После свадьбы Айвару потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к жизни в богатом доме с прислугой, но благодаря Налии он понемногу чувствовал себя все более естественно. К тому же, будни были насыщены сверх меры. Получив заочное образование, Айвар перешел на новую должность, однако не забывал друзей, по-прежнему с удовольствием занимался спортом и встречался с ними на стадионе, в бассейне или в парикмахерской. Там заодно можно было от души выпить кофе с каплей африканского рома и весело провести время за настольными играми.
Также Айвар постоянно общался с больничным персоналом любого ранга и с пациентами. Без этого он не видел смысла в управленческой работе и лично наводил справки о нарушениях порядка даже в мелких медицинских пунктах, ни на кого не перекладывая этот труд. Налия предлагала ему работать вместе в городском комитете, но он предпочел службу в санитарно-эпидемиологическом контроле, и не только из-за нежелания находиться в прямом подчинении у жены. Свое место Айвар видел не в кабинете, а непосредственно в местах бедствия. Просчитывать на годы вперед, да еще отвлекаясь на борьбу с бюрократией, халатностью и коррупцией, он не умел, и там, где требовались крутые стратегические меры, привык обращаться к жене. Однако Налия всегда была готова помочь, а если требовалось, то и заткнуть кому-то рот.
В ночь после бракосочетания Налия сменила роскошный наряд на почти такую же королевскую ночную рубашку — это был подарок матери, которая трогательно любила традиции и настояла, чтобы все внешнее благородство было соблюдено. Она уселась перед зеркалом в красиво убранной спальне, чтобы расчесаться и заплести косу, и спросила его:
— А откуда у тебя все-таки взялось имя Ивар, если не секрет?
— Да какие тут секреты!.. — отозвался Айвар, выходя из ванной также в домашнем белом кафтанчике и шароварах. — Просто родителям так понравился Питер и Балтийское море, что отец решил дать мне северное имя, которое носили вожди белых язычников-головорезов. Потом, когда мы стали изучать английский, я почему-то привык называть себя Айваром, ты это помнишь. А когда уехал, так и решил, что нечего возвращаться к детству, и остался Иваром только для Данэ и его мамы. Родственники из деревни, бывало, говорили, что и «нечистая сила» во мне сидит из-за этого имени.
— Насчет нечистой силы они были правы, — лукаво улыбнулась Налия.
— Хорошего же ты мнения о муже, милая моя, — весело ответил Айвар и бережно коснулся ее плеч. — Да что там, в баре кое-кто меня прозвал «Блэк Айвори», считая, что это комплимент. Сразу видно, что они не знали, откуда этот кофе добывается… А все-таки, Налия, проводить ночи с женой — это совсем другое дело, верно?
— Понимаю, к чему ты клонишь, но торопиться нам некуда, — шутливо отозвалась она. — Никто ведь от нас не ждет доказательств невинности. А поскольку в прочих ритуалах я не сильна, можно их придумать самим.
Поднявшись, Налия поставила у супружеского ложа поднос с двумя чашечками горячей каскары — золотистого напитка из мякоти кофейных ягод. Вокруг них стояли маленькие пиалы с тростниковым сахаром, орехами, тертым имбирем и корицей.
— Это чтобы жизнь была сладкой и в меру крепкой, — пояснила жена и подала Айвару одну из чашечек, от которой шел аппетитный аромат. — Что еще тебе пожелать, я, если честно, не знаю, потому что любовь у нас уже есть, а для остального нужно действовать, а не говорить.
— Ничего лучше я и не ждал, — кивнул Айвар и попробовал напиток. — Но у меня к тебе все-таки есть одно пожелание, милая: я хочу, чтобы ты не менялась. Нет, я не о том, чтобы не стареть и не портить фигуру, — ведь «только змеи сбрасывают кожи, мы меняем души, не тела». Так вот тебе не нужно менять душу, Налия, прогибаться, подстраиваться. Такие, как ты, должны себя сохранить независимо от семьи, брака, общества и всего прочего.
