Дни Крови и Звездного Света

35

РОЛИ

Сфинксы осторожно протянули кошачьи лапы к земле, вокруг них клубилась пыль. Остальное химерово войско выбиралось через двери и окна во двор, чтобы послушать их доклад. Там же был и Тьяго, шагающий из караулки. Кару недоумевала. Что же они сделали? Не только сфинксы, но и все остальные патрули. Ее посетило некое ощущение нереальности происходящего, когда она поняла, что ноги несут ее туда же, куда идут и все остальные.

— Кару, — крикнула ей вслед Тен, но она продолжала идти.

Тьяго заметил Кару и остановился, следя за ее приближением. Солдаты проследовали за его взглядом, как и сфинксы. Все разглядывали ее без какого-либо выражения на лице, а Тьяго улыбнулся.

— Кару, — сказал он. — Все в городе прошло хорошо?

— О. Прекрасно, — ее руки стали липкими. — Тебе не нужно останавливаться. Я просто буду слушать.

Волк в недоумении склонил голову.

— Слушать?

— Доклад, — Кару почувствовала, как уменьшается, начиная запинаться. — Я просто хотела знать, что мы собираемся делать.

Она не знала, чего сама ожидала от ответа Тьяго, но точно не этого: — Может быть, есть кто-то, о ком ты особо беспокоишься?

Лицо Кару горело. Коварный подтекст.

— Нет, — сказала она, чувствуя себя оскорбленной. Она также была взволнована, осознавая, что все, что она сейчас скажет, будет воспринято как беспокойство за серафимов. За Акиву.

— Вот и хорошо, не переживай, — еще одна улыбка Волка. — У тебя есть над чем подумать. Ты потеряла сегодня целый день впустую, а мне нужно, чтобы к завтрашнему дню была готова другая команда. Как думаешь, справишься?

— Конечно, — ответила за нее Тен и взяла Кару за руку, как сделала это вчера. — Мы уже идем.

— Хорошо, — сказал Тьяго. — Спасибо.

Прежде чем начать речь, он подождал пока они уйдут.

Кару очнулась от какого-то ступора. Это не значило, что Тьяго не хотел обременять ее деталями, это значило, что он однозначно не хотел, чтобы она знала о том, какие шаги он предпринимает. Когда Тен тащила ее прочь, Кару закрыла ненадолго глаза, глядя на Зири. Он выглядел таким настроженным. Замечание Тьяго... Они все еще думают, что она любит Акиву? А ведь они даже ничего не знают про Марракеш и Прагу. Или о том, что она встречалась с ним совсем недавно. Встретила его и... Нет. Ничего. Она оставила его в прошлом. Это главное. На этот раз она сделала правильный выбор.

Когда они вышли со двора, Кару выдернула руку из тисков Тен, поморщившись, когда потревожила свои синяки.

— Какого черта? — сказала она. — Я думаю, у меня есть право знать, за что я плачу своей болью.

— Не будь ребенком. У нас у всех есть свои роли.

— О. А твоя тогда какая, нянька что ли? Прости, я имею в виду нянька для изменницы?

Тен с вызовом сверкнула глазами.

— Если Тьяго попросит, то да.

— И ты сделаешь все, о чем он попросит.

Несколько секунд Тен смотрела на Кару, словно та тупая.

— Конечно, — был ее ответ. — И ты тоже. Особенно ты. Во благо нашего народа, в память о том, что мы потеряли, выполняя свой долг.

Ответная реакция Кару была мгновенной, но в этот раз, помимо стыда, она сопровождалась волной гнева. Они никогда не позволят забыть ей то, что она сделала. Она была здесь по собственному желанию, ведь в отличие от них, у нее-то был выбор. У нее была совсем другая жизнь, и прямо сейчас Кару действительно хотела вернуться к ней. Вернуться в Прагу к своим друзьям, искусству, чаю и не беспокоиться ни о чем серьезном, а лишь о бабочках в животе — Papilio stomachus — «Желудочниос бабочкос», с болью вспомнила она. Та жизнь казалась такой странной и мелкой сейчас, казалась чем-то таким, что можно поместить внутрь снежного шара.

