Гарем для сестры султана

Глава 25

Глава 25

Дворец великого дивана жил в своей реальности.

Здесь не пахло кровью и сталью — только сандалом, дорогим ладаном и шелестом слухов.

Здесь не кричали — лишь переглядывались и шептали.

Здесь женщины вершили политику не громко, но необратимо.

Джасултан вошла в мраморный зал одна.

На ней был нарочито лёгкий наряд: изумрудное платье с прозрачными вставками, вырез столь глубок, что старшие дамы невольно шевелились на подушках.

За её спиной не было ни Лейлы, ни Фархада.

Лишь лёгкий аромат жасмина и шаги, полные дерзости.

На возвышении — Роксолана.

Мудрая. Улыбающаяся. В царственном сиреневом кафтане, волосы убраны в жемчуг.

Рядом — Хатидже.

Вдовствующая, но всё ещё опасная. Сегодня особенно: в чёрно-золотом, с серьгами в форме когтей, и взглядом, как нож, воткнутый в бархат.

— Джасултан, — голос Роксоланы был тёплым, почти ласковым. — Мы рады твоему визиту.

Давно не было повода для утреннего собрания, верно, Хатидже?

— Воистину, — та откинулась назад, будто скучая. — Особенно если поводом служит… политическая самозванка с личной армией и слухами о шпионках.

В зале возникла тишина.

Несколько наложниц шепнули что-то друг другу. Прислужницы замерли, словно воздух сгустился.

Но Джасултан даже не дрогнула.

Она слегка улыбнулась. Протянула руки — и хлопнула дважды в ладони.

И в зал вошли они.

Женщины.

Посланницы четырёх городов, с которыми она уже заключила тайный союз: Мехрихан, Гюль-Азиза, Рана и Жасмин-бей. Все — в официальных одеждах. Все — молчаливые.

И все — встали за Джасултан.

Это был не скандал.

Это была пощёчина.

Роксолана приподняла брови — едва. Но Хатидже вжалась в подушки, как кошка, прижавшая уши.

— Я пришла не как султанша, — спокойно произнесла Джасултан. — А как представитель союза женщин Востока.

Мы не нарушаем законов гарема.

Но теперь у нас есть собственные.

— И что же это за законы? — с ядом в голосе спросила Хатидже. — Законы… сплетен? Соблазна?

Джасултан шагнула вперёд. Медленно. И с каждым её движением в зале росло напряжение, будто от трещины в драгоценной вазе.

— Первый закон: та, кто унижает другую женщину на глазах мужчин, не достойна ни трона, ни покоев.

Второй: кто правит, должна уметь побеждать — не только телом, но умом.

А третий… — она улыбнулась, почти мягко, — женщина, у которой есть армия, не нуждается в разрешении на слово.

И она опустилась в поклон, грациозно, будто это был не вызов, а дар.

Но её взгляд был устремлён прямо в глаза Хатидже.

В этот момент вошёл глашатай.

— Госпожи, вестник прибыл. Из пустынных земель. Со знаком дома Мехрихан.

Просит передать: «Союз подтверждён. Поддержка предоставлена. Кровь — будет отомщена».

Тишина рухнула, как ваза на каменный пол.

Роксолана улыбнулась.

— Джасултан… Ты создала нечто опасное.

— Я просто перестала играть по чужим правилам.

Роксолана кивнула, и в её голосе прозвучала искренняя радость:

— Тогда мы больше не противницы. Мы… две стороны одной чаши.

С разным ядом.

После собрания, в её покои, где воздух ещё хранил запах жасмина и злого триумфа, вошёл Фархад.

Он был в пыли, со свежим шрамом на ключице и странным письмом в руках.

— Я нашёл одного из них. Он не говорит. Но у него был свиток. Писан женской рукой. Почерк — обученный. Возможно… Азалия.

Она взяла письмо. Прочла. Снова.

Внутри — не угроза.

Внутри — вызов.

«Если хочешь знать, кто ты — приходи туда, где тебя оставили мёртвой. Усадьба у дюн. Закат. Одна.»

Фархад сжал кулак.

— Это ловушка.

— Конечно, — усмехнулась она. — Но если я туда не пойду, ловушка захлопнется здесь.

Он хотел возразить, но она подошла и положила ладонь ему на щеку.

— Ты пойдёшь со мной. Но будешь в тени.

— Всегда в тени, султанша, — прошептал он.