Дыхание ветра

Александр

Раскинув над землёй свои тёмные крылья, всюду царствовала ночь, наполненная движением, шорохами, звуками, издаваемыми невидимыми ночными птицами, яркими ароматами прелой листвы, хвои и молодых грибов. И многим чем ещё…

Прислушиваясь к происходящему вокруг, я медленно открыл глаза и, обнаружив себя в своём временном убежище, пытался сообразить, как оказался здесь.

Прошло несколько секунд, как вдруг вся картина произошедших недавно событий вырисовалась перед глазами. Я ясно вспомнил, что "превратился" в нечто и дёрнулся всем телом, больно ударившись головой о скалу. Оказалось, это не было сном, как подсказывало моё воспалённое сознание.

Нет. Всё происходило как наяву. Я сошёл с ума. Мне мерещилось, будто я какой-то монстр. Решив рассмотреть себя, чтобы понять, меняется ли морок перед глазами, ведь был уверен — это морок, больная фантазия измученного безумного сознания, в полной темноте сделать этого не мог и тогда решил дожидаться утра. Лёжа в своём скрытом убежище, думал о том, как поступлю, если моё умопомешательство подтвердится.

Приближался рассвет. Звёзды только поблекли, но лесные птицы уже вовсю подняли свой неугомонный гвалт. Осторожно выбрался из убежища, отметив, что поднялся на четыре лапы, и оглядел себя в свете восходящего солнца.

Галлюцинация никуда не исчезла. Наоборот, она была так реальна, что невозможно было не поверить в то, что я увидел своими собственными глазами. Стоя на четырёх лапах, я стал ниже ростом, но не на много. У меня появился длинный мохнатый хвост. Всё тело было покрыто жёсткой чёрной шерстью, очень длинной и грязной.

К тому же все органы чувств работали на удивление прекрасно, как никогда раньше. Кроме речевого аппарата — отсутствовало умение членораздельно говорить и даже произносить хотя бы какие-то звуки человеческой речи. Я старался, но не смог воспроизвести ничего, кроме глухого рычания, скуления и воя.

Итак, я полностью сошёл с ума! Мне точно казалось, что я — какой-то большой чёрный зверь. Замечательно! Как раз об этом я и мечтал! Будь оно всё проклято!

Над лесом пронёсся протяжный вой — животный крик отчаянья и бессилия что-либо изменить.

Никто не ответил мне.

В своём безумии я был совершенно одинок.

Оглядевшись вокруг, заметил более-менее пологий склон горы, по которому можно было забраться наверх, что я с успехом и сделал, дальше ещё каменная ступень, а там снова пологий склон. Таким образом, я взобрался на первую горку и оглядел окрестность: взгляду открылись высокие, поразительной красоты горы, поросшие смешанным лесом, выше каменистые отвесные скалы, внизу густой, подёрнутый дымкой, дремучий лес.

Там вдали затерянный в долине маленький посёлочек. Игрушечные домишки, серые дороги-ниточки, серебряная струйка дождя — речушка. Как жаль всё это терять…

Продолжил свой путь наверх, выбирал более-менее пологие участки, взбирался по каменным осыпям, кое-где по рваным каменным тропам, карабкался по скальным ступеням. Сколько я поднимался наверх, не осознавал. Время меня не интересовало.

Вдруг оказался на небольшом горном плато, поросшем шелковистыми травами и осенними крокусами. Невдалеке что-то сверкало в лучах яркого солнца.

Подойдя ближе к источнику сияния, увидел небольшое горное озерцо, такое синее и кристально чистое, как небеса над ним. Подобравшись к кромке воды, вгляделся в своё отражение — передо мной, как в зеркале, возникла мохнатая чёрная волчья голова, розовая оскаленная пасть, белые клыки. Что было в этом видении по-старому, так только глаза — мои серые.

Вздохнув, тихо заскулил от отчаяния. Так реалистично было всё, что показывало мне моё больное сознание, что невозможно было не верить!

Отойдя от озера, направился к противоположному краю плато, туда, где оно резко обрывалось, и бесстрашно встал на краю отвесной скалы. Впереди была пропасть, внизу только острые камни. Больное воображение подсказывало решение, которое может избавить от всего этого безумия, от ужаса и отчаяния, от невыносимой тоски.

