Жаворонок Теклы (СИ)

18. Сквозь голубое стекло

С отъездом Даниэля Гиди из Питера жизнь в семье Андрея Петровича Ли удивительным образом стала меняться. Дурные вести из Эфиопии будто расшатали некие малозаметные, но важные детали механизма, после чего он посыпался сам собой.

Нерина подалась на «полевые» работы в дальних поездках через несколько месяцев после разговора с Олей, когда ее родители отметили торжественную дату — сапфировую свадьбу, или, как говорил Андрей Петрович, «цифру, которую и назвать страшно». В честь праздника она сделала для родителей соответствующие аксессуары из голубого стекла — матери перстень в винтажном стиле, а отцу запонки. Устраивать посиделки с гостями семья не хотела, и Надежда Павловна накрыла скромный стол с корейскими жареными пельменями и салатом из морепродуктов, а на сладкое — русским яблочным пирогом и узваром на меду. Отдав должное лакомствам, Андрей Петрович увлекся каким-то политическим обозрением, а Нерина ушла к себе в комнату и мать последовала за ней. Надежда Павловна принялась расчесывать дочке волосы старенькой, сохранившейся с детства щеткой. Это когда-то было их любимой игрой, похожей на некий душевный ритуал.

— Знаешь, доченька, ближе к старости особенно понимаешь, что для женщины нет ничего важнее, чем создание крепкой гармоничной семьи. Мне это, слава богу, удалось, — сказала мать, — Единственное, что не дает покоя, — это твоя неприкаянность. Я-то надеялась, что ты обуздаешь свои причуды, но похоже, ты так и не повзрослела. Все-таки что ни говори, а мы были другими…

— Да, мама, это я хорошо поняла. Вы были другими, и ты, и Элла Максимовна, — ответила Нерина угрюмо, имея в виду свою свекровь, — Только те глупости, которых я от вас обеих наслушалась, будто жена должна быть «милой дурочкой» и безмолвной тенью мужа, давным-давно вышли из моды. Мужчинам скучно с женами, годными только на роль прислуги или инкубатора! И они, представь себе, тоже хотят, чтобы их искренне любили такими, какие они есть, а не тупо смотрели в рот потому, что «так принято».

— Неричка, поверь, ты заблуждаешься, — сказала мать, отложила щетку и пригладила гребнем собственную прическу. В последнее время она подкрашивала седину в экстравагантный голубоватый оттенок, и в сапфировую свадьбу это как нельзя лучше сочеталось с ее синим бархатным платьем и серо-голубыми глазами.

Не без удовольствия глядя в зеркало, Надежда Павловна произнесла:

— Для женщины, дочка, ничего не меняется, русская она или кореянка. Каждому природа воздает по потребностям: мужчине — амбиции и сила, женщине — хитрость и обаяние. Когда они создают семью, то взаимно подпитывают друг друга, но основной движущей энергией всегда является жена, если ей хватает ума не показывать этого мужу.

— И чем же она, по-твоему, движет, кроме чистоты белья да температуры борща? Ведь ничего другого делать не надо, чтобы муж не усомнился в ее прелестной глупости! — отмахнулась Нерина, — А может быть, ему не хочется, чтобы она была глупой, и он это не считает ни милым, ни сексуальным! Костя, между прочим, даже приезжал на нудные научно-культурные конференции, чтобы меня послушать! Там люди, которые знать не знали о его деньгах, запросто говорили ему: «А вы, наверное, муж Нерины Андреевны?» Знаешь, с каким удовольствием он мне об этом рассказывал?

— Нери, это все баловство, приятный подсластитель семейных будней, но не основное блюдо, — возразила мать, — В первую очередь женщина должна родить детей, чтобы обеспечить мужу его продолжение на свете, а себе спокойную жизнь в равновесии между долгом и любовью. А слишком умные люди редко пребывают в равновесии, вот я за тебя и переживаю вдвойне.

— Ну извини, мама, что я не могу открыть себе голову и заменить мозг на сахарную вату, — съязвила дочь, — Но несмотря на это, я хотела иметь ребенка, причем именно с Костей, и никогда не отрицала, что это очень важно. Но знаешь, что мне противно? То, что для тебя ребенок не личность, не любимый человек и член семьи, а только средство для того, чтобы мужчина «никуда не делся»! Может быть, именно из-за твоего давления я психологически не могла забеременеть! И Костя обиделся на меня потому, что решил, будто я рассуждаю как ты.

