Дыхание ветра

Анна

Вдруг пошевелившись, я обнаружила, что могу двигаться. Поднявшись на затёкшие от неудобной позы ноги, пошатываясь, побрела к Алексу. Принявший человеческий облик, парень лежал на боку, дрожа и обливаясь кровью, не стонал, а тихо рычал от боли.

— Саш!.. Пожалуйста, не умирай! Саша… — только и могла я повторять упавшим от слёз голосом, не имея понятия, что сделать, чтобы облегчить его боль. Крупная артерия на его плече была разорвана, и из неё толчками лилась ярко-алая кровь. Размазывая по лицу слёзы, пальцами пережала артерию выше рваной раны и остановила кровотечение, но догадывалась, что всё напрасно — это вряд ли его спасёт. Алекс умирал, лёжа в луже собственной крови: глаза его закрылись, кожа посинела и похолодела, тело расслабилось, прекратились стоны. Всматриваясь сквозь застилающие глаза слёзы, пыталась различить, дышит ли он.

Одной рукой всё так же пережимая его плечо, другой дотронулась до расцарапанной шеи парня в месте, где проходит сонная артерия, чтобы прощупать пульс, но ничего не почувствовав, перевернула его на спину и склонилась к груди, прислушиваясь, бьётся ли сердце. Услышав слабые, неуверенные, но явственные удары пока ещё живого сердца, я закричала:

— Саша, ты меня слышишь? Не смей умирать! Алекс! Ты мне нужен! Пожалуйста!

Осознав, что любимый уже не слышит меня, и я совершенно не знаю, что делать, чтобы ему помочь, я ударила ладонью по его груди, отчего он вдруг резко вдохнул и снова громко застонал. Его ресницы дрогнули, открылись, расфокусированный взгляд пустых глаз уставился в небо.

— Прости! — снова зарыдала я. Главное — он снова дышал! Пусть слабо, рвано, но дышал. Надо было во что бы то ни стало не дать ему умереть, если понадобится — дышать за него. Делать искусственное дыхание, массаж сердца. Только как его трогать, я не представляла, на нём не было ни одного живого места. К счастью, ничего из вышеперечисленного не понадобилось. Алекс дышал сам.

— Так, девочка, успокойся, я ему помогу. Отпусти. Всё будет хорошо, — сказал неизвестно откуда появившийся мужчина средних лет, разжимая мои посиневшие пальцы на плече парня.

— Вы кто? — уже не удивляясь, пролепетала я. — Откуда вы здесь?

— Александр — мой сын, — произнёс мужчина.

— Понятно… Значит, тот белый волк — это вы, — сказала я, всхлипывая, и добавила с надеждой в голосе: — Спасите его, пожалуйста, он умирает.

— Ну, это вряд ли, — проговорил мужчина. — Он не из тех, кто сдаётся. Сейчас надо быстрее доставить его домой.

— Хорошо, — сказала я тихо. — Что надо делать?

— Я понесу его на руках. Но вначале надо вправить его кости. Тебе не нужно это видеть.

— Я могу помочь! — воскликнула я.

— Поверь мне, девочка — это зрелище не для тебя. Но если хочешь помочь — поднимись по этой тропе, — сказал он, показывая направление вдоль скалы. — Забери моего коня — он привязан к дереву. Всё равно сейчас он не подпустит меня к себе. От меня сильно несёт волком. Приведи его сюда, но близко не подходи. И ещё — там моё ружьё, не хотелось бы, чтобы его кто-то подобрал, а в седельной сумке зажигалка. Нам надо сжечь трупы.

