Жаворонок Теклы (СИ)

5. Из добрых побуждений

Нерина сидела, укутавшись в его покрывало, и всматривалась в темные уголки комнаты, которая внезапно стала ей почти родной. До этого большую часть времени не хотелось открывать глаза, но когда все закончилось, она почему-то была спокойна и почти расслаблена. Никакой вины за случившееся девушка не чувствовала: разве она должна что-то Косте Киму, который немного развлекся, поиграл с ней в любовь и, вероятно, успел забыть о ее существовании? Или отцу с матерью, которые охотно продержали бы ее всю жизнь под стеклянным колпаком, если бы могли?

Они не стали утруждать себя раздеванием и предварительными ласками: Айвар только поцеловал ее в шею и усадил к себе на колени. Остальное слилось с полумраком, царящим в комнатке, и уже откладывалось в памяти фрагментами: сильные и уверенные объятия, резкий толчок внутрь, от которого живот больно заныл, как при несварении. Девушке вдруг показалось, что она очутилась на невиданном аттракционе, исследующем ее нутро и мечущем ее тело в ритме, над которым она не имела никакой власти. Было болезненно, но и приятно от поцелуев, от тепла его бархатистой кожи, от запаха специй и трав. Они почти не видели друг друга, и можно было отстраниться от физиологии и представить себя персонажем романтического фильма о молодых неформалах. Все длилось не очень долго и завершилось без какой-то особой кульминации: Айвар безмолвно остановился, разжал объятия и ободряюще погладил девушку по голове и лицу.

Это выглядело так поэтично и красиво, что Нерина даже не стала задумываться о том, что для молодого африканского мужчины он вел себя как-то слишком сдержанно. Она была не против продолжения, но та четкая, хоть и деликатная уверенность, с которой Айвар закончил процесс, не допускала возражений, и девушка решила подождать другого случая для новых эмоций. С удовлетворением Нерина подумала, что Айвар позаботился о гигиене, в то время как у нее самой все мысли об осторожности вылетели из головы, хоть она и привыкла пить таблетки.

Айвар курил в приоткрытую форточку, стягивая на груди рубашку. Он понимал, что это выглядит невежливо, но не знал, что сказать и как встретиться с ней глазами. Ладони еще ощущали влажную прохладу ее кожи, стянутой тугим спортивным топиком, и внутри бродило неясное чувство, будто он не обнимал ее, а пытался отстранить. Случившееся более чем прежде напоминало ему медицинское или гигиеническое мероприятие, силы притворяться были на исходе, и больше всего ему хотелось оглушить себя ударной дозой кофе или струей ледяного душа. Но как быть с этой странной девушкой? Это приключение явно будет не последним, на что она решится в поисках равновесия, если не уберечь ее хотя бы в зоне его видимости. Кому-то ход его мыслей мог показаться циничным, но Айвар слишком хорошо знал, как дорого обходятся табу на все, что касается женской красоты, зрелости и сексуальности. «Так пусть уж лучше это буду я, — рассуждал он. — Я-то знаю, что другой и денег запросит не по заслугам, и защитой не будет заморачиваться».

Тем временем Нерина привела себя в порядок, пока Айвар стоял к ней спиной, и нерешительно подошла к нему.

— Что же теперь делать? — совсем тихо спросила она, коснувшись его плеча.

«Лучше бы тебе уйти» — подумал Айвар, но обернулся, увидел ее беззащитную блуждающую улыбку и тоже улыбнулся в ответ:

— Ну, для начала все-таки следует поспать, посмотри который час. Так что давай вернемся туда, — он указал на свою непрезентабельную постель. — Конечно, там тесновато, но зато вдвоем тепло и не страшно, верно? Утром провожу тебя обратно.

