В один из солнечных дней февраля случилось чудо — Анна призналась мне в своей любви.
А я повёл себя ужасно, как самый тупой идиот на свете.
Вместо того чтобы броситься на колени пред её ясные очи и молить о прощении за то, что я вообще существую на свете и посмел появиться в её жизни, я повёл себя как самый последний моральный урод.
Конечно, у меня не было времени подумать, и, может быть, я поступил бы иначе, как-то сгладил углы и, скорее всего, ничего бы ей не рассказал: ни того, что являюсь оборотнем, ни о своих чувствах к ней. Но вышло совсем по-другому: я до чёртиков её напугал.
Не знаю, что на меня нашло, но я обернулся волком прямо на её глазах. Чего я собирался добиться? Наверное, мне пришло в голову, что Анна навсегда откажется от меня, узнав мою тайну.
Но вышло совсем по-другому: она едва не расшиблась прямо на моих глазах, упав с пригорка и ударившись головой о сухую корягу. Это случилось по моей вине, я напугал её, но ничего не смог сделать, чтобы помешать падению.
В общем, ещё и поэтому я возненавидел себя ещё больше.
Оказалось, что я совсем плохо знал девушку, которая полюбила и приняла меня такого, каким я был, и не требовала ничего менять.
Мы пробыли вместе почти целый день, я всё рассказал ей о себе, открыл своё сердце и душу, до умопомрачения целовал её нежные губы и обнимал изящное тело.
Наши сердца бились в едином ритме, души сливались воедино. Всё было прекрасно, ведь она любила меня так же, как я её.
Но на душе было неспокойно. Такое чувство, что поступал неправильно. Знал, что нельзя наслаждаться сегодняшним днём, ведь только неопределённость ждала впереди.
Да, я горячо любил, так любил, что готов был сгореть в пламени этого чувства.
Но имел ли я на это право?
Имел ли право вообще появляться в жизни самого прекрасного существа на планете?
Имел ли право пускать её жизнь под откос?
Сердце подсказывало, что в любви все средства хороши, но разум твердил обратное.
Возвращаясь, я нёс Анюту на руках. Девушка была очень лёгкой, почти невесомой. На подходе к посёлку, я опустил её на землю, чтобы она могла идти сама, мы подобрали школьные рюкзаки и двинулись в сторону её дома.
Пролетело ещё несколько минут, как мы были на месте, возле её дома и остановились у калитки. Но я никак не мог отпустить её, оторваться хоть на миг, и, не совладав со своими чувствами, не в силах расстаться, я крепко держал её в своих объятьях и до умопомрачения целовал её прекрасные глаза, нежные щёки, коралловые губы.
О том, чтобы выпустить её из своих объятий, не могло быть и речи. Я купался в синеве её прекрасных глаз, не в силах оторвать от неё своего взгляда, ничего вокруг не слыша и не видя, словно только в ней заключалась вся моя вселенная, всё то, что имело смысл, вся моя жизнь.
Вдруг в спину упёрся холодный ствол охотничьего ружья. Я сразу догадался, что это было ружьё по специфическому запаху ружейного масла и пороха в заряде. Послышался резкий голос Андрея Ивановича:
— Так, парень, убери руки от моей дочери!
Я опустил руки, но всё ещё смотрел в синие глаза Анны, которые потемнели и раскрылись ещё шире.
— Отойди от неё! — скомандовал её отец. — Ты, видимо, забыл, о чём я тебя предупреждал?
— Нет, не забыл, — ответил я спокойно и, не делая резких движений, повернулся к Андрею Ивановичу лицом. — Вы обещали меня пристрелить.
— Папа, что ты делаешь? — взмолилась Анюта. — Оставь его в покое, пожалуйста!
— Анна, иди в дом! — заорал на неё отец.
— Нет, я никуда не пойду! Опусти ружьё немедленно! — воскликнула она, внезапно становясь между мной и охотничьим стволом, закрывая меня своим телом.
— Анна! Брысь! — прогремел грозный голос Андрея Ивановича. — Что ты сделал с моей дочерью? Отвечай!
— Ничего, — ответил я, и, нежно взяв за плечи, отодвинул Анну в сторону.
— Я тебя пристрелю, как собаку! — прогремел её отец, направляя на меня ствол нарезного ружья.
— Стреляйте! — воскликнул я, сделал шаг к нему и, схватив ствол, приставил его к своей груди там, где билось моё горячее сердце. — Давайте! Чего же вы ждёте? Только цельтесь прямо в сердце, чтобы было наверняка! Убейте сразу, чтоб не мучить!
— Да ты чокнутый! — прорычал Андрей Иванович, опуская ствол. — Мозги набекрень! Где были мои глаза? Немедленно проваливай отсюда, и чтобы я больше тебя не видел!
