучи ребенком, сейчас, потом вырастет в солдата. Что она подумала бы об этом? Но Азаил лишь сказал: «Я принес тебе подарок».

Лираз взяла цветок, посмотрела невыразительно сначала на него, потом на Азаила. А потом она съела его. Сестра прожевала и проглотила цветок.

— Хм, — сказал Азаил. — Необычная реакция.

— О, а ты часто даришь цветы?

— Да, — сказал он. А ведь так и было. Азаил умел наслаждаться жизнью, несмотря на многие ограничения, которые налагались на них, поскольку они были солдатами и, что хуже, были Незаконнорожденными.

— Надеюсь, он не ядовит, — сказал он небрежно.

Лираз просто пожала плечами.

— Чтобы умереть, есть способы и похуже.