Вскоре она в самом деле задремала, а он долго лежал рядом, так и не избавившись от тяжелых мыслей. Что-то здесь было не так, и Айвар все еще не мог понять что. Ему уже попадались неопытные девчонки, с которых было как-то неловко брать деньги, — одна такая, приехавшая с командой молодых волонтеров, решила снять парня на спор и не сочла нужным сообщить ему, что была еще девственницей. Потом ему пришлось долго вытирать ей слезы и отпаивать водой, но вскоре они подружились, ходили в кофейню и занимались уже более аккуратным сексом. На прощание Айвар подарил ей красивый шейный платок и с удовольствием переписывался по интернету.

Другим проститутам имитация «амуров» тоже не была чужда, но они в обмен на затейливый секс стремились урвать хоть кусочек роскоши. Порой над скромностью Айвара посмеивались, однако он не обращал на это внимания, зная, что эти парни только проедают заработанное, доверяются обещаниям богатых туристок подарить автомобиль и ради этого выполняют такое, на что он уже давно не соглашался, а потом горюют, что опять остались в дураках.

Разумеется, потребовать у Нерины денег он не мог, но и предложить ей остаться друзьями тоже теперь выглядело бы цинично, поэтому Айвар решил доиграть заданную роль. Учеба не позволяла ей частых отлучек, но у них состоялось еще два-три интимных свидания, уже менее неловких благодаря интуиции Айвара. У него в запасе было много игр и придумок именно для таких романтичных, но сломленных воспитанием девушек: стремительный, обрывистый контакт с минимальным обнажением, когда он с легкостью поднимал ее на весу, со стороны казался грубоватым, но на деле Айвар был очень деликатен и чуток. Она же могла дать волю фантазии и представить их на ночном шоссе, на крыше высокого здания, открытой всем ветрам и взорам, или на пустынном северном пляже, в тени гранитных скал.

Но в основном они проводили время как начинающая юная пара, разговаривали о Питере, детстве, прочитанных книгах и разнице культур, и это нравилось Айвару. Диалог, который завела Нерина в ту ночь, они больше не вспоминали, и лишь однажды девушка нерешительно сказала ему:

— Айвар, я все-таки хочу попросить прощения…

— Опять? — с досадой сказал он. — Что это у тебя за любимое слово? Будь с ним осторожнее, Нери, ведь когда-нибудь оно может и понадобиться.

— И все же послушай, я давно думаю, что тогда пришла к тебе вываливать весь этот негатив, потратила твое личное время, да еще вроде как использовала. Я просто хочу сказать, что не потому пришла, что считала тебя доступным. Просто мне показалось, что у нас есть что-то общее, что мы оба не боимся откровенно говорить о том, что другими замалчивается, поэтому я к тебе и потянулась. Но вдруг ты подумаешь, что для меня подобные выходки в порядке вещей?

— Да что за глупости, Нери? — решительно, хоть и с улыбкой сказал Айвар. — Я давно уже решаю сам, как мне поступать, и использовать меня можно только до тех пор, пока я это разрешаю. И я просто хотел, чтобы тебе было хорошо.

Нерина, слегка замявшись, сказала:

— Ну, мне с тобой всегда хорошо, но может быть, ты меня чему-нибудь еще научишь? Я много читала про то, что девушке стоит уметь, но все никак не могу расслабиться…

Тут Айвар посмотрел на нее очень серьезно и ответил:

— Я ведь уже говорил тебе, что собираюсь бросить это дело, Нери. У нас с тобой хорошие, славные отношения, мне приятно доставить тебе немного радости, и не надо это портить оказанием услуг. Я могу только напомнить, что ты умная, хорошая, красивая девушка, достойная интереса и уважения вне зависимости от того, что ты умеешь делать в постели. Полюби себя, а тогда уже ты сможешь раскрыться для любви и страсти к другому человеку. Но научить тебя этому никто не в силах.

Он положил свою крепкую темную руку, обвитую браслетом из мутного серебра, поверх ее бледной, маленькой, почти детской кисти с лакированными черными ногтями, и бережно ее погладил. Нерина робко улыбнулась и сказала:

— Знаешь, ты, наверное, прав, я как-то плохо выразилась. Давай оставим все как есть.