— Ой, Айвар, что это за официоз? — поморщилась Налия. — Это больше подходит для эпитафии, чем для брачной ночи, господи прости! И не такая уж я особенная, у меня просто тяжелый характер. Так что стоит ли этому радоваться?
— Ты особенная, — уверенно сказал муж, коснувшись ее руки.
Так началась новая жизнь, в которой Айвар уже не растрачивал себя на сожаления и ностальгию. В свободное от работы время они с Налией много гуляли, ходили в гости или приглашали друзей к себе, ездили к родственникам Айвара, к которым он стал относиться гораздо теплее, чем прежде. Дома они смотрели старые голливудские мюзиклы, к которым Налия пристрастила мужа, слушали джаз под мороженое и кофе и очень много беседовали. Иногда супруги выбирались в Аддис-Абебский театр или на местные кинофестивали.
Их близкие отношения в совместном быту тоже стали еще более яркими. Они любили вместе принимать ванну, делать друг другу массаж, купаться обнаженными на эритрейском пляже, и Айвар не сомневался, что их взаимное влечение не угаснет ни от каких возрастных перемен, что он всегда будет беспрекословно следовать ее чувственным желаниям, угадывая их интуитивно. Она повелевала, он слушался, но оба обрели в этом чувственную гармонию и равновесие.
Первый год после свадьбы выдался богатым на события и впечатления. Кроме успехов Айвара с учебой и реформ на работе — некоторые проекты комитета по здравоохранению были основаны именно на его исследованиях и идеях, — последовали и радости, о которых ему говорила Налия. Сразу после торжества они в самом деле отправились на неделю в Европу. Налии очень хотелось впечатлить мужа своим знанием западных «жемчужин», когда-то изученных ею, от храмов до подвалов, однако столицы Айвар решительно отверг:
— На черных я и здесь успею насмотреться! Сейчас чтобы увидеть, как живут настоящие европейцы, надо ехать в провинцию, в города с одноэтажными домами, крошечными церквями и смешными празднествами, когда улицы завешивают разноцветными флажками и всякий глинтвейн льется рекой.
Это предложение Налию заинтересовало, и они сошлись на том, чтобы поехать в Кодройпо, местечко на северо-востоке Италии, охраняемое Девой Марией Снежной. Оно оказалось уютным, тихим и в то же время таинственным, словно сказочные деревушки. Там не было толп туристов, сувенирных лавок на каждом шагу и фешенебельных мест, но обоим супругам это пришлось по вкусу.
У каждого домика росли раскидистые деревья и причудливые кустарники, а изгороди порой были увиты зарослями цветов. И хотя это была тихая провинция, удаленная от денежных потоков, люди здесь жили комфортно и красиво. Почти все домики были окрашены в теплые, безмятежные цвета, под черепичными крышами, а на главных улицах, среди однотипных административных зданий, можно было увидеть настоящий готический шпиль, крошечную фреску или колонну, выложенную художественной мозаикой.
Днем они ездили по окрестностям провинции Удине, любовались природой и памятниками культуры, пили белое вино, лакомились пиццей с душистым базиликом и нежным джелато. И если Айвару нравились классические сорта с шоколадом или вишней, то Налия, разумеется, предпочитала экстравагантные вкусы типа сыра с плесенью или морских водорослей.
А по вечерам супруги угощались местным кофе и сладкими булочками в маленьком кафе, где коротали время итальянцы, совсем не беспокоящиеся о быстротечности жизни. Айвару нравилось за ними наблюдать — они, наверное, могли бы точно так же беседовать и в прошлом, и в позапрошлом веке, сопровождая слова экспрессивными жестами, попивая золотистое вино, закусывая его маслинами, а вокруг бы так же резвились их ребятишки, эмоциональные как родители.