Но она не уйдет. Тен права: у нее есть чувство долга. Но она была до смерти напугана тем, какой стала теперь. Она подумала о том, что Бримстоун никогда бы не узнал ее в этом покладистом, стыдливом создании; уж его распоряжениям она точно никогда не следовала столь безропотно.

Когда они поднялись обратно по лестнице в ее комнату, Кару подняла ожерелье, над которым работала раньше, пока Тен нетерпеливо вываливала чехол на стол. Повсюду был слышен грохот медных скоб. Сейчас она была не в состоянии создать новое тело.

О чем ей не позволено знать?

— Хочешь, я тоже вложу свою часть? — спросила Тен. Кару посмотрела на нее. Волчица не очень часто предлагала свою боль, и девушка удивленно сказала:

- Нет. Спасибо.

Лишь когда она услышала свой ответ, она осознала, что ей нужно что-то сделать.

«Что же мне нужно сделать?»

«О».

Она играла с тисками, то поворачивая винт сильнее, то ослабляя его. Она вообще помнит, как это делать? Это было так давно.

«Что мне нужно сделать, чтобы появилась боль?»

«Ничего. Для тебя нет боли. Только удовольствие».

Все еще возясь с тисками, она сказала Тен: «Мне кажется, ты не знаешь сказку про Синюю бороду».

— Синяя борода? — Тен разглядывала волосы Кару. — Это твой родственник?

Кару одарила ее насмешливой улыбкой.

— Ты разве забыла, у меня нет родственников?

— Ни у кого больше нет, — просто ответила Тен, Кару поняла, что это правда. Каждый здесь потерял... все. Они были народом, которому больше нечего терять.

— Ну, — сказала она, спокойно прилаживая тиски к паутине из плоти и мышц, которая связывала ее пальцы и ладонь. Это было нежное место.

— Синяя борода был местным феодалом. Когда он привел в замок молодую жену, отдал ей ключи от всех дверей и сказал, что она может ходить, где хочет, за исключением одной маленькой двери в подвале. Туда она не должна ходить никогда.

Она закрутила винт, и боль начала раскрываться, как цветок.

— И я полагаю, она и стала первым местом, куда та отправилась, — сказала Тен.

— В ту же минуту, как он повернулся спиной.

Тен отвернулась, чтобы дотянуться до чайника. На эти слова Кару она повернулась обратно и выругалась.

Кару видела по ее реакции, что это сработало; она помнила, как Акива умел манипулировать невидимостью. Забавно, боль казалась тогда большим делом. Но не теперь. Она пульсировала в том же темпе, что и биение сердца и ощущалась совершенно естественно.

До Тен никак не доходило, что Кару могла даже не двинуться со своего места. Она подумала, что Кару опять воспользовалась окном, поэтому, когда смогла двигаться, Тен бросилась к нему, а Кару выскользнула в дверь. По иронии судьбы, уже не было засова, который помешал бы ей уйти. Поддерживая гламур, она проскочила вниз по лестнице, потом во двор, чтобы подслушать все, что сможет, пока Тен не кинулась рассказывать об ее исчезновении.

Времени было мало.

Ее собственная тень могла выдать девушку. Чары не скрывали отбрасываемой тени, так что она старалась держаться в тени и не издавать ни звука. Она была в этом уверена. Она ведь даже не касалась земли. Однако она оставалась во дворе несколько минут, достаточных для того, чтобы узнать отвратительный характер «послания», которое повстанцы отправили серафимам и... ответ Императора — великий Боже, темное небо и свет Доминиона, беспощадное проявление мощи, безнадежность, безнадежность. Ответ Императора прервал Тьяго, повернувшись на подушечках волчьих лап, поднимая голову, слегка раздув ноздри, осторожно понюхал воздух.

И посмотрел на нее.

Кару замерла. Она и так уже стояла неподвижно, да и была она в нескольких ярдах, но девушка перестала дышать и смотрела в эти бесцветные глаза с ужасом. Они не могли отыскать ее, но они сузились. Он опять принюхался. Он не мог ее видеть, она знала об этом, и никто из стоящих там, кто проследил за его взглядом, не мог. Все же (дура, дура) они знали, что она рядом так же, как и Тьяго знал об этом.

Они были существами. Они могли учуять ее запах.