— Вот и славно. Тебе надо просто не торопиться, дозреть до искреннего желания полюбить и создать семью, а там все приложится. Я ведь тоже надеюсь когда-нибудь найти родного человека.

— А вы вообще когда-нибудь целуетесь? — вдруг спросила Нерина. — Ну, я имею в виду, с теми девушками, которые приходят к вам в бар.

— Про других ничего не могу сказать, а я чаще всего целовался, — простодушно ответил Айвар. — От меня ничего не убудет, а совсем без налета человечности нельзя обходиться. Это уже какая-то животная гадость получается.

Нерина не знала, что сказать, так как не ожидала подобной галантности в адрес ее предшественниц, и это не очень ей понравилось. С другой стороны, ей нравилась их странная игра, которую они часто не доводили до физического завершения, отвлекаясь на умиротворенные беседы и шутки. Эта неправильность забавляла их обоих, к тому же, девушка замечала, что больше Айвар сейчас ни с кем не встречается.

Ей захотелось чем-нибудь его отблагодарить, и вспомнив, что при себе были запасы бисера, органзы, лазури, блестящих ниточек и камней, девушка за несколько дней сплела комплект в древнеегипетском стиле, из медальона в форме жука-скарабея, фигурного кольца в виде рыбки, змеевидного браслета, к которому кольцо прикреплялось тоненькой цепочкой, и маленьких лазуритовых сережек.

У парня, который очень любил бижутерию, ее подарок вызвал искреннее восхищение, и Нерина в невольном порыве обхватила его за шею. Айвар не остался в долгу и показал ей много интересного, они побывали в укромных кафе и сувенирных лавочках не для туристов, погуляли по Лесному парку, где посмотрели на антилоп и обезьян, и съездили к озеру в потухшем кратере, окруженному зеленым можжевеловым лесом. Конечно, Нерина могла прокатиться по таким местам с группой, но общество Айвара ей было гораздо приятнее.

Порой девушка думала: «Вот как бывает, когда не рассматриваешь юношу как будущего мужа! Говоришь то, что хочешь, улыбаешься, если тебе весело, не боишься пожаловаться на недомогание или грусть… Только кто же мы тогда друг другу? Неужели только случайные спутники, товарищи по одиночеству? Да разве не для того люди должны жениться, чтобы делиться самым сокровенным?»

Нерине все тяжелее было думать о неизбежном расставании. Ей казалось, что она приоткрыла завесу над настоящей жизнью, голодной, грязной, опасной, но искренней и, как она рассуждала, действительно близкой к богу. И вот теперь, после этого, возвращаться в душный мир, придуманный для нее другими людьми? Может быть, им с Айваром и не стоило встречаться…

Отношения Нерины с парнем из бара не остались тайной от ее сокурсников, и однажды староста группы — та самая девушка в дымчатых очках, — решила ее разговорить:

— Слушай, Нери, ты бы хоть поаккуратнее себя вела, не так демонстративно! Я же тебе не со зла говорю: курортный роман дело житейское. Только твой парень-то такого не простит! А другого ты не найдешь, такие дураки, что готовы за неграми доедать, встречаются только в порнографии.

Нерина все это время набирала какой-то текст на своем планшете, но наконец посмотрела на девушку и неторопливо ответила:

— А тебе не все равно, что со мной будет? Ты сама на Айвара заглядывалась?

— Еще чего! — отозвалась та. — Приключения на одну ночь и в Питере можно найти, а ни для чего другого он не годится.

Ничего не ответив, Нерина пространно взглянула в сторону и усмехнулась.

Студентка грубо передразнила ее и сказала:

— Чего ты смеешься-то? На твоего парня знаешь сколько желающих? А на тебя? Будто этот Айвар на тебе женится! Они на своих женятся, или ищут иностранок побогаче, а с тобой он просто из жалости закрутил. До чего ты дожила-то, Нери, — уже черные оборванцы тебя жалеют!

— А если женится? — вдруг спросила Нерина холодно и жестко.