Холодный весенний воздух пробирал до костей, пришлось разыскать куртку, которая была разорвана в нескольких местах, но всё же немного согревала дрожащее тело. Начав подъём вверх по тропе, и отойдя на расстояние около двухсот метров, я услышала глухой крик, словно рык раненого зверя, потом ещё один, и ещё. Голос Алекса. Крик боли из последних сил. Слышать это было невыносимо, слёзы снова градом покатились по моим щекам, застилая обзор. Остановившись, прислонилась к первому попавшемуся дереву и закрыла уши руками, но всё равно продолжала слышать каждый крик и стон, ножом режущий прямо по сердцу. Понимала, что если не вправить переломы, они будут неправильно сращиваться, но не представляла, насколько больно это будет. Так уж вышло, что в жизни моего любимого постоянно присутствовала боль. Первый оборот — боль, первое сражение — боль, и вот опять… она.

Когда крики прекратились, всё ещё рыдая и тяжело дыша, я двинулась дальше по тропе и через несколько минут ходьбы нашла привязанного к дереву вороного коня. Умное животное словно ждало моего появления, заржав при приближении человека к нему. Отвязав уздечку, я повела коня за собой в поводу, возвращаясь на то место, где оставила Александра с его отцом. По пути подобрала двустволку, ствол которой ещё не остыл, а вокруг валялось множество пустых гильз, и побрела дальше.

Не дойдя до Алекса и его отца около пятидесяти метров, конь испуганно захрапел, прядая ушами, и стал вырывать удила из моих рук. Я не стала настаивать, поняв, что животное боится приближаться к волкам, привязала его покрепче и, достав из седельной сумки зажигалку, подошла к лежащему на земле парню. Его отец стаскивал части трупов в кучу. Я подала зажигалку, с помощью которой он поджёг то, что осталось от вампиров. Как ни странно, тела вспыхнули мгновенно, словно были облиты керосином, на глазах коробились и скукоживались, распространяя вокруг себя едкий дым, причём вид трупов меня не напугал, словно часть моего сознания была отключена, и всё происходящее я воспринимала через призму сюрреализма. Через несколько минут трупы вампиров исчезли в пламени костра, словно их и не было никогда.

Всё время, пока горел костёр, Алекс, распростёршись, лежал на земле и не подавал никаких признаков жизни. Кровь из его ран уже не текла, и ничто не напоминало в нём живого человека, так страшно он выглядел. Кровь и грязь смешались, превратив его тело в страшное липкое месиво. Некогда иссиня- чёрные волосы побурели от крови. Дыхание рваное, отрывистое. Тело напряжено. Вся левая сторона тела была переломана: раздроблены кости руки, ключица, рёбра и нога. Я не врач, но повреждения были настолько явными, что только дурак мог их не заметить. Его отец сделал всё, что смог, сложив переломы. Не представляла, что бы я делала, если бы не его помощь.

Я села прямо на землю возле парня, грязными руками размазывая слёзы по щекам, и пыталась понять, жив ли он, боясь притронуться, чтобы не причинить лишнюю боль. Он уже не стонал и совершенно не двигался, но его грудь, всё же, немного поднималась, оставляя надежду на то, что он всё ещё дышал. Его отец произнёс, осторожно поднимая Алекса на руки:

— Нам пора идти, дочка, и идти очень быстро. Если ты устала — садись в седло, и Ворон мигом тебя донесёт до нашего дома.

— Я никогда не сидела в седле, боюсь, что у меня не получится править лошадью, — сказала я.

— Ладно, веди его в поводу, только держись дальше, чтобы он не нервничал.

Когда я отвязала Ворона, отец Александра уже двинулся в путь. Он не шёл и даже не бежал. Он словно летел, едва касаясь ногами земли, и его ноша совсем ему не мешала. Сначала, когда темп его ходьбы был не таким уж быстрым, я старалась не отставать, но за оборотнем мне было не угнаться, поэтому через пару минут я потеряла их из виду. Шла вперёд, придерживаясь оставленных кое-где следов, и надеялась, что не потеряюсь в лесу.

В один момент мне показалось, что следы исчезли. Либо я свернула не в ту сторону и заблудилась, либо просто не могла их разглядеть, не будучи следопытом. Остановившись в раздумье, что же дальше делать, приняла непростое решение, понадеявшись, что конь уж точно найдёт свой дом. До этих пор мне никогда не приходилось ездить на лошади, но я отважилась, хотя было очень страшно. Вдруг конь не стал бы меня слушаться или и того хуже — сбросил бы со своей спины. Эти мысли посещали мой испорченный сюрреализмом мозг, но я не обратила на них внимания. Надо было спешить.