— Я уйду, но вы должны знать: я Анюту люблю и никогда не обижу! Я берегу её, как величайшее сокровище.
— Я не желаю этого слышать, щенок! Молоко на губах ещё не обсохло, а всё туда же. Оставь её в покое, слышишь?
— Папа, прекрати, пожалуйста! — попросила Аня. Она стояла, прижавшись к забору, и слёзы, крупными каплями стекали по её щекам.
— А ты не влезай! С тобой я ещё разберусь, где ты была весь день. Прогуляла школу, обманула родителей. Думала, что всё сойдёт с рук?
— Это ты не позволяешь нам встречаться! Если бы ты был нормальным отцом, мне не пришлось бы тебя обманывать! — закричала она, резким движением смахнув слёзы.
— Вот как? Я, значит, ненормальный отец! А ты, значит, хорошая послушная дочь?
— Андрей Иванович, позвольте нам встречаться, и увидите — всё будет хорошо, ни один волосок не упадёт с её головы, пока я рядом! — попросил я.
— Это всё твоя вина! — пробасил он. — Раньше моя дочь такой не была. Значит, ты плохо на неё влияешь!
— Как вам объяснить, как она мне дорога?
— Проваливай!
— Пока вы не поймёте, что я ей ничего не сделаю, я не уйду. А если сомневаетесь, не доверяете, лучше сразу убейте! Мне без неё никак!
Вдруг Андрей Иванович бросил оружие на землю, а потом с размаху ударил меня правой прямо в челюсть.
Этого удара я совсем не ожидал, но вполне мог бы его избежать, но делать этого не стал и получил хороший такой хук справа. Челюсть моя устояла, зубы тоже, но тонкая кожа на губах лопнула, и брызнула алая кровь. Я едва устоял на ногах, такой силы был удар.
— Ты сам напросился, — сказал мужчина и, одной рукой подняв с земли ружьё, а другой, схватив свою дочь за руку, буквально потащил её во двор, не давая подойти ко мне.
— Вам стало легче? — крикнул я вслед, но он не ответил, даже не обернулся. Последнее, что я увидел — глаза Анюты, полные слёз.
В голове моей был полнейший сумбур, мысли путались, я не знал, что делать. Прислонившись к забору дома Колесниковых, я стал ждать следующих действий отца Анны. Я надеялся, что он не выдержит и выйдет поговорить.
Тогда я мог бы попытаться убедить Андрея Ивановича, что никогда не причиню Анюте зла, потому что очень сильно люблю. Но время шло, а из дома так никто и не появился. Стемнело. Мобильник Анны не отвечал. Ждать далее смысла не было, и я отправился домой.
Дома меня ждал отец, который был не в самом лучшем расположении духа. Когда я вошёл в дом, отец спросил меня строго:
— Александр, где ты сегодня был весь день?
Лгать я не умел. Бросив школьный рюкзак на пол, и стаскивая куртку, ответил честно:
— Весь день я провёл с Анной. Мы гуляли в лесу.
— Вы просто гуляли? — недоверчиво спросил отец. — Ты ничем не обидел её, не перешёл границу дозволенного?
— Отец, ты о чём?
— Андрей Колесников каким — то образом узнал, что его дочки и тебя не было в школе, и устроил мне в лесничестве такой разнос, какого тебе и не снилось. Он высказал мне всё, что думает о тебе и о ваших с ней отношениях.
— Он и мне устроил очень тёплую встречу возле своего дома, — сказал я тихо, немного помолчал, обдумывая слова отца, и спросил: — Ну, и что же он тебе сказал?
— Он считает, что ты плохо влияешь на неё. Скажи мне, между вами уже что-то было? — резанул слух резкий голос отца.
— Ты о чём?
— Не прикидывайся. Её отец сказал мне, что вы спали вместе.
— Это ещё ничего не значит.
— Так спали или не спали?
— Спали. Но ничего такого, в чём вы все нас подозреваете — не было. Я же не идиот!
— Ладно, — сказал отец уже более спокойно. — Значит, Колесников ошибся. Знаешь, Александр, на всякий случай держись от неё подальше. Не ровен час, он и стрелять начнёт.
— Но я не в силах. Разлука равносильна пытке.
— Ничего, к этой пытке можно привыкнуть. К тому же, тебе нужно больше времени уделять тренировкам, а то ты и вовсе их забросил. Необходимо развивать инстинкты, силу и скорость. Без этого ты ни на что не годен.
— Мне это не нужно, — произнёс я резко. — Я не собираюсь подчиняться зверю!