Сам Айвар ничего не знал об этом разговоре и о ее размышлениях. Ему нравилось общаться с этой умной, тонкой, мечтательной девушкой вне постели, но он философски относился к тому, что она скоро уедет на родину и мало что запомнит о нем кроме интимной плоскости. Нерина останется приятной частью его прошлого, но у нее своя дорога, а ему нужно думать о собственной, которая никогда больше не пересечется с этим баром, с этими туристами, их требованиями, порой издевками, и уж особенно с проституцией. Вот надо проводить Нерину — и все, только его здесь и видели. А ей не нужно слишком к нему привыкать.

Тем более неожиданным для Айвара стал момент, когда незадолго до отъезда Нерина вдруг сказала ему:

— Айвар, а приезжай-ка ты ко мне, в Россию.

Он удивленно посмотрел на нее:

— Ты имеешь в виду в гости? Я бы с радостью, но у меня пока недостаточно денег. И потом, не хотелось бы ставить тебя в сомнительное положение. Все-таки тут были твои знакомые, так что без нехороших разговоров не обойдется.

— Нет, Айвар, ты не понял. Я хочу, чтобы ты приехал навсегда, чтобы мы там были вместе. Ну не смотри так, я говорю серьезно.

Он действительно некоторое время молча глядел на нее, будто искал на ее лице признаки неудачной шутки, и наконец сказал:

— Ну и поворот! Это что же получается, мне теперь надо позвать тебя замуж?

Айвар говорил полушутливым тоном, но Нерина вполне серьезно ответила:

— Как ты сам хочешь: я не помешана на идее замужества, в отличие от многих. Представь, в доме моей бабушки, маминой мамы, хранилось несколько огромных чемоданов, и я в детстве гадала, что за сокровища она там прячет. А в них были подвенечные платья — самой бабушки и ее предков, по тем временам очень дорогие. И теперь лежали мертвым грузом, можно было только ими любоваться. А другая бабушка, по папиной линии, хранила старинные корейские шпильки для свадебного наряда и настояла, чтобы я приняла их в наследство. Мне только жаль этих женщин, у которых замужество было единственным ярким и важным событием в жизни, и я так не хочу.

— А чего же ты хочешь? — спросил Айвар, внимательно на нее взглянув.

— Обрести себя, — задумчиво отозвалась Нерина. — Я пойму, если ты не захочешь уезжать, но все-таки подумай! Здесь у тебя почти никого нет, и нечего в такой стране делать с твоим умом, а в России мы оба начнем новую жизнь. Если хочешь, можно жить вместе и без штампа, дать друг другу обещание здесь, рядом с этой святыней на дикой земле, и не отчитываться ни перед Россией, ни перед Эфиопией.

Нерина говорила все более воодушевленно, ее лицо совсем преобразилось. Айвар сам не знал как это объяснить, но ее последние слова почему-то его раззадорили.

— А что это ты не хочешь отчитываться? Тебе за меня неловко, что ли? — сказал он с улыбкой, но решительно. — Нет уж, я парень честный, а значит, выходи за меня замуж. При других условиях я не поеду.

— Ох, не обижайся, — вздохнула Нерина, но тут же улыбнулась и потрепала его по волосам. — Конечно, я скажу да, Айвар. Ты не думай, я понимаю, что африканских страстей между нами нет, но по-моему, это даже здорово. Где-то я слышала, что скорее друг может стать хорошим мужем, чем муж — хорошим другом.

— Я рад, что ты сказала все как есть. Ты очень хорошая, Нери, мне никто еще до тебя не делал такие подарки, не рассказывал семейные тайны, не выслушивал всякие ужасы из моего прошлого. А главное, никто в меня по-настоящему не верил, в лучшем случае думали: какой, мол, прикольный парень, даром что негр. Да и судьба у нас в чем-то совпадает: оба одинокие, оба не вписываемся, у обоих за плечами печальные истории… Так что, наверное, ты права: мы с тобой и без страстей вполне друг другу подходим.