Я снова поглядел вдаль. Отсюда, с такой высоты, всё выглядело просто фантастично: расписанные охрой пологие склоны уходящих вдаль гор, кристально — чистая лазурь небес, великолепные, слегка тронутые дыханьем осени низины. Игрушечное селение с яркими пятнышками крыш уютных домишек, серыми паутинками дорог и движущимися по ним муравьями-машинками, словно цветная заплатка на тёплом осеннем покрывале, наброшенном на землю неведомым заботливым духом.

Но не это великолепие удерживало меня. Не инстинкт самосохранения, не страх высоты. Нет. Только одно безумно дорогое мне маленькое сокровище, прекрасное нежное создание неземной красоты с глазами цвета неба.

Настоящее сильное чувство к прекрасной девушке затмевало собой всю окружающую действительность. Это ради неё я родился на земле, к ней я стремился всю свою, пусть и недолгую, жизнь, и с недавних пор только она не давала мне скатиться в бездну.

Стоя на краю, я решил, что с этого мгновения обязан бороться с безумием только ради неё. Хотя бы ради ещё одной встречи, ещё одного взгляда, ещё одной улыбки. Чтобы увидеть её хотя бы раз! Хотя бы на миг!

Оторвав глаза от тянущей вниз бездны, медленно отошёл от края пропасти и лёг в траву. Мне предстояла борьба. С безумием, с галлюцинациями. Ежесекундная борьба с самим собой, постоянный самоконтроль и представление, что я всё ещё человек.

Но сначала надо было избавиться от морока. Я вскочил и побрёл к глади горного озерца, чтоб еще раз заглянуть в зеркало его чистейшей воды. Передо мной снова предстало зрелище косматой волчьей головы.

Я вгляделся вглубь, подавшись вперёд, и коснулся носом водной поверхности, немного попил, по — собачьи лакая, потом, подняв фонтан брызг, неуклюже плюхнулся в озеро с головой. Вода была холодной, бодрила тело и дух, но морок не исчезал.

Я явственно чувствовал своё звериное тело, каждую мышцу, каждый орган, видел, как с угольно-чёрной шерсти сходит и расплывается по воде серая грязь, как она очищается и распрямляется. Отметил, что плыл по-собачьи, и тело легко слушалось меня, словно совсем мне не чужое. Выбравшись на берег, инстинктивно отряхнулся, как это делают звери, и снова сантиметр за сантиметром оглядел себя. Изменилось только то, что шерсть стала чище, всё же остальное оставалось как прежде.

Напряжённо размышляя, как избавиться от морока, внезапно поразился кристальной ясности своего сознания. Оно говорило мне, что всё происходящее реально, но только разум твердил об обратном, не воспринимая новой реальности.

Что если всё это не плод больного мозга? Хотел бы я в реальности стать огромным чёрным зверем? Пфф! Конечно нет! Но эта мысль заставила усомниться в том, что я безумен, и дала маленькую надежду.

Для начала надо было решить, если всё происходящее «условно реально», то по какой причине всё это могло случиться со мной. Итак, условно приняв «новую реальность», я начал выстраивать логическую цепочку из тех событий, которые происходили со мной за последнее время, чтобы обнаружить причины моего «якобы превращения».

Но все мысли сводились только к мистике, к суждению, что меня, как в фильме ужасов, мог укусить оборотень. Это значило, что я мог заразиться. Но это было просто смешно! Ведь оборотней не бывает! Это просто сказки! К тому же меня никто не кусал…

Была только одна зацепка: перед тем, как сойти с ума, я несколько раз испытывал сильную боль, жар и отказ всех органов чувств. Связав это с начинающейся эпилепсией, я всё больше уверялся в своём умопомешательстве.

Но по какой причине после приступов я выглядел словно мертвец? Насколько я знал, эпилептики не покрываются узорами. С последствиями драки это тоже не вязалось, по той причине, что узоры появлялись равномерно по всему телу, даже в тех местах, по которым меня не били.

Если принять версию "превращения", то узоры на коже являлись последствием внутренних кровоизлияний, происходящих, когда менялось моё тело. Продолжив так рассуждать, я пришёл к выводу, что "превращение" начиналось несколько раз, но, проваливаясь в бессознательное состояние, я тормозил процесс и возвращался в своё прежнее обличье.

А как выглядела моя одежда после приступов? Была порвана на мелкие клочки. Она не могла так изорваться просто из-за драки с одноклассниками. Вдруг в мозгу возникли слова отца: "Ты перерождаешься. Это произойдёт, хочешь ты этого или нет!"