На чернокожую пару все здесь смотрели приветливо и спокойно, хотя супруги привлекали внимание своей любовью к ярким контрастам и природным чувством стиля. В связи с этим произошел забавный эпизод. Один из местных мальчишек, лет двенадцати на вид, долго глядел на необычных гостей, одетых по моде ретро, женщину в сиреневом льняном платье и с затейливыми муранскими бусами на шее, в виде фруктовых гроздьев, и мужчину в светло-сером джемпере с шейным платком из дымчатого синего шелка. Маленький итальянец в конце концов подошел к ним и, дружелюбно улыбаясь, спросил:
— America?
Налия от души рассмеялась, а Айвар развел руками и весело сказал:
— No, no! Africa!
Это путешествие они долго вспоминали с удовольствием. Айвар прежде знал о таких местах только по книгам и чужим рассказам, а Налия сочла его самым романтичным из всех, в которых ей довелось побывать.
Позже, в середине лета, они снова побывали в Европе по радостному поводу (деловые короткие поездки у Налии случались регулярно, и после бракосочетания Айвар стал к ней присоединяться). Даниэль в самом деле должен был жениться и пригласил друзей на торжество в испанский город Виверо, в котором и встретил свою невесту Монику. Она оказалась очень веселой и общительной девушкой, такой же яркой, как Налия, но заметно ниже ростом и чуть полненькой. Вскоре после свадьбы им предстояло улетать в Штаты. Церемония прошла в местном храме, а праздник показался Айвару и Налии очень душевным, с характерной для нынешней Европы нелюбовью к лишнему пафосу. Новобрачные были в демократичных, но очень элегантных нарядах оранжевого тона, и зал для фуршета, в соответствии этому, украсили рыжими лилиями и подсолнухами.
Айвар, конечно, радовался за друга, но их разговор про Олю запал ему в душу, как и беспокойство за ее судьбу. Даниэль показал ему фото ребенка — тот родился светлокожим, и на африканские корни могли указывать только густые темные волосы и большие карие глазки с пушистыми ресницами. После свадебного путешествия Айвар, немного поколебавшись, позвонил своей питерской подруге.
— Привет, Айвар, — тепло откликнулась Оля. — Судя по твоему встревоженному голосу, Даня тебе все рассказал?
— Почему ты сама мне не рассказала? — вздохнул Айвар. — Я думал, что ты по-прежнему мне доверяешь, Оленька, и будешь писать и о действительно важных вещах.
— Ну и как ты себе это представляешь? Я бы стала жаловаться или просить повлиять на Даню после того, что сделала? Это было бы просто непорядочно, да и пора уже наконец самой отвечать за свои поступки.
— Тут ты права, впрочем, я и не мог бы на него повлиять. Но разве мы с тобой чужие, чтобы скрывать от меня такое? Я бы тоже хотел увидеть фотографии твоего сына, присылать ему подарки, узнавать, как он растет и какие преподносит сюрпризы, а может быть, и помочь чем-нибудь. Уж о детях я многое знаю, поверь!
— Айвар, не обижайся, пожалуйста: это не из-за недоверия, я просто не знала как сказать, чтобы это не выглядело наглостью. Хорошо, что Даня разрулил эту проблему, потому что мне давно хотелось, чтобы ты все узнал. И не переживай, у нас все в порядке, а Дане я желаю только счастья. У нас все равно не получилось бы семьи: его не устраивают женщины, которые позволяют себя любить.
— Вот как, — задумчиво сказал Айвар. — Значит, он так тебя и не завоевал? Ладно, Оля, надеюсь, что ты не лукавишь и у вас действительно все хорошо. Как зовут твоего мальчика? А когда у него день рождения? Я хочу ему сделать подарок, только существенный, благо наконец могу себе это позволить.
— Зовут Павел, а отчество по деду — Владимирович. А вообще ты лучше приезжай сам, познакомься с ним. Да и я на тебя взгляну… Ты ведь обещал, помнишь?
