Глава 31
Провинция Серах была как другая страна: ветер горячий, воздух — густой от пыльцы жасмина и специй, лица — незнакомые, настороженные.
Здесь не встречали султанш с поклонами.
Здесь кланялись только силе.
— Прибытие султанши Джасултан, Повелительницы Гаремов, Защитницы Женского Совета, — провозгласил глашатай.
Толпа не разошлась.
Старейшины не вышли.
Только смотрели из окон — как на зрелище.
Но она не обиделась.
На ней был не золото расшитый кафтан, а боевой наряд из тонкой кожи и шёлка, сабля на поясе, кинжал — под накидкой.
Она выглядела, как та, кто пришла взять.
— Где совет? — спросила она у местного наместника.
Тот поёжился.
— Они… боятся. Здесь женщины не правят, госпожа. Мы живём иначе. У нас свои обычаи…
— С сегодняшнего дня — у вас закон, — произнесла Джасултан. — Обычаи — это чай. Закон — огонь. Он греет… или сжигает.
Церемонию присяги всё же назначили.
В зале старинной крепости.
Там, где когда-то приносили клятву только мужчины.
Там теперь зажгли светильники.
Там — она стояла во главе.
Старейшины, в черных одеждах и с длинными серьгами — признак положения — выходили один за другим.
Каждый произносил слова.
Неохотно. Но произносил.
Пока не подошёл он.
Старейшина с глазами, как уголь. С губами, свернутыми в змеиную улыбку. С голосом — как мёд на кинжале.
Он встал перед Джасултан. Поклонился.
И поднёс чашу шафранового напитка.
— Знак мира. Как заведено у нас.
Она взяла. Сделала глоток.
И… замерла.
Во рту — горечь. Лёгкая. Но в горле — сухость.
Желудок — скрутило.
Зрение — расплылось.
— Отведите… — прошептала она.
Лейла рванулась вперёд.
Фархад был в другом зале — следил за охраной.
Она… осталась почти одна.
Но в толпе, у стены, поднялся человек.
Смуглый, в тени.
Мужчина в белом — простой лекарь.
Его звали Зеир.
Он подскочил — и схватил её на руки, как будто знал, как держать королеву, не боясь обжечься.
Её отнесли в прохладную комнату с мраморным полом.
Он работал молча. Смесь трав, камень под язык, холодная повязка. Он не дрожал.
— Ты… раб? — прошептала она, когда сознание возвращалось.
— Был. Ты даровала мне свободу год назад, во дворце, не узнав.
Меня покупали для старой хатун. Она меня избивала. Ты увидела — и приказала отпустить.
Я запомнил.
— Зеир…
Он не поднял глаз.
— Я не ищу награды. Только хочу, чтобы ты жила. Без тебя… мы останемся рабами.
Она пришла в себя к ночи.
И первым делом — поднялась.
Вошла в зал, где всё ещё пировали.
На ней был плащ. Под ним — кинжал.
Глаза — чёрный лёд.
— Кто поднёс мне яд?
Молчание.
И тогда… Зеир вышел из тени.
Показал пальцем на старейшину-змея.
— У него под ногтями — пыль белины. Только у травника её могло быть столько.
Старейшина бросился в бегство.
Фархад перехватил его на выходе.
— Закон, — сказала Джасултан, — прост.
Она взяла чашу, ту самую.
Налив из неё — заставила его выпить.
Мужчина дрожал. Лицо побелело. Пена — на губах.
И он умер. На глазах у всех.
— Это не кара, — сказала она. — Это справедливость.
С сегодняшнего дня все провинции подчиняются закону Совета.
Тот, кто покушается на женщин…
Покушается на трон.
Позже, в лунной тени, она сидела одна — но не одна.
Зеир подошёл.
Тихо. Уважительно. Сдержанно.
— Ты спас меня, — сказала она. — Не только от яда. От страха. От предательства.
Он улыбнулся.
— Ты была моей свободой, госпожа. Позволь… быть твоей защитой.
Она взглянула на него.
Он был другой, не как Фархад.
Он был светом. Теплом. Молчаливым доверием.
Она протянула руку.
Он поцеловал запястье. Молча.
— Будь рядом, — прошептала она. — Пока я не превращусь снова в бурю.