Может быть, он знал, что со мной происходило, и пытался меня предупредить? Но я не стал к нему прислушиваться, приняв за психически больного, сбежал в лес и теперь даже не имел понятия, где нахожусь, так как никогда не забирался так далеко. Что же он хотел мне сказать?

Наверное, не стоило убегать. Если отец знал, что произойдёт, он наверняка смог бы мне помочь. Но не теперь, когда я совершенно не имел представления, ни о том, где я теперь нахожусь, ни о том, кто я такой. Безумец или монстр?

Скрепя сердце, я согласился с "условным превращением", хотя такого в принципе не могло произойти, но решил действовать в соответствии с этим представлением, пожить в этом образе, раз уж он так навязчив, глядишь, в процессе морок рассеется. Очень на это надеялся.

К слову, я сильно проголодался, ведь почти сутки ничего не ел. Раз уж решил не погибать мучительной смертью и считал себя огромным лохматым зверем, уж наверняка не травоядным, так как в моей пасти имелись огромные клыки, я задумал испытать себя, узнать, например, какой из меня охотник.

Осторожно спустился с плато той же тропой, что привела меня наверх, и отправился в лес на охоту, в надежде отыскать какого-нибудь мелкого зверька, например, зайца. Проверить на что я способен в своём помешательстве, так как поймать зверя в лесу — очень не простая задача. Ну, а если вдруг повезёт — утолить свой ужасный голод.

Осторожно и тихо ступая, медленно двигался по лесу. Принюхивался к лесным запахам, пытаясь определить, где прятались зайцы. Постоянно отмечал, что вёл себя, как лесной зверь. Мог двигаться совершенно бесшумно. Чувствовал множество различных запахов, правда, не всегда мог определить, кому они принадлежали. Слышал даже то, что происходило от меня очень далеко.

Случайно наткнувшись на следы огромных лап, отпечатавшиеся в грязи, я вздрогнул. Следы лап такого размера могли принадлежать только огромному хищнику.

Жутковато было находиться в лесу, зная, что где-то рядом бродит огромный волк, да ещё и пытаться охотиться на его территории. Следовало обойти это место, чтобы не встретиться с ним нос к носу.

Чтобы определить размер волка, поставил свою ногу, хотя в данный момент это была не нога вовсе, в отпечаток его лапы, и поразился — размер отпечатка совпал с размером моей лапы. Значит, эти следы могли принадлежать мне. Наверное, я мог пронестись здесь вчера, будучи не в себе, не разбирая дороги, когда искал себе убежище.

Поражённо изучал следы, которые выглядели именно как волчьи, и не мог поверить в то, что моё больное воображение может изображать свои фантазии в таких мельчайших подробностях.

Растерянно побрёл дальше, всё ещё надеясь, что морок рассеется. Любое движение давалось невероятно легко, внушая ощущение свободы и единения с природой. В мышцах горела энергия движения. Без какого-либо труда я преодолевал возникающие на моём пути препятствия в виде балок с водой, поваленных когда-то бурей деревьев, огромных валунов и пней.

Вдруг, внимание привлёк сладкий запах живых существ. Поддавшись искушению ощутить себя лесным охотником, я полностью растворился в природе. Осторожно двигаясь в направлении источника запаха, разыскивал жертву, ощущая желание выследить, поймать. Убить.

Бесшумно пройдя несколько десятков метров, наткнулся на небольшую лесную прогалину, где паслась косуля и два её козлёнка, родившиеся в этом году.

Козлята почти догнали мать по росту, очень грациозно передвигались по поляне, щипля сочную траву, и совершенно не замечали меня. Они были такими красивыми: коричневая шёрстка с более светлыми пятнами, тонкие длинные ноги, большие умные глаза. Эти живые существа были чудом, созданным природой.

Но голод, зверский, неутолимый, толкал меня вперёд. К тому же, всё это не могло быть реальным. Это была галлюцинация, обыкновенный подробный морок, созданный моим же больным сознанием. Стоило гордиться возможностями моего мозга, создающего до невозможности настоящую реальность.

Подождав в нерешительности, я, всё же, выбрал в жертву козлёнка мужского пола и выскочил на прогалину. Косули, обычно очень осторожные существа, заметили меня только теперь и кинулись врассыпную.

Я бросился вдогонку за козлёнком, но он бежал очень быстро, легко преодолевая преграды, и скорость его постепенно возрастала. Я же старался от него не отставать, но делать это мешали немыслимые препятствия в виде пней, корней, коряг и впивающихся в длинную шерсть колючих кустов.

