Глава 6
Наутро весь гарем гудел.
Слуги шептались, наложницы ахали, а придворные евнухи тайком строили догадки, кто же первым осмелится обсуждать вслух то, что случилось.
Хатидже-султан…
Нет, теперь уже Джасултан, — не просто приняла беглого персидского принца под своё покровительство. Она объявила его своим мужчиной.
И в эту жаркую утреннюю пору весь дворец трепетал: одни — от восхищения, другие — от ужаса, третьи — от зависти.
А она…
Она спокойно сидела на террасе, укрытая кружевными занавесями, и неспешно ела ягоды, наслаждаясь сладостью и мягким хрустом винограда.
— Они всё ещё шепчутся, — лениво заметила Хюррем, появившись без предупреждения, как тень, легко скользнувшая в её покои.
— Пусть шепчутся, — отозвалась Джасултан, даже не подняв глаз. — Им не привыкать.
Хюррем уселась напротив, разглядывая её со смешком:
— Ты ведёшь себя так, будто только что купила себе новый персидский ковер, а не взяла в покои мужчину, за которого половина Востока готова отдать полцарства.
Джасултан усмехнулась.
— Возможно, он и есть мой ковер. Редкий, дорогой и… очень удобный.
Обе рассмеялись, словно две подруги, которым плевать на мнение мира.
— И что теперь? — спросила Хюррем, наконец посерьёзнев. — Ты думаешь, тебе дадут спокойно наслаждаться победой?
Джасултан взглянула на неё внимательно. В её глазах больше не было той беззаботной иронии — только ледяное спокойствие хищницы, которая точно знает, где бить.
— Нет, — медленно сказала она, беря в руки бокал с гранатовым вином. — Поэтому я не буду наслаждаться. Я буду действовать.
Первым шагом стала встреча с Валиде.
Та не стала медлить и сама позвала Джасултан во внутренний зал, где в воздухе пахло шафраном и ладаном, а на стенах висели редкие персидские ковры — тонкий намёк на тему их разговора.
— Ты решила испытать дворец на прочность? — Валиде смотрела на неё холодно, словно через лупу.
Джасултан чуть наклонила голову, изображая уважение:
— Я просто защищаю своё, Валиде.
— Свое? — в голосе Валиде скользнуло презрение. — Гарем — не место для игр с чужеземцами.
— Гарем — не только место для сладких чаев, — спокойно ответила Джасултан, глядя в глаза женщине, которая держала дворец в своих руках годами. — Это место силы. И я собираюсь напомнить об этом всем.
— Ты осознаешь, что ставишь под удар не только себя, но и весь династический порядок? — Валиде сжала веер так, что косточки пальцев побелели.
— Я осознаю, что давно пора напомнить мужчинам, кто в этом дворце действительно управляет судьбами, — её голос звучал мягко, но внутри него была сталь. — И я не боюсь играть открыто.
Валиде долго молчала. Потом вдруг усмехнулась — коротко, почти со злостью.
— Ты достойна быть сестрой султана, — сказала она медленно. — И ты только что подписала себе приговор.
— Возможно, — с лёгкой улыбкой ответила Джасултан, — но приговоры здесь умеют оборачиваться коронами.
Она встала, плавно, словно танцуя, и покинула покои Валиде с видом женщины, которая уже выиграла, даже если враги ещё этого не поняли.
Назим тем вечером сидел на её балконе, расслабленно вытянув ноги, словно был у себя дома.
— Ну, султанша, ты сегодня весь дворец в дрожь бросила, — лениво заметил он, когда она вернулась.
— Это только начало, — ответила она, подходя к нему и опускаясь рядом.
Он посмотрел на неё с тем самой открытой страстью, которая не нуждается в словах.
— Ты меняешь правила игры, — сказал он, проводя пальцами по её запястью.
— Я их создаю, — поправила она, позволяя ему коснуться своих губ.
Их поцелуй был мягким, но за ним уже плескался новый вкус — вкус власти, страсти и того самого чувства, которое не оставляет выбора.
— Что дальше? — прошептал он, касаясь лбом её виска.
Джасултан усмехнулась.
— Дальше… мы будем собирать союзников.
На следующий день её дворец стал похож на муравейник.
Одни за другими к ней начали стекаться женщины из высших кругов: жёны визирей, дочери полководцев, богатые вдовы, которым наскучили поклоны мужчин.
Все они хотели одного — прикоснуться к её дерзости, к её силе, к её игре.
И Джасултан принимала их одна за другой, словно королева, раздающая привилегии.
Она угощала их редкими винами, дарила изысканные духи и, главное, дарила им самое сладкое — внимание.
— В нашем мире, — говорила она, разливая чай, — женщины не слабее мужчин. Мы просто годами притворялись, что нам это интересно.
Они смеялись, раскрепощённые, восхищённые. А Джасултан внимательно наблюдала за каждой — кто из них искренна, кто будет шпионкой Валиде, кто захочет стать её союзницей.
В этом танце слов она чувствовала себя как рыба в воде.
— Ты превращаешь гарем в военный совет, — вечером сказал Назим, когда они вновь остались наедине.
— Я превращаю его в мой дворец, — усмехнулась она, снимая украшения.
Он посмотрел на неё внимательно, долго, будто впервые.
— Знаешь, ты страшная женщина, султанша, — сказал он с тенью восхищения.
Джасултан подошла ближе, провела пальцами по его груди, заставляя его сердце ускорить ритм.
— Да, — прошептала она, глядя ему прямо в глаза. — Страшная.
Но в этом дворце страшные женщины выживают лучше всех.
Ночь была длинной.
За занавесями витали ароматы восточных благовоний, на коврах мягко ступали босые ноги, а в покоях Джасултан вплела в свой гарем не только сладость тела, но и вкус победы.
Она знала: теперь её слово будет весить больше, чем приказ султана.
Она стала не просто женщиной гарема. Она стала сердцем дворца.
И пока её враги шептались, сговаривались и строили козни, она наслаждалась своим новым положением — с мужчиной, которого выбрала сама, и с армией женщин, что теперь смотрели на неё, как на свою королеву.