— Ладно, я вижу, что толку с тобой спорить нет никакого. Но знай — всё это мне очень не нравится. Так не должно быть. Ты — волк. Это дано тебе на всю жизнь, независимо от того, хочешь ты этого или нет! Перерождение произошло, и оно не убило тебя. Конечно, если бы всё случилось раньше, когда тебе было лет двенадцать, у нас бы не стояла сейчас эта проблема. В семнадцать психика уже полностью сформирована, поэтому ты не принимаешь дар.
— Отец, я не считаю это даром, — резко высказался я. — Это проклятье, и оно мучает меня, разрывает мою душу, мешает мне жить так, как я хочу. А хотел бы я жить просто по-человечески и всё бы отдал, только бы не обрекать на страдания любимую девушку.
— Почему именно на страдания?
— А как ты представляешь себе жизнь прекрасной нежной девушки с оборотнем?
— Тебе только кажется, что это страшно.
— Нет, отец, Это постоянный самоконтроль, чтобы ненароком не вывихнуть или не дай бог, не сломать ей что-нибудь. Это невозможность расслабиться ни на секунду. А что дальше?
— Не такие уж они и хрупкие, эти нежные создания, — проговорил успокаивающе отец. — И как-то живут с оборотнями, рожают им детей, и бывают счастливы, потому что волк никогда не обидит и не предаст, каждая суженая волка знает, что жизнь любимой оборотню дороже своей собственной, и ценит это.
— Отец, она любит меня, даже после всего того, что я натворил, но я не представляю, как можно обрекать жизнь той, которую ценишь выше своей, на муки рядом с собой? Она готова на всё ради меня, и всё зашло слишком далеко, надо было как-то прервать эти отношения, и чтоб её как-то сдержать, сегодня я всё ей рассказал.
— Что именно?
— Открыл ей всю правду, кем являюсь на самом деле. Думал, что после этого у неё появится ко мне отвращение, и таким образом я уберегу её, но всё пошло не так. Она не отвернулась от меня.
— Значит, тебе повезло найти свою истинную. Ты доверил ей свою тайну и это ещё больше сблизит вас.
— Я доверил ей всё, своё сердце, свою душу, но, отец, она всего лишь человек! Зачем мне мучить её, отравлять жизнь своим существованием! Просто признай, мы не пара. Её отец это понимает, но чем больше он старается нас разлучить, тем становится только хуже. Если я мог хоть как-то держаться, обманывать себя, то теперь, когда она призналась мне, мне себя не сдержать.
На следующий день рано утром я был возле дома моей возлюбленной и, прислонившись к забору, ждал, когда она выйдет. Её бешено лающий пёс не отвлекал меня от моих мыслей. Я пытался просчитать, как в следующий раз может поступить её отец, и как мне реагировать на его поступки. Как снова заслужить доверие её родителей? Похоже, желаемая цель была просто недостижимой.
— Здравствуй, Саша, — послышался голос за моей спиной, и я быстро обернулся — это была мама Анны. — Как ты? Сильно тебя Андрей ударил?
— Здравствуйте, Наталья Петровна. Не переживайте, зубы целы, жить тоже буду, — ответил я, вглядываясь в её лицо. — А как ваши дела?
— Да всё было бы нормально, если бы не Аня.
— Что такое? С ней всё хорошо? — испугался я.
— Да, всё хорошо! Только выматывают её постоянные ссоры с отцом. Раньше, ведь, она была послушной маленькой девочкой. И что мы видим теперь? Разъярённая львица, не меньше. Не уступает отцу ни в чём. Я уже их не трогаю. Андрей пытается настоять на своём, а она ему не уступает.
— А где он сам-то, Андрей Иванович ваш?
— Да на дежурстве. Думаешь, дал бы он мне с тобой поговорить, если б дома был? Я хочу тебя попросить, Саша — оставь, пожалуйста, Анечку в покое. Вы же такие юные, ну, куда вам торопиться?
— Извините, я не могу. Это не в моих силах.
— Понимаешь, отец грозится отправить её к своей сестре, чёрт знает куда, только, чтоб подальше от тебя. Хочет, чтобы она там заканчивала школу.
— А она согласна?
— Да кто ж её спрашивает? Ты подумай, Саша, пожалуйста. Как же я без своей девочки, если она будет так далеко.
— Я не могу вам ничего обещать, — сказал я быстро, потому что увидел выходящую из дома Анюту, которая на ходу надевала на плечи школьный рюкзачок, и Ванечку, который спешил за ней.
— Мам, чего ты здесь? — спросила Анна и улыбнулась, поздоровавшись со мной. Глаза её засияли ровным ясным светом, когда она взглянула на меня.
— Да так, ничего, — ответила Наталья Петровна.
— Ну ладно, пока, — сказала она и добавила: — Ваня, давай выходи, пока я держу собаку.