— Вот именно! — обрадовалась Нерина. — Приезжай сразу как сможешь, только мы все сделаем по-своему. Распишемся в джинсах и футболках, в крайнем случае я надену летнее платье, в кроссовках, посидим в каком-нибудь маленьком арт-кафе, а потом до утра будем гулять по спящему городу, — как тебе такое?

— Нери, Нери, — мягко пожурил ее Айвар, — ты сейчас говоришь о тех же свадебных нарядах или ритуальных шпильках, только вывернутых наизнанку. Главное все-таки не декор, а самостоятельность. Мне надо устроиться на работу, накопить денег, снять квартиру или хотя бы комнату, а потом получить вид на жительство. За один день это все не сделается.

— Я тебе помогу, — заверила Нерина. — Будем работать вместе, ты сможешь пойти, например, в какой-нибудь общинный центр и водить экскурсии для африканцев, или устраивать мероприятия. Кстати, скажи: а мне придется менять фамилию?

— Не придется, у амхарцев вообще нет фамилий: Теклай — это имя моего папы, мы все носим отеческие имена до смерти, и мужчины, и женщины. Но когда я жил в России, оно, конечно, считалось фамилией, и я с детства к этому привык.

— Странный у вас обычай, — заметила Нерина. — А как звали твою маму?

— Маму звали Гелила, но в Питере она для всех была Гелей. А меня, когда я учился в школе, взрослые называли Ивар, а ребята — просто Иви. У нас там была славная компания.

— И никто тебя не обижал?

— Нет, почти никогда. Вот ребятам из смешанных семей иногда доставалось, а меня не трогали, хотя я был не только черный, но и полненький. Родители тоже со всеми ладили. В России не так уж много расистов, просто страшные и скандальные истории всегда на слуху, а про добрососедское отношение никто не говорит.

Они сидели на ступенях маленькой круглой церкви вблизи Собора Святой Троицы, главного пристанища православных паломников в Аддис-Абебе, — Кидист Селассие, как, по словам Айвара, его называли амхарцы. Безмятежная синева дневного неба сменилась перламутрово-серой палитрой, которой был окрашен весь город в сумерки, но храм по-прежнему был овеян сиянием.

Айвар откинул голову назад, прикрыл глаза, словно подставляя лицо уже почти невидимому солнцу, и Нерине на секунду показалось, что юноша пребывал в каком-то ином мире, где обитают безымянные духи, охраняющие святилище. Одной рукой он придерживал на плече спадающую шамму, но казалось, что он прислушивается к собственному дыханию.

Нерина почувствовала прилив восторга, но в то же время ей почему-то стало немного страшно. Подумав, она сказала:

— Я бы хотела познакомиться с теми родственниками, которые у тебя остались. Мне кажется, это будет правильно.

— А по-моему, не стоит, — нахмурился Айвар. — Ты пойми, это другие люди, и наши пути потом неизбежно разойдутся. Свое содержание я сполна отработал, а в Россию они не поедут: самолет им представляется чем-то вроде крыльев дьявола. Я их не брошу, буду помогать, когда они состарятся, но зачем эти игры в семью?

— Они твоя единственная родня, и я тоже обязана сказать им спасибо за то, что они опекали и воспитывали моего будущего мужа. Я ведь представлю тебя своей семье, так почему у них должно быть меньше прав?

— Ладно, может быть, ты и права. Во всяком случае тебе как взрослому человеку стоит увидеть все своими глазами, чтобы делать выводы.

Он пообещал взять пару отгулов на работе, чтобы съездить в деревню, и Нерина, вернувшись в кемпинг в приподнятом настроении, позвонила в Питер своей давней подружке Оле Коноваловой, дочери старых приятелей семьи, чтобы на условиях секретности поделиться новостью.

Та, как и предполагала Нерина, сначала была в шоке:

— Нери, да ты что, спятила?! Нет, я понимаю: твой Костя, конечно, пренеприятный тип и понторез, но зачем же из крайности в крайность кидаться? Нормальные парни на свете резко закончились?

