Гарем для сестры султана

Глава 29

Глава 29

Пустыня не терпит лжи.

Она раздевает.

Она обнажает.

Она делает из гордых — пыль, из слабых — кости, из храбрых — легенды.

Оазис у Красной реки был давно оставлен торговыми караванами. Пальмы стояли редкими силуэтами, вода — багровая на закате — действительно напоминала кровь. Когда-то здесь был гарем для изгнанных, потом — школа. Теперь — тень, окружённая барханами.

Джасултан ехала впереди, лицо закрыто шёлковой вуалью, глаза — остры, как клык хищника.

За ней — Лейла, Фархад и семеро женщин из Каравана Теней.

Они молчали. Даже ветер казался притихшим перед их шагами.

— Мы почти пришли, — сказала Лейла, поправляя рукав с зашитым лезвием.

— Он знает, — коротко отозвалась Джасултан. — Он всегда знал.

Фархад ехал чуть позади. Он чувствовал.

Было что-то в воздухе — не страх, нет.

Ожидание. Напряжение. Как перед грозой.

И гроза пришла.

В тот миг, когда они пересекли каменную арку старой цитадели, земля под копытами задрожала.

Из песка поднялись воины — в черном. Лица закрыты, движения синхронны, безмолвны.

Засада.

Кто-то предал. И не Насима. Кто-то ближе.

— За мной! — крикнула Джасултан, спрыгивая с коня.

Бой был быстрым, как вспышка, но жестоким.

Фархад крошил тени, как камень крушит стекло.

Лейла — точна, как ястреб.

Но их мало. Их окружили.

И в самый разгар — вспышка.

Аромат. Легкий, терпкий, приторный.

Джасултан закашлялась, руки ослабли.

Это была пыль безвременья — древняя смесь, которую использовали жрицы для погружения в сон, близкий к смерти.

Всё исчезло.

Она проснулась — в зеркалах.

Камера, в которой она очнулась, была без стен — только отражения.

Много Джасултан.

В гневе. В боли. В крови.

В детстве. В юности. В желании.

Все лица — её.

Голос зазвучал отовсюду.

— Ты построила империю.

Но ты никогда не победишь то, от чего бежишь.

Себя.

Это был он. Советник.

— Ты думаешь, я — враг?

Я — просто зеркало.

Я всего лишь предлагаю… силу.

В обмен на искренность.

Она подошла к одному из зеркал. Там — она, девочка. Маленькая, с распущенными волосами, с глазами, полными ужаса.

— Кто ты? — прошептала она.

И девочка ответила.

— Я — та, которую ты спрятала.

Я — ночь, когда мама умерла.

Я — чувство вины, от которого ты убежала в власть.

— Это ложь.

— Это ты.

Она хотела ударить зеркало — но в отражении рука не поднялась.

Словно тело сопротивлялось.

— Ты боишься себя, — сказал голос. — И пока ты не примешь всё, что в тебе, я буду сильнее.

Каждое твоё решение будет зыбким.

Каждая победа — мнимой.

Тем временем, далеко, Фархад очнулся на каменном полу. Его меча не было.

Лейла — в цепях.

Остальные женщины — в разрозненных камерах.

— Где она? — хрипло спросил он.

— С ней работают, — усмехнулся страж, проходя мимо. — В зеркалах.

Очень… тонкая работа.

Фархад взглянул на Лейлу.

— Мы не можем ждать.

— Мы и не будем, — прошептала она и проглотила капсулу, спрятанную в зубе.

Через минуту по её венам побежал слабый огонь — древний состав, открывающий потоки внутренней силы.

— Ломай решётку. Сейчас.

Фархад с силой рванул цепи. Камень застонал.

Потом — треснул.

А в зеркальной комнате Джасултан стояла перед отражением, которое улыбалось.

— Ты боишься не того, кто тебя предал.

Ты боишься того, кого любишь.

Ты боишься быть слабой, Джасултан.

— Я не…

— Ты влюблена в тень. В своего Фархада.

И если признаешь это… всё посыплется.

— Нет.

— Скажи. Признай.

Джасултан закусила губу.

И впервые прошептала:

— Я… боюсь.

Боюсь потерять его.

Боюсь, что если он уйдёт — я снова стану той девочкой в пепле.

Зеркала вспыхнули.

И рухнули.

Фархад ворвался в зал, когда пыль ещё висела в воздухе.

Она стояла среди осколков. В платье, порванном, но не побеждённая.

И, увидев его, просто сказала:

— Я сказала это.

Я сказала, что люблю тебя.

Не ему. Себе.

Он подошёл, обнял. Не как спаситель. Как равный.

— Тогда теперь ты неуязвима.

Советник бежал.

Но теперь они знали, кто он. Где его люди. Как он действует.

И у Джасултан больше не было зеркал, которых она боялась.