Начиная уставать, решил, что если сию же минуту не схвачу козлёнка, то останусь без обеда, и увеличил скорость до предела своих возможностей. Почти его настиг, но на моём пути внезапно возник толстый ствол вековой пихты.

Козлёнок легко свернул у самого дерева, я же со всего размаха врезался в ствол с такой силой, что услышал треск своих костей, и силой удара был отброшен назад.

Спустя несколько секунд, тяжело дыша, поднялся, шатаясь. Ужасно болела голова, адским пламенем горел правый бок, а козлёнка уже и след простыл.

Продолжать погоню не было смысла, разве найдёшь его теперь. Он, наверное, уже за пару километров отсюда. Умирая с голоду, медленно побрёл по дремучему лесу, куда глядели мои звериные глаза.

Удивительно, но только теперь вспомнил, что я не лесной хищник, а человек! От ужасающей мысли, что со временем совершенно забуду, кто я на самом деле, мне стало жарко.

Охотничий азарт полностью завладел моим мозгом, поставив во главу звериные инстинкты. Разве это странно, когда мозги у тебя набекрень? Поражало ещё одно: после страшного удара я должен был лежать без сознания с сотрясением и сломанными рёбрами, но голова и бок через несколько минут совершенно перестали болеть. Только голод всё с большей силой продолжал меня мучить.

Я всё брёл всё дальше, надеясь встретить на своём пути хотя бы зайчонка. Но, как видно, лесные обитатели узнали о моём присутствии в лесу, разбегаясь при моём приближении, кто куда. Усталый, я передвигался не так уж тихо.

Сил гнаться за кем бы то ни было, уже не осталось. Где нахожусь, понятия не имел, так как впервые забрёл так далеко. Оставалось вернуться в своё логово, скрытое от посторонних глаз, и отдыхать, набираясь новых сил для следующей охоты.

Потом долго лежал, думая о своей короткой жизни, о том, сколько она преподнесёт ещё сюрпризов. Смогу ли я проснуться завтра таким, как прежде? Отступит ли моё умопомешательство? Простит ли меня отец за то, что не слушал его? Внезапно, мысли были прерваны едва слышным шорохом, и я снова растворился в звериной сущности, прислушиваясь к шорохам, принюхиваясь к лесным запахам.

Кто-то приближался. Не зверь. Наверняка человек, но ступал он очень осторожно — мой тонкий слух уловил лишь шуршание листьев под ногами. Глядя сквозь нагромождение сломанных сухих сосновых веток, пытался определить, с какой стороны подкрадывался человек. Зачем он здесь? Подойдёт ли он сюда или пройдёт мимо? А что если выйти ему навстречу! Кого он увидит: зверя или человека? Что если зверя?

Наверное, для охотника было бы большой удачей подстрелить такого громадного волка. А что если это был охотник, который выслеживал меня по моим же следам? Он мог просто пустить мне пулю в голову, а потом хвастаться перед другими охотниками огромной волчьей шкурой. Но если я всё же помешанный, человек может помочь мне — это плюс, но тогда в посёлке узнают о моём помешательстве — это минус.

Вдруг меня бросило в жар от безумной мысли — что если я сам возжажду убить человека! Ежели я хищник — я создан убивать! Только не это!!!

Человек приближался. Задувший в мою сторону ветерок накинул запах отца. На душе сразу стало очень легко — отец поможет мне. Об убийстве я не помышлял, слава всем богам. Но стоило ли мне выходить из своего приюта? Кого отец увидит перед собой? У него всегда с собой заряженное ружьё. Что если он выстрелит в меня? И я замешкался, не решаясь открыть своё местоположение.

Тем временем отец подходил всё ближе к моему убежищу, распутывая мои следы. У россыпи мелких камней, потеряв след, он остановился, обдумывая, в какую сторону я мог пойти. Поглядел в сторону моего укрытия, догадавшись, что я могу спрятаться именно здесь, немного помолчал, что — то обдумывая, затем громко сказал:

— Сынок, страшное позади! Теперь будет всё хорошо. Я тебе помогу.

Услышав его, не стал медлить и решился предстать перед ним во всей своей красе, каким бы он меня не увидел. А там будь что будет! Ползком выбрался из своего логова, поднялся на четыре лапы и уставился на него с высоты осыпища. Он прямо смотрел на меня и в его глазах читались радость и невольное восхищение.