Перекинув уздечку через голову коня, поставила левую ногу в стремя и удерживая уздечку, перебросила правую ногу через его спину, садясь в седло. Это было не просто, но с горем пополам получилось. Потом ослабила поводья, и умное животное двинулось в путь, передвигаясь спокойным шагом, словно зная, что в седле сидел полный дилетант.

Как я и предполагала, конь прекрасно знал дорогу домой и быстро дошёл до Андреевского хутора, который внезапно открылся моему взору минут через десять. Подойдя к одному из домов, Ворон остановился как вкопанный, и я кое-как сползла с седла. Привязав животное к забору, погладила большую умную морду в благодарность за то, что не уронил меня на землю, и бросилась в дом.

Войдя, увидела Алекса лежащего на правом боку на огромном дубовом столе, и его отца, склонившегося над ним с иглой в руке и зашивающего рваную рану на его спине.

— Как он? — спросила я, снимая грязную разорванную куртку и бросая её в угол.

— Всё ещё без сознания. Но это лучше, боли для него на сегодня уже достаточно. Кости срастутся, осталось только промыть и зашить раны, если этого не сделать кожа может срастись неправильно, появятся рубцы и шрамы, поэтому, помоги мне, пока он не пришёл в себя, а то иначе придётся его привязать, чтоб не дёргался.

— Но я никогда этого не делала! — воскликнула я.

— Ничего. Я покажу.

— Ладно, только вымою руки, — перепугано произнесла я.

Умывшись под краном во дворе и тщательно вымыв руки с мылом, я вернулась в дом и подошла к столу, на котором лежал мой защитник. Его отец показал, как правильно промыть рану, чтобы в ней не осталось инфекции, как стянуть её рваные края и наложить шов. Мне было ужасно страшно, когда я впервые воткнула иглу в живую ткань человека, и не просто какого-то там человека, а очень мне дорогого, словно я вонзала тонкую иглу себе в сердце, вздрагивая всякий раз, когда приходилось это делать.

Пришлось абстрагироваться от всего и привыкать к такой работе, к виду крови и рваных ран, ведь я собиралась поступать на врача. Я выполняла необходимые действия словно автомат, только так могла уберечь свою психику от новых потрясений.

Когда Александр начал приходить в себя, почти всё было закончено. Раны были промыты и зашиты. Задрожали его чёрные ресницы, раздался глухой стон, и парень открыл глаза, белки которых были покрыты красной сеткой микрокровоизлияний. С трудом разлепив сухие губы, он попросил пить. Я поднесла кружку с водой к его губам, поддержала голову. Сделав несколько глотков, парень откинул голову на столешницу.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался его отец.

— Бывало и лучше, — прохрипел и снова закрыл глаза.

— Ну, ничего, жить будешь, — сказал тот. — Кости срастутся, раны заживут. Через несколько дней и не вспомнишь.

— Что с вампирами? — разлепляя веки, прошептал Алекс, с трудом повернув голову в ту сторону, где стоял его отец.

— Мертвы.

— Как ты их убил? — хрипло спросил Александр.

— Я совершил оборот, сынок.

— Хм, — усмехнулся. — Через столько лет… дух зверя проснулся.

— Отказаться от этого невозможно, сын. Мы такие, какими нам суждено быть.

— Чёрт возьми, — произнёс шёпотом Алекс и снова закрыл испещрённые красным узором тёмно-серые очи.

Немного помолчав, отец сказал:

— Тебе придётся остаться на столе. Спи. Только постарайся не шевелиться, чтобы все кости правильно срослись. Ладно, пойду, покормлю Вороного, если подпустит.