Мальчик вышел и захлопнул калитку за собой, за ним следом выбежала Анна, в последний момент отпустив разрывающегося лаем пса. Я протянул ей свою руку, и Анюта вложила в неё свою маленькую ладонь. Потом я притянул её к себе и обнял, коснувшись губами её тёмно-русых волос, пахнущих травами и мёдом. Заметив укоризненный взгляд её матери, я опустил глаза. Мы отправились в школу, держась за руки. Ваня весело что-то болтал, я не прислушивался к его рассказу, пока он не дёрнул меня за рукав и спросил:
— Где вы были вчера?
— А тебе сестра ничего не рассказала?
— Нет, она со мной почти не разговаривает, — грустно сказал малыш.
— А почему?
— Это я сказал папе, что её не было в школе, — опустив глаза, тихо ответил мальчик, а потом добавил: — Я случайно! И тебе от него досталось, да?
— Совсем чуть-чуть, — успокоил я малыша, увидев его смущение и искренность. — Ничего страшного не произошло.
— А почему вы сбежали с уроков? — задал следующий вопрос Ванечка. — Вы что, хотите учиться на двойки?
Я засмеялся и поглядел на Аню, которая всю дорогу молча улыбалась.
— Нет, что ты! Мы хотим учиться только на пятёрки. Просто нам хотелось побыть вдвоём.
— Эх, жаль, что я так рано в школу ушёл! Я бы тоже хотел побыть с вами. Теперь папа вообще никуда не отпустит. Зачем я ему сказал?
— Вот-вот, кто тебя просил? — выпалила Анюта.
— Ну ладно тебе, Анечка, прости его, он больше не будет. Да, Ваня?
— Да, — грустно протянул мальчик.
— Ладно, только в следующий раз думай, прежде чем бежать всем всё рассказывать! — проговорила строго Анна.
— Ладно, Ванечка, беги скорее вперёд, тебя уже друзья ждут, — предложил я.
— А вы опять не уйдёте в лес без меня? — пролепетал малыш.
— Нет, конечно, без тебя больше никогда не пойдём, — серьёзно ответил я, и когда Ваня побежал вперёд к поджидающим его друзьям, спросил у Анюты: — Анечка, а ты ничего не хочешь мне сказать?
— О чём? — удивлённо спросила она.
— О чём? — переспросил я. — Кажется, твои родители злятся на меня.
— Тебе только кажется? — усмехнулась она. — Мой отец зол как никогда! Мама тоже его поддерживает. Наверное, не стоит лишний раз их раздражать. Может, не будешь утром встречать меня, а после уроков провожать?
— Ну, не настолько сильно я напуган! — с улыбкой проговорил я.
— Саш, я понимаю, тебе всё это неприятно, но это мои родители! Мне грустно, что папа каждый раз угрожает тебе и даже ударил. Но что с этим делать, я не знаю. Прости.
— За что ты просишь прощения? Ты ни в чём не виновата.
— Нет, Саш. Неприятности начались под новый год, и все по моей вине. Если бы я не пришла к тебе тогда ночью, всё было бы сейчас хорошо, — тихо проговорила Анюта, глядя на меня своими небесными глазами.
После того случая мы никогда не обсуждали его. Словно ничего не было. Может быть, Анна стыдилась того, что могло случиться, стыдилась своих потаённых желаний, так же как и я. Я тогда много думал о том, что могло произойти в ту ночь. Анна была так близко, такая прекрасная и доверчивая. Аромат её возбуждения сводил меня с ума. Наши тела соприкасались. Моя страсть пылала пожарищем, но крепко обнимая её трепетное тело, такое податливое и тёплое, и задыхаясь от желания, я гнал прочь порочные мысли, уже тогда понимая, что всё должно случиться не так, глупо и спонтанно; вначале я должен открыть всю правду о себе, а затем предоставить ей выбор. Но я не должен был раскрывать свой секрет. Так что, воспользоваться ничего не подозревающей о моей природе девушкой, было бы сродни предательству. В ту ночь это остудило мою страсть.
— Я с первого взгляда влюбился в тебя до умопомрачения, — с жаром проговорил я. — А в ту чудесную ночь я еле удержался, чтобы не поцеловать тебя и не открыть свои чувства. И ещё много чего… Чувства, эмоции, желания обрушились на меня снежной лавиной с такой страшной силой, что я едва устоял.
— Знаешь, я тоже в ту ночь собиралась признаться тебе, что люблю, — улыбаясь, сказала Анюта. — И мне тоже очень хотелось, чтобы ты поцеловал меня и ещё… чего-то большего. Сама не понимая, чего хочу, я всецело доверилась тебе, ты магнитом притягивал меня, и я не смогла противостоять, да и не хотела.
— Я знаю, девочка моя, — тихо ответил я, притянув её к себе и коснувшись губами пахнущих мёдом волос.