Утром следующего дня я проснулась раньше всех. Тихонько поднялась, чтобы не разбудить Ваню, и прошла на кухню, поставила чайник и заварила себе чаю в единственной чистой чашке, которая осталась не использованной на вчерашнем празднике, села за стол, согревая руки о чашку.
Посмотрев вокруг, подумала, что праздник наверняка удался, раз было столько грязной посуды, и мама не удосужилась её вымыть, хотя обычно никогда не оставляла использованную посуду на завтра.
Выпив кружку чаю, я принялась за уборку, перемыла посуду, вымыла пол на кухне, потом вышла во двор, чтобы покормить остатками вчерашнего пиршества Шарика.
На дворе сугробы увеличились, видимо снег шёл всю ночь, замело даже следы гостей, которые ушли поздно. Было морозно, да так, что я быстро замёрзла, так как не набросила на себя никакой курточки.
Внезапно я подумала, что сейчас можно было бы тихонько улизнуть из дома, пока родители спали, и увидеться с Алексом. Эта мысль подзадорила меня, но надо было вернуться внутрь, чтобы одеться. Я даже не подумала тогда о том, что даже не представляю себе, где конкретно находится его дом, и как туда добраться по глубокому снегу.
Желание увидеть парня было настолько сильным, что другие мысли отключились. Я тихонько вошла в дом, обула тёплые сапоги, натянула куртку и шапку, и, когда я уже взялась за дверную ручку, чтобы выйти за дверь, отворилась дверь родительской спальни, и показался сонный отец.
— Куда это ты собралась, дочь? — спросил он хриплым после сна голосом.
— Пойду, погуляю, — сказала спокойно, стараясь, чтобы голос звучал как можно естественней.
— Куда, если не секрет?
— Не знаю, наверное, прямо по дороге, — ответила тихо.
— Да неужели? — удивился отец. — А я, вот тут, случайно вспомнил, что ты у нас наказана. Поэтому, снимай куртку и иди лучше помоги матери на кухне.
— Пап, я уже всё сделала. Я просто хочу пройтись.
— Думаешь, что я не догадываюсь, что ты задумала. Собралась к нему идти, да? — разгневанно проговорил отец.
— С чего ты взял? — спросила возмущённо.
— Да по твоим глазам всё же видно! Вон как они блестят! Лучше не зли меня, поняла! Иначе плохо будет всем! — гневно и очень громко произнёс отец.
— Что ты меня постоянно пугаешь? — закричала я. — Я уже не маленькая девочка, я взрослый человек! И буду делать то, что захочу!
— Хватит, ты уже наделала! И кто здесь взрослый, буду решать я, а не мелкая козявка, вроде тебя. Бегом в свою комнату, и чтобы я тебя больше не видел!
— Папа, ты ещё ремень возьми, только ремня у тебя в руках не хватает! — закричала я, и на моих глазах выступили слёзы от обиды на отца и горечи из-за неосуществлённого желания.
Я сбросила куртку, шапку и сапоги, и в слезах бросилась в свою комнату. На пути мне попался перепуганный Ванюша, который проснулся от громких криков, но я не задержалась возле него, чтобы успокоить, так как успокаивать надо было меня саму, ведь слёзы неудержимо лились из глаз, и как я, ни старалась их сдержать, поток не прекращался.
Я прорыдала несколько часов подряд не в силах сдержать чувств, не могла никого видеть, ни с кем говорить. Весь день провела в комнате, не выходила даже поесть. Несколько раз в комнату заходила мама, но я не хотела с ней говорить, делала вид, что сплю. Вечером появился даже отец, но я нагрубила ему, потребовав, чтобы он оставил меня в покое.
На следующий день я уже не могла плакать, наверное, выплакала все слёзы разом. Смотреть на себя в зеркало было страшно — оттуда на меня глядели опухшие глаза, которые были чужими.
С трудом поднявшись с постели, почувствовала головокружение, перед глазами стало на мгновение темно, словно кто-то выключил свет.
В голове был сумбур, в котором невозможно было навести хотя бы видимость порядка. Когда я, с трудом одевшись, появилась на кухне, моя мама просто испугалась моего растрёпанного вида.
— Боже мой! — воскликнула она. — На кого ты похожа?
— Что-то не так? — пискнула я слабым голосом.
— Всё не так! Ты посмотри на себя: выглядишь ужасно. Хорошо, хоть отец этого не видит.
— Мам, да всё нормально, — пыталась успокоить я маму, но, думаю, и дураку было понятно, что всё плохо по одному моему виду.