— Вот послушала бы ты меня вовремя, — начала мать, но заметила взгляд Нерины и не стала договаривать, — Дитя мое, ты сильно преувеличиваешь тонкость мужских чувств! Обиделся, скажешь тоже… Поверь народным мудростям, которые доходчиво разъясняют, что у мужа должно быть полным, а что пустым, чтобы он был доволен, и сделай выводы. Научись жить проще наконец, а то когда-нибудь это неумение тебе дорого обойдется.

— Да уже обошлось! — воскликнула Нерина, с отчаянием взглянув на себя в зеркало, — Тогда, с Айваром! Эта история мне обошлась очень дорого и больно, я перестала себя уважать. А для меня, мама, это слово не пустой звук, в отличие от тебя.

— Злая ты стала, дочка, вот что одиночество творит, — покачала головой Надежда Павловна, — История, конечно, с душком, но продолжать ее мусолить через столько лет…

Следуя совету Айвара, Нерина не рассказала правду об этом инциденте никому, кроме отца, а уж Надежде Павловне и подавно не собиралась говорить. Но сейчас она повернулась к матери, секунду поразмыслила и произнесла:

— А вот если бы ты узнала, что Айвар тогда ни в чем не был виноват? Ты бы так же говорила — «с душком»? А ведь он поначалу тебе даже нравился!

— О господи, Нери, да какая уже разница, — вздохнула мать, — Я и сейчас не стану говорить, что он какой-то особенно плохой. Нет, он был обаятельный, интересный, немного чудаковатый, но в общем парень как парень. Дело-то не в этом, Неричка…

— Ты не ответила на мой вопрос, — начала молодая женщина.

— Я сейчас и отвечаю на твой вопрос, радость моя. Нам с тобой важно не то, чья там вина, а то, что у тебя все равно не получилось бы с ним ничего толкового. Спору нет, в той истории было много неясного, и я не исключаю, что он не виноват, — этот порошок могли передать ему по ошибке, а предназначался он для кого-то другого. Мало ли там было всякого сброда? Но эту историю разумнее оставить в прошлом и не трогать лишний раз. В главном папа был прав: хорошим мужем Айвар тебе точно не мог быть, а остальное неважно.

— Да при чем тут это? Мы никогда уже не узнаем, каким он мог быть мне мужем, — сказала Нерина, — Но зачем было вынуждать его возвращаться в Эфиопию? Это же подло! Ведь мы могли бы просто оставить его в покое, дать устроиться в России, найти работу по призванию и хорошую девушку, которая сделала бы его счастливым. А у меня с ним еще могла получиться прекрасная дружба.

При мысли об Оле Нерина вздохнула горько и ожесточенно.

— Неричка, ну как же ты можешь быть такой наивной? — усмехнулась Надежда Павловна, — Конечно, старая мать понимает меньше тебя…

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты в самом деле вообразила, что он вернулся в свою Эфиопию? Ну совсем еще дитя, ей-богу… Да что же он, враг себе? Он немного странный, да, но уверяю тебя, что у него хватило ума искать счастья в другом месте. И скорее всего, он давно его нашел где-нибудь в Европе, в объятиях состоятельной, но одинокой и неудовлетворенной немолодой леди. А может быть, и не уезжал дальше Москвы, там сейчас таких тоже хватает. Так что тебе его не стоит жалеть, дочка, он от вашего расставания только выиграл.

— Мама, что ты говоришь? — ахнула Нерина, даже прикрыв лицо рукой.

Но мать поняла ее реакцию по-своему и рассмеялась негромким сдобным смешком.

— Нери, я много раз тебе говорила, что жизнь — штука простая, даже примитивная. Это перед студентами мне приходилось распинаться, а тебе я все говорю как есть ради твоего же блага. Для этого парня было нормой несколько лет зарабатывать на жизнь всего лишь получением удовольствия! Кто от этого отказался бы ради пыльного труда и нудной семейной жизни? Это твой отец почему-то считал, что у него не в порядке с головой, а я желание жить легко и необременительно нахожу более чем здоровым и адекватным. Да что с тобой?