— Помню, но ты уверена, что хочешь меня видеть после всего этого? Это ведь не так просто, как кажется на расстоянии.
— Это скорее вопрос к тебе, Айвар, — сказала молодая женщина, — причины обижаться были только у тебя, и скажу честно: я очень рада, что ты позвонил, и хочу тебя снова увидеть. Но я обещаю, что никакие болезненные темы мы поднимать не будем.
Немного поразмыслив, Айвар спросил:
— Ну какие сейчас обиды, Оля? Я все эти годы желал тебе только добра, а что в молодости бывают ошибки… Прости за нескромность, но как у тебя сейчас с личной жизнью? Понятно, что вы с сыном — это уже семья, но тебе ведь нужно что-то еще.
— Если честно, то есть один человек: он разработчик компьютерных игр, так что с Павликом они наверняка подружатся, когда он станет чуть постарше. Мы познакомились, когда Павлик подрос и я стала работать в детской музыкальной школе, в которой учится его дочь.
— Так у него есть дочь? — насторожился Айвар. — Он что, женат?
— Нет, не волнуйся, он давно разведен, причем воспитывает ее один, там была тяжелая история. Он чудесный отец, и вообще очень хороший мужчина, поверь. Мы сначала просто обменивались опытом по воспитанию детей и разборкам со старшим поколением, потом подружились и все уже как-то пришло само собой. Его дочка тоже быстро ко мне потеплела, и с Павликом они ладят. Мне кажется, что у него серьезные планы, но это пока только между нами. Ладно, Айвар? Родителям я еще не говорила.
Эти слова тронули Айвара, и он уже уверенно ответил:
— Я очень за тебя рад, Оленька.
— А я за тебя, — лукаво сказала Оля. — Ты ведь женился, да? Твой друг очень разговорчив, так что тебя он тоже выдал. Знаешь, мне интересно увидеть твою жену.
— Да, Оль, женился, надеюсь, что и ты скоро этим порадуешь. Если ты согласна, то я приеду, но подарок для Павлика не откладывается, так что пришли мне, пожалуйста, номер карты. И никаких отказов я слушать не хочу. А если вам с малышом или твоим родителям понадобятся лекарства, не сертифицированные в России или неподъемные, мы с супругой поможем купить их за границей, у надежных поставщиков и со скидкой.
Так приближалась осень, в которую Айвару исполнялось тридцать лет. Он всегда спокойно относился к цифрам, но в этот раз ему было приятно сознавать, что к условному рубежу он подходит если не с успехами, то с достоинством. К тому же, в сентябре его и Налию пригласили в большую делегацию из Эфиопии, направляющуюся в Россию для укрепления связей в здравоохранении. Айвара привлекли из-за его хорошей осведомленности в географии, инфраструктуре и интересных местах Петербурга, так как в программе была предусмотрена и культурно-досуговая часть. Ему было поручено разработать эти пункты, а также заниматься переводом в отсутствие Налии.
В частности, делегация должна была посетить Максимилиановскую больницу — одно из старейших медицинских учреждений в Петербурге, сделавшее своим приоритетом сестринский уход, паллиативную помощь и реабилитационное лечение. Айвару очень хотелось узнать, как это направление выросло за прошедшие годы и что из российского опыта можно будет применить в Эфиопии.
И Налия предложила совместить эту поездку с тем, чтобы повидать памятные с детства места в Питере и встретиться с друзьями. Тогда Айвар сообщил о грядущем приезде Оле и Мите и пригласил их с небольшим опозданием отметить его юбилей в каком-нибудь уютном месте на Финском заливе. Дни в это время стояли теплые, с характерной для ранней осени нежностью золотого налета листвы и робкого солнечного света.