— Давай умывайся, и завтракать. Тебе срочно надо что-нибудь съесть.
Я нехотя умылась, села за стол. Есть не хотелось, но я сделала над собой усилие, заставив себя проглотить омлет и чай с бутербродом. Не смотря ни на что, после завтрака я почувствовала себя немного лучше. Даже причесала растрёпанные волосы, вернувшись в комнату, и заплела их в косу.
Справившись со всеми делами, ко мне зашла мама и присела на краешек стула напротив меня, сидящей на кровати.
— Мам, ты чего хотела? — нехотя спросила я её.
— Доченька, скажи мне, что с тобой происходит?
— Зачем спрашивать? Ты, ведь, и так всё знаешь.
— Неужели всё это из-за Саши? Скажи мне всё, Анечка. У вас что-то было? Может быть, ты беременна? Мы, ведь, с отцом так доверяли ему и тебе.
— Мам, да что ты такое говоришь! — воскликнула я. — Ничего не было!
— Это правда? Ты не лжёшь мне?
— Я никогда тебе не лгала!
— Милая, но что же с тобой? Отчего ты грустишь и плачешь? Из-за него, да?
— Нет, не из-за него. Из-за вас! Это вы разлучили меня с ним, вот и всё.
— Неужели ты так любишь его? — голос матери задрожал.
— Да, люблю! Мам, очень сильно люблю! И ничего не могу с собой поделать. Мне плохо, если я не увижу его хотя бы один день. А сколько я уже его не видела?
— Дочь, но так же нельзя убиваться! Ведь это же не навсегда! — воскликнула мама.
— Только это меня и успокаивает. Я знаю, что увижу его, когда закончатся каникулы. Но ведь они такие длинные! Что я буду делать всё это время?
— Займись подготовкой к экзаменам, или просто что-нибудь почитай, посмотри телевизор. Делай хоть что-то!
— Мам, а, может быть, отец поменяет своё решение насчёт Алекса? Поговори с ним, пожалуйста! Попытайся убедить, неужели он не поймёт моих чувств, ведь вы тоже живые, тоже чувствуете, тоже любите.
— Милая моя, даже не надейся на это. Отец не поменяет своего решения. Понимаешь, этот ваш поступок — это словно плевок в душу. Ведь мы так доверяли ему, словно собственному сыну. После такого не прощают.
— Мам, но ведь я виновата! Александр ничем не подорвал вашего доверия. Я случайно уснула рядом с ним, это ведь не его вина, что он не прогнал меня со своей постели.
— Так, ведь, кто виноват, тот и наказан, тихо произнесла мама.
— Это уж верно, — скорбно согласилась я.
— Доченька, а как ты думаешь, он сам-то любит тебя?
— Не знаю, — ответила я отрешённо. — Я на это надеюсь.
— А если ты узнаешь, что он относится к тебе как к сестре, например? Как ты тогда будешь страдать? Подумай, что ты будешь чувствовать, если Александр, например, будет встречаться с другой девушкой?
— Я не знаю, — почти прошептала я. — Надеюсь, что этого никогда не случится. Но если такое произойдёт, я отпущу его. И никогда не напомню ему о себе. Главное, чтобы он был счастлив.
— А ты? Ты, ведь, тоже должна быть счастлива. Моя дочь должна быть счастливой.
— Мама, я несчастна сейчас! И меня мало волнует, что будет в будущем. Я хочу быть счастливой именно в данный момент, понимаешь! Пожалуйста, поговори с отцом, попробуй его переубедить. Ведь ничего не было, мам. Ты-то хоть веришь мне?
— Верю, верю. Ладно, милая, я поговорю с отцом.
— Спасибо, мамулечка, — впервые за прошедшие несколько дней улыбнулась я и обняла маму за шею.
Время шло. Мысли об Алексе не давали мне покоя, они заполнили всю мою голову, не оставив там места больше ни для чего.
Пытаясь отвлечься, я включила телевизор, но все идущие там передачи меня раздражали, попробовала почитать, но из прочитанного ни слова не понимала. Возвращаясь всё время к началу текста, пробовала прочесть его снова и снова, но смысл прочитанного не постигала, так как могла думать только об одном.
Тёмно-серые глаза не давали покоя, сильнейшее желание их увидеть, заглянуть, окунуться целиком. Я постоянно видела их в своём воображении, мысленно рисовала красивое лицо, жемчужную улыбку, представляла вкус губ.
В конце концов, появилось ощущение, будто бы я зациклилась на нём и постепенно сходила с ума.