Глава 32
В Стамбуле пахло дымом.
Не пряным — гарью.
Не ладаном — железом.
Ветер с Босфора приносил запах мятежа.
— Что здесь творится⁈ — спросила Джасултан, спрыгивая с коня, не дожидаясь, пока подадут лестницу.
Её встретила Лейла. Уставшая. Грязная. Но живая.
— Гарем под ударом. Советник разослал фетву. Новая волна слухов: женщины, захватившие власть, прокляты, и с ними приходит чума.
В столице началась охота на ведьм.
— Кто в этом участвует?
— Бывшие евнухи, изгнанные наложницы, но главное — часть янычар.
Они хотят вернуть старый порядок. Султан… не может их удержать.
— А он?
Лейла пожала плечами.
— Сидит. Думает. Колеблется.
Во дворце — тьма.
Её любимые сады выжжены.
Комнаты гарема — пусты.
Несколько наложниц пропали.
Пары служанок — мертвы.
И кровь на пороге… её личных покоев.
Она вошла.
И увидела:
Фархад.
На коленях.
С мечом.
С двумя телами у ног — чужих.
Сломанный шатёр. Капающая кровь.
Он поднял голову.
Глаза — зверя, сражавшегося с ордой.
— Я ждал тебя.
Если бы ты не вернулась — я бы сжёг всё.
Она подошла. Кивнула.
— Тогда зажигай. Но умно.
Они вызвали женщин. Всех, кто остался.
Измученные. Испуганные. Но живые.
— Советник сделал последний ход, — сказала Джасултан, стоя посреди выжженного сада. — Он бросил против нас солдат. Против женщин без оружия.
— Мы не безоружны, — сказала вдруг одна старая банщица, поднимая медный ковш, из которого вытекал кипяток. — Мы просто… не били пока.
— Тогда сегодня — пора.
Она открыла хранилище под гаремом. Тайное.
Там были доспехи для женщин. Не тяжёлые, но прочные.
Там были ножи, духи с ядами, тростевые клинки, луки с отравленными стрелами.
И… сюрпризы.
Все, что за годы она тайно собирала.
— Султан знает? — спросил кто-то.
— Султан должен знать, — ответила она. — Потому что утром он проснётся — либо с новой эрой, либо с гаремом мёртвых женщин.
Бой начался до зари.
Они вошли — в черном. Кричали:
— Ведьмы!
— Сжечь!
— Очистить дворец!
И в ответ получили…
стрелу в глаз.
нож под рёбра.
кипяток в лицо.
Гарем превратился в лабиринт смерти.
Каждая комната — ловушка.
Каждая подушка — может быть кинжалом.
Каждая женщина — охотница.
Лейла, со шпильками, пропитанными ядом, сражалась, как кошка.
Фархад — вёл группу через потайной ход, отсекая тех, кто прорывался.
Ширин — писала кровью на стенах: «Мы — не вещи».
А Джасултан?
Она… вышла вперед.
В центральный зал, в развевающемся кафтане из чёрного шёлка, с кинжалом в одной руке и головой предателя в другой.
— Советник умер!
— Кто ещё хочет жить в прошлом⁈
Мятежники замерли.
А за спиной у Джасултан — сто женщин. В дыму. В ранах. В крови.
Но живые.
И мир задрожал.
Позже, в покоях, она сидела на ступенях, а рядом опустился Султан.
— Ты спасла меня, — сказал он. — И страну.
Ты сделала то, чего я не смог.
Она посмотрела на него.
— Я сделала это не для тебя.
Для нас.
Для всех нас.
Он кивнул. И… положил перед ней печать власти.
— Тогда… правь. С сегодняшнего дня официально.
— А ты?
— А я… буду рядом. Если позволишь.
Она не ответила сразу. Только сказала:
— Тогда завтра мы издадим новый указ:
Каждая девочка в империи имеет право на меч и книгу.
Он усмехнулся:
— А если мальчики будут жаловаться?
Она наклонилась, коснулась его лба:
— Пусть учатся жить в новом мире.