— Можно мне стереть кровь с его тела? — спросила я, когда мужчина вышел за дверь и уже собирался её закрыть.

— Конечно, — ответил он.

Я налила в таз тёплой воды из чайника, взяла полотенце и подошла к столу, на котором лежал Александр. Намочила полотенце и мягко коснулась дорогого мне лица, осторожными движениями удаляя засохшую кровь и грязь с его кожи. Затем протёрла шею и грудь, руки и ноги, стараясь лишний раз не касаться ран. Он лежал безучастный к происходящему, не открывая глаз и мерно дыша. Закончив, хотела выйти на улицу, думая, что он спит, но вдруг он позвал меня:

— Аня, — и его голос напоминал глухой стон.

Я бросилась к нему и увидела такую боль в его глазах, что в груди защемило, и к горлу подкатил плотный комок. Я закусила щёку, чтобы снова не разрыдаться, не тревожить его своими слезами, решив, что пролью их потом.

— Что, Солнышко? — произнесла ласково, стараясь не показывать своего волнения.

— Прости меня, — хрипло произнёс он.

— За что? — удивилась я, ведь он едва не погиб из-за меня.

— Я не смог тебя защитить…

— Но всё обошлось! Твой отец спас нас! Мы живы, — воскликнула я, взяв его здоровую руку в свои и сжав пальцы, — Не надо себя ни в чём винить, Алекс, любимый!

— Да, ты права, — тихо произнёс он, и глаза его снова закрылись.

Некоторое время проведя рядом с ним, держа его руку в своих руках, я поняла, что он, наконец, уснул. Грудь его мерно вздымалась. Дыхание было свободным и глубоким, тело, наконец, расслабилось. Осторожно, чтобы не разбудить, я отпустила его ладонь. Подобрав с пола куртку, вышла во двор и прикрыла за собой дверь. Уже стемнело. Отец Алекса сидел на ступени крыльца, уронив голову на сложенные в замок руки.

— Вам надо отдохнуть, вы очень устали, — посоветовала ему я.

— Как Александр? — спросил он тихо.

— Кажется, спит, — произнесла я. — Мне пора домой. Родители, наверняка, места себе не находят, не понимая куда я пропала. Мобильник сгорел в костре, так что позвонить им невозможно.

— Я провожу тебя, чтоб по дороге с тобой ничего не случилось, — сказал мужчина, поднимаясь с места.

— Нет, не оставляйте сына, вдруг ему что-то будет нужно, — проговорила я.

— Он теперь не скоро проснётся. Проспит почти сутки. Да и одну я тебя отпустить не могу, дочка. Александр не простит мне, если отпущу тебя одну.

Натягивая куртку, я только тогда обратила внимание, что она была не только разорвана, но и вся испачкана в крови.

— Боже мой! Что я родителям скажу?

— Оставь куртку здесь, скажешь, что потеряла. Я её сожгу.

Ещё раз приоткрыв осторожно дверь, я взглянула на Алекса и, убедившись в том, что он дышит, успокоенная, отправилась домой. Его отец сопроводил меня до самого посёлка, но всю дорогу мы шли молча. Выйдя из леса, он дошёл со мной до моего дома, и тогда я искренне сказала:

— Спасибо вам. Я век вам буду благодарна за всё, что вы для меня сделали. А ведь даже не знаю вашего имени.

— Святослав, — сказал отец Алекса.

— А отчество?

— Игоревич. Но лучше без него.

— А я Анна, — проговорила я.

— Я знаю, — ответил оборотень.

— Святослав, мне неприятно это признавать, но Александр пострадал по моей вине, — смущённо проговорила я.

— Только не надо себя винить, девочка! — резко ответил мужчина. — Всё произошло не из-за тебя. У этой проблемы глубокие корни, уходящие во времена ещё до твоего рождения. Скорее это моя вина…

Я внимательно выслушала запутанное объяснение, но, так ничего и не поняв, снова поблагодарила:

— Ещё раз большое вам спасибо, уважаемый Святослав, если б не Вы, я не знаю, были бы мы сейчас живы или нет. Надеюсь, скоро увидимся. Я бы хотела навестить Александра.