— Мама, это ты ничего не знаешь, — тихо промолвила Нерина, — И не поймешь. Поговори об этом с папой, и передай ему все, что сказала мне сейчас. Я думаю, вы друг друга удивите. Хотя нет, с папой лучше не надо, ему может стать плохо от твоей искренности. А мне сейчас хочется немного побыть одной, прости.

Эта отповедь дочери явно ошарашила женщину. После паузы она ответила:

— Господи, что ты психуешь, Нери, и из-за чего? Из-за какого-то африканского жиголо, с которым никогда больше не увидишься и твое заступничество ему нужно как бананы его стране? Да ты о другом подумай, тебе свой брак сохранить надо! А то смотри, годы у тебя идут, скоро родить точно не сможешь, а очереди из желающих нет. Не задирай нос, пойди помирись с Костей нехитрым способом, подберут ведь мужика скоро!

— Он не рубль, чтобы его подбирали, — сказала Нерина резко и уже по-настоящему зло, — И не смей называть его мужиком!

Женщина даже поднялась со стула, что действительно испугало мать, хотя та, разумеется, не намеревалась выталкивать ее за дверь силой. Надежда Павловна с необычным для ее телес проворством выскользнула из комнаты и Нерина с силой хлопнула дверью о косяк.

Ночью она долго не могла уснуть. На чем держался брак ее родителей, всегда казавшийся ей идеальным? На бесполезных догмах, которые впитали оба, на убежденности матери в том, что все мужчины на свете — это однородная биомасса, которая руководствуется только желудочно-половыми потребностями?

И вскоре Нерина твердо решила уехать. В это время социологические группы активно занимались освоением и познанием жизни русских в республиках бывшего СССР — в связи с изменившейся государственной политикой возврат русского населения на историческую родину и защита его интересов внутри страны и за рубежом стали приоритетными задачами. И Нерина увлеклась работой в Средней Азии, общаясь с людьми разных национальностей и узнавая такие грани жизни, о которых и не помышляла прежде. Вечерами она сидела в гостинице над материалами, слушала для вдохновения свою любимую мелодию из фильма «Господин оформитель», разговаривала с отцом. Тот одобрил ее решение, когда Нерина объяснила ему: «Я не хочу, как мама, до старости возводить кукольные домики, думая, что я живу и вершу судьбы. Айвар сказал мне на прощание, что к жизни надо относиться бережно, и я только теперь поняла, что он имел в виду».

Зато Надежда Павловна была крайне недовольна «легкомыслием» дочери и тем, что Андрей Петрович ей потакает. После отъезда Нерины отношения супругов впервые за «сапфировые» годы стали заметно портиться, но Андрей Петрович долгое время списывал это на обычные возрастные капризы, которыми, как он думал, грешили оба. Он тогда уже ушел с завода на почетную пенсию, подрабатывал онлайн-репетиторством, продолжал общаться с Пашей и помогать ему с техническими науками, и в общем не особенно скучал. А вот жена, понимая, что пора горячих завтраков и тем более горячих эмоций в их браке давно прошла и исчерпала все ресурсы, не знала, куда применить свою энергию, да и просто о чем поговорить с мужем.

Так прошло довольно много времени. Нерина часто звонила родителям, приезжала, делилась впечатлениями, и отец видел, что она впервые за долгий период по-настоящему расцвела. Но жена не разделяла его радости и они все больше отдалялись друг от друга. Зато Костя, как ни странно, стал общаться с Андреем Петровичем даже чаще, чем в лучшие времена. Он к этому моменту успел поднять бизнес на новый уровень, активно осваивал кейтеринг-индустрию, занимаясь организацией питания в гостиницах и санаториях, открывал новые точки, часто ездил за границу, где учился у специалистов с мировыми именами в деловой сфере. Но у него всегда находилось время поговорить с тестем хотя бы раз в неделю.

Сергей Александрович Ким поведал свату, что о личной жизни сына нет абсолютно никаких новостей, а это значит, что ничего серьезного в ней не намечается. Это обнадеживало обоих отцов: родители Кости со временем стали жалеть об их разрыве с Нериной и даже признали, что обходились с ней в последние годы не лучшим образом.