— Он нормальный, Оля, — решительно ответила Нерина. — Да это даже не то слово! Когда он приедет, ты сама убедишься. Айвар ласковый, мудрый, чуткий, и вообще какой-то, знаешь… возвышенный, что ли…

— Какой-какой? — усмехнулась Оля. — Это где же его возвышенности научили? Вот уж от тебя я такого затмения не ожидала! Он хоть слова-то какие-нибудь знает, кроме «бэлая сучка»?

— Да ну тебя! Я же говорю, Оль: он в Питере родился и рос, по-русски до сих пор прекрасно говорит, стихи читает наизусть получше нас с тобой. И пожалуйста, ты его не обижай, не смотри заранее вот так враждебно. Он ранимый, ты потом узнаешь, как у него жизнь сложилась.

— Все они такие ранимые, когда им что-то надо, — строго сказала Оля. — Не знаю, Нери, я как-то уже заранее боюсь твоего Айвара. Да и ты будь осторожнее, присмотрись к нему, прежде чем судьбоносные решения принимать.

Вскоре Айвар действительно свозил Нерину в провинцию — часть пути они проделали на стареньком, но исправном автомобиле ВАЗ, на котором их подвез один знакомый, а часть по железной дороге. Дорогу преодолели вполне спокойно и легко: в дорогу они захватили воды и фруктов, Нерина с удовольствием рассматривала виды из окна, похожие на авангардные полотна, и улыбалась другим пассажирам.

Наконец они добрались до деревни, состоящей из домов, которые были построены из веток и палок и покрыты листовым металлом. Хижина, в которой обитала родня Айвара, была рассчитана на две разные семьи, — как пояснил юноша, эфиопы часто так строили ради экономии. Стены, смазанные известью, хозяева кое-где украсили плетением из травы и листьев.

При виде самих местных жителей девушка растерялась — их одежда в основном состояла из футболок и грубых кусков ткани, обернутых вокруг тела, кожа натерта тальком и охрой, на коротко стриженых головах красовались повязки или нитки яркого бисера. Ходили здесь босиком или в резиновых шлепанцах. Все они хмуро посмотрели и на Айвара, и на его необычную спутницу.

Айвар поприветствовал их по-амхарски и представил им Нерину, а затем вкратце объяснил ей на русском, кто есть кто, но она никак не могла сосредоточиться. Обстановка казалась ей мрачной и завораживающей одновременно. Она не ожидала, что кровные родственники жениха будут так разительно от него отличаться.

Хозяева сохраняли угрюмый вид, но все же накормили молодую пару кукурузной похлебкой, сваренной на открытом огне, и напоили козьим молоком. Нерина даже осторожно понаблюдала за приготовлением супа — над огнем священнодействовала одна из старших женщин в семье, худощавая, рослая, с белым платком на голове. С необычайной ловкостью она перетерла зерна в ступке, нарезала лук, чеснок и острый перец и обжарила их на масле. Когда она бросила смесь в котелок, от него сразу пошли аппетитные запахи. И все же Нерина отметила, что в телепрограммах про экзотические путешествия местные жители выглядели совсем не так: они всегда излучали доброжелательность и панибратство, будто актеры этнического шоу.

А эта хозяйка эфиопского дома была совершенно другой: темные губы плотно сомкнуты, глаза без особого выражения лишь поблескивали белками в кровяных прожилках, ноздри настороженно расширялись, будто у дикого животного. «Вот таков здесь, по-видимому, образ богини домашнего очага» — подумала Нерина.

Однако понемногу все более-менее освоились, и Нерина с помощью Айвара рассказала о себе, а потом вспомнила, что у нее с собой были карандаши и бумага. Устроившись прямо на земле, она стала рисовать окрестности и людей, и местная детвора сразу этим заинтересовалась.

