Глава 2
Днём дворец будто дремал под завесой солнца и полуденной жары, но внутри стены буквально шептали.
Сплетни, перешёптывания, осторожные взгляды — всё крутилось вокруг неё.
Хатидже-султан.
Или, как она уже начала сама себя называть в мыслях, с лёгкой ухмылкой — Джасултан.
Да, именно так теперь к ней обращались. И знаешь что, судьба? Звучит не хуже «Мария» в офисе возле ксерокса.
Она стояла перед зеркалом, пока служанки убирали её волосы в сложную причёску, оставляя длинную косу, переплетённую нитями золота и жемчуга.
На ней был не тяжёлый наряд, как вчера, а практичный костюм для прогулок во дворце: свободные штаны из тончайшего шёлка, расшитый камзол, короткий жилет с открытыми руками и лёгкие туфли на мягкой подошве.
Даже тюрбан был завязан небрежно — так, как носят его женщины, привыкшие к вольности.
— Хатидже-султан сегодня особенно сияет, — промурлыкала одна из служанок, поправляя пояс.
Джасултан хмыкнула.
Сияет она, ага. Она просто привыкла к этому новому телу, к этим движениям, к ощущению, будто её руки действительно умеют больше, чем сжимать мышку на компьютере.
В этом теле каждая мышца отзывалась упругой силой, лёгкой и стремительной, словно оно создано для танца или боя.
И она ещё прошлым вечером поняла — Хатидже не просто так носит кинжал у пояса. Её руки помнят клинок. Её спина горда, осанка прямая, походка уверенная.
— Пойдём, — велела она служанкам. — Я хочу в сад. И позовите янычарина Исхана.
Женщины ахнули.
Имя было сказано с особой тяжестью. Янычар Исхан — воин, которого при дворе опасались и уважали.
Сад был как из восточной сказки. Деревья, тяжёлые от гранатов и инжира, высокие кипарисы, журчание фонтанов, ароматы мяты и жасмина.
Там, на залитом солнцем мраморном помосте, стоял Исхан.
Высокий, широкоплечий, с лицом, словно вырезанным из камня. Его шрамы говорили сами за себя.
Он поклонился ей, но в его глазах не было страха. Лишь уважение и… лёгкая насмешка.
— Хатидже-султан снова хочет тренироваться? — спросил он, подавая ей деревянный меч.
Джасултан ухмыльнулась, беря оружие.
— Хочу. Хочу напомнить себе, каково это — чувствовать сталь в руке.
Она вышла на помост. Тело будто ожило, само вспомнив движения.
Исхан напал первым — резко, с нажимом.
Но она легко парировала удар, уворачиваясь с грацией танцовщицы.
Они двигались быстро, словно в боевом танце. Джасултан ощущала, как горячая кровь разгоняет сердце.
Каждый шаг, каждый поворот был наполнен азартом.
Вокруг собрались слуги и стража, поражённые зрелищем.
Никто не смел тренироваться наравне с янычаром. Никто, кроме неё.
В какой-то момент Джасултан сделала резкий выпад, и деревянный меч едва не выбил оружие из рук Исхана.
Он рассмеялся.
— Вот она, истинная львица дворца!
Она тоже засмеялась, смахивая каплю пота со лба.
— Я не забыла, как держать клинок.
И да, мне нравится побеждать.
Исхан поклонился.
— Это честь для меня — быть твоим противником.
Она кивнула, довольная.
— А теперь, Исхан, принеси мне кое-что другое. Пусть проведут ко мне моего… нового питомца. Перса.
Назим вошёл в сад неспешно, без цепей, в свободной рубахе и шёлковых штанах, но с тем же нахальным блеском в глазах.
Он прошёл мимо стражи так, словно не замечал их, словно дворец — его дом, а не золотая клетка.
— Султанша решила развлечься снова? — с усмешкой спросил он, поднимая на неё тёмные, блестящие глаза.
Джасултан сделала неторопливый шаг вперёд, позволяя ему рассмотреть себя поближе.
— Я решила проверить тебя, Назим, — сказала она медленно, будто смакуя каждое слово. — Узнать, на что ты годен, кроме дерзких слов.
— А если окажусь негодным? — прищурился он.
Она улыбнулась. По-хищному.
— Тогда я тебе покажу, что бывает с теми, кто плохо служит своей госпоже.
Назим усмехнулся, но от его взгляда по коже пробежал холодок.
— Я бы хотел увидеть это, султанша.
Слуги ахнули. Исхан напрягся, готовясь вмешаться.
Но Джасултан лишь протянула персу деревянный меч.
— Бери.
— Думаешь, я не знаю, как обращаться с оружием? — его голос был ленивым, но в нём проскользнула тень интереса.
— Я думаю, ты слишком привык бросать вызов, не отвечая за слова, — сладко протянула она.
Назим взял меч.
И в этот миг его движения стали другими — точными, выверенными, уверенными. Он легко вскинул меч, словно это продолжение его руки.
— Кто тебя учил, раб? — ледяным голосом спросил Исхан.
— Я родился с оружием, — спокойно ответил он.
И тут начался бой.
Они двигались стремительно, словно тени в солнечном свете.
Назим не уступал. Более того — он был опасен. Хищный, как дикий зверь, но не безрассудный.
Джасултан чувствовала, как в груди разгорается азарт.
Вот это мужчина. Вот это кровь.
Они дрались до тех пор, пока Исхан не подал знак остановиться.
Джасултан смотрела на Назима, тяжело дыша. Их взгляды сцепились, как клинки.
— Ты годишься, — медленно сказала она, будто решая его судьбу.
Назим провёл тыльной стороной ладони по губам, вытирая каплю пота.
— А ты, султанша, слишком любишь опасные игры.
Она рассмеялась, глубоким, тёплым смехом.
— А как иначе здесь выжить?
Вечером, когда сад наполнился ночными запахами цветов, Джасултан сидела в своём покое, лёжа на подушках, пока ей разливали ароматное вино с инжиром и медом.
— Хатидже-султан, — прошептала служанка, — вас ждёт Назим. Он сказал, что пришёл… чтобы исполнить долг раба.
Джасултан хмыкнула, глядя на вуаль, за которой скрывался полумрак комнаты.
— Пусть войдёт, — сказала она, и голос её прозвучал, как шелест шёлка.
Назим появился в проёме, неспешно, лениво, но от его взгляда плавился воздух.
Он опустился на колено, не отрывая от неё глаз.
— Приказ султанши?
Она небрежно провела пальцами по краю чаши, улыбаясь краешком губ.
— Удиви меня, Назим.
Он поднялся, подошёл, склонился к ней, и его голос зазвучал у самого уха:
— А если я удивлю тебя так, что ты забудешь, как дышать?
Она рассмеялась, обволакивающе и дерзко.
— Тогда я сочту тебя своим самым полезным рабом.
За окнами гудел сад. Фонари бросали на стены пляшущие тени.
А в комнате разгоралось другое пламя — томное, тягучее, медленное, как восточные танцы, полные намёков, но с каждым движением приближающееся к точке, где правила больше не действуют.
И Джасултан знала: ей это чертовски нравится.
И что ночь обещает быть долгой.