Удивительно, но никто из старших не догадывался, что у нее и Кости имелась общая, весьма неоднозначная тайна, состоявшая в том, что они все время раздельной жизни иногда встречались. Когда Нерина известила Костю об отъезде, добавив, что раз в несколько месяцев будет навещать семью, он ошарашил жену этим неожиданным и дерзким предложением. «Я, Нери, привык называть вещи своими именами, так вот: мы с тобой взрослые, одинокие, знающие друг друга люди, которым нужен секс и ласка. Даже если жить под одной крышей мы сейчас не в состоянии. А изменять тебе я тоже не могу: противно. Так что я предлагаю наиболее приемлемый выход, чтобы мы оба не были ущемлены и не сошли с ума» — констатировал он.

Нерина, несмотря на минутный шок, согласилась, и так начались их странные свидания во время ее отпусков, обычно на городской квартире Кости. После долгой близости с отчаянными поцелуями, с ударной дозой нежности и силы, которой хотелось насытиться наперед, они лежали рядом, тоскливо и растерянно глядя в потолок, потом неловко одевались, пили чай и расходились. Никто не решался вспоминать о нанесенной друг другу боли и не говорил о будущем. Нерина после этого чувствовала себя нездоровой и тайно плакала, но потом, на расстоянии, всегда ждала их новой встречи. И в конечном счете Костя оказался прав: украденные сладкие моменты в самом деле помогли жить дальше.

И внезапно в эти холодные, неуютные будни ворвались страшные новости об Айваре. Они вроде бы уже никак не касались семьи Ли, но почему-то тронули Андрея Петровича очень глубоко. Пожилой человек считал, что и он сыграл в судьбе Айвара роковую роль, несправедливо сочтя его проходимцем, который заслуживал именно такой участи. Но помимо всего, их объединял Паша, любимый названый сын и названый внук, и это уже нельзя было проигнорировать.

Надежда Павловна в это не вникала, да и вообще все меньше интересовалась душевным состоянием супруга. То, что он так сблизился с посторонним, на ее взгляд, мальчиком, всегда казалось жене какой-то блажью, но до поры до времени она смотрела на это сквозь пальцы, всецело посвящая себя воспитанию Нерины. Теперь же, когда любимая «мишень» была утрачена, женщина огляделась вокруг, будто не дочь, а она много лет провела далеко от дома и совсем перестала в нем ориентироваться.

Начало конца наступило, когда Алексей взял отпуск и предложил Оле на неделю съездить вдвоем в какой-то хороший пансионат в Ленинградской области, отвлечься от мрачных мыслей. Оля доверила детей бабушке, а Андрей Петрович пообещал приглядеть за уроками Паши. И почему-то эта безобидная вещь вдруг вывела Надежду Павловну из себя. Возмутившись, что дела чужой семьи стали интересовать мужа больше, чем родные люди, она припомнила ему, что они давным-давно не ходили в театр и на концерты, не ездили гулять никуда кроме своей дачи в Репино и вообще толком не разговаривали по душам.

Андрей Петрович тогда еще не знал о странном сходстве с роковым разговором дочери и Кости. Он удивленно заметил, что супруга тоже ничего подобного не предлагала и не заводила никаких душевных бесед, если они не касались Нерины. «Откуда же я мог знать, что тебе этого хочется?» — резонно спросил он, — И вообще, Надя, мы давно не в том возрасте, чтобы общаться загадками«.

Однако женщина уже не слышала логических доводов и дала себе волю. Ее супруг открыл для себя много нового — и то, что сын Оли «нагулян неизвестно от кого», и то, что он, Андрей Петрович, как дурачок повелся на какие-то жалостливые россказни об Айваре, которыми у него явно стремились что-то выпросить («доказательств-то никаких!»)

К слову, на самом деле Даниэль позаботился о доказательствах, у него имелись и вырезки из газет, и фотографии из Семеры и поселка, к тому же Андрей Петрович пришел к Даниэлю сам и никто у него не собирался ничего просить. Но об этом он подумал далеко не сразу, уж слишком потрясла его речь жены. И тут Надежда Павловна сказала:

— Теперь понятно, в кого Нери такая пошла, не от мира сего! Да лучше бы ты был как все нормальные мужики, у которых на стороне бабы и дети, а не внуки! Они же все равно никуда не денутся, лишь бы покормили да за ухом почесали. А у тебя, Андрей, будто с молодости неудовлетворенность в голове играет, не дает спокойно жить, и мне это на склоне лет разгребать!