— Всё будет хорошо, — ещё раз повторил отец. — Пора домой!

Я не сдвинулся с места. Стоял на камнях и смотрел на него. Каким он видел меня? Человеком или монстром? Сам уже не понимал кто я — безумец или зверь. Не сводя с него взгляда, зарычал, ожидая, что он поймёт, что я сгораю от неизвестности, и всё мне объяснит.

— Я понимаю, тебе сейчас нелегко. Конечности не слушаются, кружится голова, да и органы чувств работают ещё не на полную мощность, ты можешь чувствовать себя … неестественно. Но главное, что перерождение произошло, остальное наладится. А сейчас иди за мной, и я подскажу, если ты вдруг собьёшься с дороги, — успокаивающе произнёс он и медленно двинулся к лесу.

"Что? Конечности не слушаются? Я же только что гонялся за косулей! Кружится голова? Да я никогда прежде не чувствовал такой кристальной ясности, как теперь. И не помню, когда мои органы чувств работали так хорошо, как сейчас. Я прекрасно слышу, вижу, чувствую запахи, ощущаю даже малейшее движение воздуха от его дыхания, улавливаю даже вибрацию его тела. Так. Стоп.

Я чувствую себя так хорошо, будто только что родился! Стоп. Не то. А что отец только что сказал? Кажется, что-то о перерождении! Что происходит? Так, я по-настоящему изменился?!!! И всё происходящее мне не кажется, а происходит наяву? Нет никакого помешательства?!!! Я превратился в нечто!"

От осознания обрушившейся на меня реальности, я протяжно завыл. То, что со мной сотворилось, не укладывалось в голове.

— Держись! Будь мужчиной, сын! — подбодрил меня отец. — Пойдём! Пора домой.

Я медленно приблизился к отцу, ткнулся носом в его ладонь, и он потрепал шерсть на моём загривке.

До хутора мы добрались на исходе дня. Я умирал от голода и усталости, но отец приказал ждать ночи. Выходить из леса было небезопасно. Улегшись в корнях огромной пихты и прислушиваясь к шорохам вокруг, я ждал наступления темноты, чтобы не попасться никому на глаза. Мне повезло — в предвечернее время по лесу никто не ходил, и я мог спокойно дождаться прихода ночи.

Приближаясь к дому, увидел в окнах свет, и дверь была открыта. Медленно преодолев пять ступеней крыльца, вошёл и лёг на пол прямо возле входа, положил голову на лапы и одними глазами следил за движениями отца.

Он вышел во двор и вернулся через минуту, принеся живую курицу, и закрыл за собой дверь. Бросив курицу на пол, уселся на скамейку. Я смотрел на птицу, которая удивлённо кудахтала и, переступая с лапы на лапу, подслеповато разглядывала незнакомое ей пространство.

— Ну, что же ты? Ешь! Разве не голоден? — подбодрил меня отец.

Убить курицу — нет ничего проще! Я создан для убийства! Всё элементарно — быстро схватить и сжать челюсти, затем разорвать зубами и, наконец, утолить голод сочным мясом, ощущая, как горячая кровь брызжет прямо в горло. От этой мысли к горлу подступила тошнота.

Совсем недавно каким-то образом я собирался убить косулю. Во мне наверняка сыграл охотничий инстинкт, но я тогда не думал о том, смогу ли съесть сырое мясо. А курица тем временем доверчиво топталась недалеко от меня, как будто и не подозревала, что рядом находится голодный и опасный зверь. От мысли о крови есть расхотелось вовсе. Закрыв глаза, я притворился спящим.

— Ладно, не всё сразу, — сказал отец и достал из холодильника несколько кусков варёной говядины. Поставив тарелку с мясом прямо передо мною на пол и налив в глубокую миску воды, поднял курицу и вышел с ней во двор.

Предложенную мне еду я проглотил всю до последнего кусочка, запил чистой водой и, поднявшись, побрёл в свою комнату. Увидев творившийся там абсолютный хаос, обломки мебели, выбитую раму окна, растерянно остановился посреди комнаты. Следом вошёл отец.

— Твоя работа, — тихо сказал он. Но, зная, что ответить я ему не мог, продолжил: — Ничего, уберём. Первым делом надо было тебя найти. Спи пока на кухне.

Вернувшись на кухню, я расположился прямо на полу у печки и моментально уснул.