— Да, конечно, приходи, когда захочешь.

— До свидания, — сказала я, направившись к дому. Мужчина проводил меня взглядом, пока я не скрылась за дверью.

Дома меня ждал ужасный приём: мать вся в слезах и разъярённый отец, который, как только я появилась на пороге, набросился с вопросом:

— Где ты была? Почему выключила телефон? Мы же здесь с ума сходим!

— Я была с Алексом, — тихо проговорила, не собираясь скрывать правду. Конечно, всю правду открыть всю правду было невозможно, но её частичку я всё-таки сказала.

Как отец на меня орал, казалось, что барабанные перепонки лопнут в ушах от напора непрекращающегося обличительно-оскорбительного потока обвинений. Я сидела, зажимая уши, но слышала всё до единого слова. Когда он требовал объяснений, и я пыталась открыть рот, чтобы хоть что-то сказать в своё оправдание, он снова и снова прерывал меня и его гневные тирады становились ещё более громкими. Наконец, отец охрип, но всё ещё носился в бешенстве по комнатам, и от его беготни мало места было всем. Когда он окончательно выкричался и сел в изнеможении на диван, я сказала:

— Да, папа, мама, я виновата перед вами, но я люблю Александра, и ничего не могу с этим поделать. Только рядом с ним я по-настоящему живу, а без него просто существую.

— Это какой — то кошмар! Ты просто вбила себе в голову эту любовь, словно с ума сошла! Когда ж ты образумишься, а?

— Никогда, — прошептала, опустив глаза.

— Что это у тебя за вид? — вдруг спросил меня отец, словно только что разглядел, что моя одежда была вся в грязи и крови. — Это что, кровь? Что с тобой случилось? Где ты так испачкалась?

— Со мной всё в порядке, — проговорила я. — С Алексом случилось несчастье. Он случайно повредил артерию на руке, и мне пришлось зажимать её до тех пор, пока ему не оказали помощь.

— Боже мой! — воскликнула мама. — Как это могло случиться?

— Я не знаю, — соврала я. — Наверное, порезался обо что-то, я не видела. Увидела только, что кровь хлещет фонтаном.

— Где это случилось? — спросил отец.

— Мы гуляли в лесу. Он случайно оступился, упал. Не знаю, как это произошло.

— Как он ещё голову себе не размозжил?

— Головой он тоже ударился, — чуть не плача проговорила я.

— Надо же, хорошо, хоть ты цела, — сказал папа. — Значит, так, приведи себя в порядок и спать. С завтрашнего дня ты под домашним арестом. И давай сюда свой телефон, он тебе всё равно не нужен, раз ты его выключаешь.

— Но почему, пап?

— Мне это надоело. Телефон, быстро! — скомандовал он, протягивая руку.

— Я его потеряла, — еле вымолвила я, давясь душившими меня слезами.

— Вон с моих глаз! — заревел отец, и я бросилась в ванную, закрыла за собой дверь и, наконец-то, смогла расслабиться, разревелась, размазывая слёзы по лицу.

Неужели отцу и матери было не понять, что я чувствовала, неужели любовь для них всего лишь слово, как будто они сами никогда не чувствовали ничего подобного. Конечно, я знала, что они любят меня и Ваню, но это была другая любовь. Родители должны любить своих детей, заботиться о них, но то чувство, что я испытывала к Алексу было таким обжигающим, оно горело в моём сердце жарким пламенем, которое никому не под силу потушить. Ежесекундно я сгорала в языках этого вселенского огня, снова и снова возрождаясь, как птица феникс. То, что случилось сегодня, нисколько не отдалило меня от Александра, но ещё более сблизило с ним. Только теперь я поняла всю силу его чувства ко мне, только теперь ощутила то отчаяние от возможности его потерять, и, стоя на краю гибели, поняла, что готова была сама умереть, нежели увидеть его смерть.