— Надя, — произнес Андрей Петрович, взглянув на жену так, что она сразу замолкла, — Это что ты сейчас назвала неудовлетворенностью? То, что я на своей первой и единственной женщине женился, и намеревался с ней прожить всю жизнь до конца? То, что любил тебя, что никогда на сторону не глядел? Что все ради семьи делал, что ни одного грубого слова не сказал ни тебе, ни дочери, которую я обожаю? Выходит, не так надо было? Знаешь, я даже не буду тебя спрашивать, любила ли ты меня хоть когда-нибудь…

Жена попыталась что-то сказать, но Андрей Петрович резко остановил ее, чего прежде у них никогда не случалось. Перед глазами вдруг пронеслась вся их жизнь — веселая юность, свадьба, запоздалое рождение дочери, будни, праздники, болезни, тревоги… Трогательное семейное кино с налетом ретро, оборвавшееся на полуслове, полукадре.

И хотя обычно молодые идут по стопам старших, в этот раз Андрей Петрович невольно последовал примеру зятя и указал жене на дверь. Та настолько растерялась и испугалась выражения его лица, что не стала спорить, подхватила сумку и пальто и вышла из квартиры, решив отсидеться на даче. Надежда Павловна нередко уединялась там с какой-нибудь ручной работой, а летом с удовольствием возилась в палисаднике. Дом за это время, в основном на деньги Кости, был так благоустроен и оборудован, что в нем можно было с комфортом жить круглый год, но Надежда Павловна пока этого не планировала, так как думала, что муж вскоре остынет и позовет ее обратно.

Андрей Петрович тем временем внезапно почувствовал себя очень плохо: закружилась голова, потемнело в глазах и подступило чувство необъяснимой жуткой паники. Давно страдая гипертонией и ишемической болезнью сердца, он очень боялся инсульта, поэтому сразу позвонил в «Скорую помощь». К счастью, медики не нашли ничего, кроме спазма сосудов мозга на фоне стресса, но тем не менее они заметили, что при таких сигналах необходимо беречься.

Хотя в таком положении размолвка с женой была очень некстати, Андрей Петрович так ей и не позвонил. Ему все еще было не по себе и хотелось просто с кем-то поговорить, но беспокоить Нерину он не решался, а Паша для такой ситуации был слишком юн. Оставалось звонить только Косте, хотя на его внимание тесть не очень рассчитывал и только попросил «как-нибудь заехать, когда будет удобно», без особой надежды.

Однако Костя приехал тем же вечером, привез любимый обоими чай на мандариновой корке, который сам закупал в Корее, и угостил тестя крохотной порцией коньяка. Как ни странно, тому ощутимо стало легче, и он рассказал Косте о случившемся.

— Ну и дела! — отозвался тот, — Выходит, и вас достали не на шутку? Только смотрите, ваша жена — это не Нери, она от вас так легко не отстанет. Так что сразу хоть не поддавайтесь.

— Спасибо тебе, Костик, — тяжело сказал Андрей Петрович, который пока был не в силах обдумывать будущие проблемы.

— Да за что? — искренне удивился Костя, — Я пока вроде ничего и не сделал. Но что-нибудь для вас придумаю, и благодарить меня не надо. Конечно, я откровенно плохой человек, но своих не бросаю, Андрей Петрович. Да и кто вас сейчас поймет, кроме меня?

На следующий день зять явился снова и принес Андрею Петровичу страховой полис с почти безграничным перечнем медицинских услуг и планом диспансеризации. Догадываясь, сколько это стоит при его почтенном возрасте, тот смутился, но Костя не дал ему ничего возразить:

— По-хорошему вам надо бы поехать в какой-нибудь санаторий, но там все будут делать за вас. А вам сейчас лучше себя загрузить по полной, чтобы не было времени на скуку и самоедство. Так что не сидите, лечитесь и приучайтесь сами себе готовить и убирать. Заодно новых знакомых приобретете, сотоварищей по давлению и ревматизму, глядишь, и веселее станет.

Как ни странно, циничный тон Кости нисколько не задел Андрея Петровича, напротив, у него посветлело на душе. Именно такая поддержка ему и была нужна: не снисхождение и жалость к его одиночеству и неизлечимому недугу старения, а прямой и бескомпромиссный мужской разговор на равных, показывающий, что его еще считают за живого, разумного, способного держать удар человека.