Заодно девушка заметила, что Айвар в это время разговаривал с местными женщинами, а потом обработал руки хлоргексидином из бутылочки и стал осматривать детей, которых те носили с собой, — ощупал животики, перебрал волосы и даже осторожно заглянул в беззубые рты. Потом к нему подошли и ребята постарше, которые были гораздо приветливее взрослых, и у них завязалась долгая дружеская беседа.

Нерина поднялась и нерешительно подошла к одному из детей, мальчику лет пяти-шести, дала ему несколько монет и с помощью жестов объяснила, что хочет нарисовать с него набросок. При виде денег тот заметно оживился и кивнул. Его фигурка в цветастой майке и длинной юбке из полотна оказалась очень фотогеничной на фоне грубой серой почвы и неба, которое на горизонте окрасилось в бурый оттенок, и Нерина рисовала с удовольствием.

Вдруг ребенок широко улыбнулся, открыв мелкие неровные зубы и десны, испещренные уродливыми белыми язвами. Девушка невольно вздрогнула и выпустила из рук карандаш и бумагу.

Она не заметила, как сзади подошел Айвар и осторожно взял ее за плечи.

— Спокойно, все в порядке, — тихо сказал он, и когда Нерина поднялась на ноги, подошел к мальчику. Судя по тому, что тот быстро успокоился, Айвар подобрал нужные слова, но девушке все еще было не по себе.

— Мне очень жаль, — промолвила она, когда вечером они, сидя у хижины, пили привезенный с собой лимонад. — Что с этим мальчиком?

— Да ничего особенного для этих краев, — вздохнул Айвар, — обычные болезни грязных рук и равнодушия. Не переживай, я тебя прекрасно понимаю, и они тоже простят. Только деньги лишний раз не давай: это к добру не ведет.

Он решил не смущать больше девушку, и на следующий день они отправились в обратный путь. Нерина была в этот раз менее разговорчива и только спросила:

— Айвар, а почему родственники тебя не любят?

— Они и не обязаны меня любить, — задумчиво ответил парень. — Могу сказать, что из всего христианства, что есть в Эфиопии, они уяснили только одно: «избави нас от лукавого». А истолковывают это каждое племя на свой лад. Но я больше не ломаю над этим голову и тебе не советую — нам же не придется жить здесь вместе.

Нерина не стала больше бередить тяжелую тему, и перед ее отъездом в Россию они попрощались очень тепло.

— Обещаю, я сразу поговорю с родителями, — тихо сказала она и заговорщицки улыбнулась.

Айвар не очень-то ей поверил и отпустил со спокойной совестью — мысль о том, чтобы жениться ради переезда в Питер, все-таки его тяготила. Но спустя неделю он получил сообщение, в котором она написала, что все рассказала родителям и они дали добро на его приезд и на знакомство. Так что Айвару оставалось, по ее словам, рассчитаться с прежним работодателем и получить частное приглашение, которое позволит ему прожить в России несколько месяцев, пока решатся последующие вопросы.

Эти слова настолько окрылили его, что мысль о браке с Нериной перестала угнетать так, как прежде, — он не загорелся этой идеей, но и не считал ее совсем безнадежной. «Чем не жена, и получше, чем у многих эфиопских мужиков? Добрая, нежная, умная, — так почему не полюбить ее со временем? И она меня полюбит, когда узнает получше. А секс… Я и не такое терпел, и не надо иллюзий, что бывает как-то иначе. И вообще, вдруг это действительно судьба? И это несуразное свидание, за которое до сих пор почему-то неловко, было не зря?»

Впоследствии Айвар много раз думал, как бы все повернулось, прими он другое решение, но в тот момент общая молодая тяга к вызовам и противоречиям взяла верх. Он все же решил, что обязан спросить Нерину в ответном письме: «Ты точно уверена? Тебя устроит все, о чем мы говорили?»

Когда пришел утвердительный ответ, Айвар понял, что перемены не развеются как приятный сон, что они в самом деле вот-вот станут его новой реальностью. И уже не колеблясь, стал мысленно прощаться с Эфиопией.