Когда они с Налией подъехали к ресторану, Айвар в ожидании ребят волновался почти так же, как пять лет назад, при их знакомстве. Он думал о том, как они воспримут его новый образ, дорогую одежду, бриллиантовые «гвоздики» в ушах, которые подарила жена, смогут ли относиться к нему так же душевно и просто, как раньше. И рядом была Налия, красотка с поистине королевской осанкой, в строгом бежевом костюме и с тонкой золотой цепочкой на шее, однако на ее темной коже все это выглядело вызывающе роскошным. Понравится ли им это? И как будет чувствовать себя Оля, которая не может позволить себе подобных нарядов и украшений, которая пережила несколько лет одинокого материнства, наверняка оставивших на ней суровый отпечаток?
— Не надо бояться, — вдруг сказала вполголоса Налия и ободряюще улыбнулась. — Я уверена, что все пройдет хорошо. Напомни, как зовут эту твою подругу?
— Ее зовут Оля, — ответил Айвар, которому очень понравилась ее поддержка.
— Эльга, значит, — задумчиво произнесла Налия, будто что-то припоминая. — Как интересно…
Айвар удивленно посмотрел на нее и спросил:
— Ну да, по-скандинавски Эльга, но ее, конечно, никто здесь так не называет. А что такого?
Но тут подъехали гости, и, к его облегчению, они улыбнулись ему и Налии с той же теплотой и душевной свободой, как раньше, и их ничуть не напрягал элегантный вид супругов. Сами они повзрослели, казались увереннее и по-житейски мудрее, чем прежде. И больше всего Айвар был рад тому, что Оля не выглядела уставшей и опустошенной, она повзрослела, но нисколько не растеряла своего северного очарования. Она была все такой же стройной, легкой на подъем, а ее светлые волосы были красиво подрезаны и уложены.
— Ты стала еще прекраснее, чем раньше, — негромко сказал Айвар, пожав ее руку.
— А ты совсем не изменился, — весело ответила Оля.
Митя за это время получил заочно журналистское образование, стал востребованным обозревателем и совсем не походил на робкого и инертного паренька, каким Айвар увидел его при первой встрече. Теперь его внешность отражала незаурядный ум и достоинство.
Налии, как заметил муж, молодые люди тоже понравились и она поприветствовала их со своим обычным добродушным юмором. Митя сказал, что они долго не могли придумать, каким подарком можно удивить Айвара, и в конце концов решили вручить ему набор балтийских лакомств — копченую рыбу с Финского залива, карельские сладкие хлебцы в виде солнца, домашнее «царское» варенье из крыжовника и коллекцию чая с русскими добавками: малиной, шиповником, смородиной и даже цветами сирени.
Айвар был искренне рад, и за ужином Оля с Митей убедились, что у обеспеченной пары сохранилась очень вдохновенная любовь к пище, пусть и в рамках приличия. В ресторане русской кухни, где компания устроилась на укрытой от ветра террасе, эфиопы дочиста съедали и моченые яблоки, и солянку, и черный хлеб с маслом, и вареники с вишней и сливой. В конце концов Митя все же робко спросил:
— Извините за нескромность, но… это правда, что африканцам всегда хочется есть?
— Ну да, — согласилась Налия без тени обиды. — А сколько народа у нас сейчас по-настоящему хорошо живет? Единицы, но и у тех в подкорке сидит, что предки существовали впроголодь. У меня только папа из состоятельной семьи, а по маминой линии бабушка и дедушка из деревни, как и у Айвара. Вот мы всегда и наедаемся впрок, и родители до сих пор больше всех деликатесов любят вареную картошку.
— У нас, к сожалению, элита придерживается других правил, — заметил Митя. — Все там вылезли из низов, причем чаще всего не умом и не талантом, а наглостью. Но теперь ведут себя так, будто всю жизнь питались черной икрой и мылись в ваннах из голубого мрамора.
— В Эфиопии таких тоже хватает, просто аппетиты у них более скромные, потому что они не привыкли к перманентной нефтяной халяве, — сказал Айвар. — А родители у Налии — люди другой формации, для которых кодекс чести чиновника не пустой звук и не анекдот. Были бы все такими, страна давно жила бы по-другому.