Сначала я почувствовала радостное возбуждение.
Наконец-то я вышла из тени. Наконец-то я заявила о себе. Как храбро с моей стороны! Как независимо! Я подозревала, что буду хорошо смотреться на фотографиях, и да, конечно, я представляла, как их видят те, кто знал меня раньше — в идеале те, которые измывались надо мной в старших классах. Мне хотелось, чтобы они усохли оттого, что я попала в новости.
Однако чем ближе я подъезжала к дому, тем медленнее ехала, потому что сомнения росли. У Джейн есть пистолет, и я только что сделала то, что ей вряд ли понравится. Я знала, что если бы смотрела этот момент своей жизни в фильме, то закричала бы персонажу, которым была я сама: "Беги!"
Но я продолжала ехать вперёд, свернула на нашу улицу, а затем нажала на кнопку центральной консоли и открыла ворота, а затем выехала на подъездную дорожку. Я представила, как говорю: "Джейн, я должна тебе кое-что сказать".
Я припарковалась в гараже, направилась к двери. Перед фонтаном Афродиты я остановилась и поразмыслила. Заметила ли она, что я уже вернулась? Следит ли она за мной через камеры?
Затем, внезапно, так и не приняв окончательного решения, я побежала по огромному травянистому пространству к потайной двери, думая: "В этом нет никакого смысла. Я только что по своей воле вернулась сюда, а теперь убегаю?"
У потайной двери я не стала дожидаться перерыва между машинами. Я рывком распахнула её, выбежала на середину улицы и начала размахивать руками.
Я думала, что никогда уже не вернусь туда.
Остановилась какой-то хэтчбек чёрного цвета,. За рулём сидел мужчина с бородой. Я обошла машину к водительской двери. Он опустил стекло и спросил:
— Вы в порядке?
— Я...
Я не могла отдышаться. Никогда не вернусь? "Никогда" не казалось слишком долгим.
— Вас подвезти? — спросил мужчина.
У меня зазвонил телефон. Конечно, это была Джейн. Все остальные уже давно мне не звонили. Потому что у меня больше никого не было. Она была нужна мне. В конце концов, сказала я себе, ей придётся простить меня. Разве у неё есть другой выбор? Я тоже ей нужна.
Телефон продолжал звонить, но я оставила мужчину и вернулась через потайную дверь. Я не закрыла её полностью, и теперь поняла почему. На каком-то уровне я знала, что не собираюсь уходить. Направляясь трусцой к дому, я наговорила в трубку кучу вещей, которые могли иметь смысл, а могли и не иметь.
— Эй, извини, мне показалось, что видела кролика, который ел нашу траву. Я сейчас возвращаюсь. Хочешь персиков...
— Зара! Просто вернись сюда.
Когда я вошла в дом, прихожая показалась мне крошечной, хотя это было не так. Стены вокруг меня сузились, потолки показались ниже. Я представила, как люстра впечатывает меня в пол,
но я проигнорировала всё это и взяла себя в руки. По большому счёту всё, что я делала уже не имело большого значения. Удивительно, как быстро я убедила себя поменять отношение к происходящему. Или, может быть, это было не так уж и удивительно? Мы созданы для того, чтобы защищаться. Вот о чём я думала, когда уверенно вошла в гостиную и сказала:
— Привет!
Джейн сидела на диване:
— Привет, детка! Я приготовила тебе ланч!
Внезапно я пожалела обо всём, что натворила.
— Арахисовое масло и джем! — она похлопала по подушке рядом с собой. – Иди сюда, — сказала она. — Расскажи мне. Было здорово? Ты выглядела смиренной?
— Да, у меня всё получилось, — сказала я и поцеловала её.
Затем я запихнула бутерброд в рот в надежде, что от этого она не заметит моей лжи.
— Ага, — сказала я, — я изобразила настоящую скромницу.
— Ты, должно быть, приехала туда слишком рано, — она положила руку мне на ногу. – Папарации уже был там, или тебе пришлось подождать?
— Я подождала несколько минут, — я откусила ещё кусочек.
Хлеб у неё подгорел, поэтому на вкус бутерброд был как обугленный, с привкусом арахисового масла и джема.
— Молодчина, — сказала она, поглаживая мне ногу.
Я просто не могла заставить себя всё ей рассказать.
После еды мы уютно устроились на диване и шептались друг с другом тихими голосами, похожие на мурлыкающих кошек.
— У тебя красивые волосы.
— И у тебя тоже.
Мы ласкали друг друга, целовались. Солнце лилось сквозь раздвижные стеклянные двери, заливая нас светом. Щёки Джейн были нежными и пылающими. Её глаза блестели. Ритм её голоса гипнотизировал.
"Запомни этот миг, — сказала я себе. — Потому что скоро всё изменится".
Когда Джейн встала, чтобы сходить в туалет, я проверила свой телефон. Диего прислал:
Бляха-муха! Как ты посмела вернуться в Нью-Йорк и ничего мне не сказать?
Джейн, уютно завернувшись в халат, вернулась в гостиную и, зевая, достала из кармана телефон.
— Джейн, я должна тебе кое-что сказать.
Она посмотрела на экран.
— Прости, — сказала я, — я больше не хочу прятаться.
Не отрывая глаз от экрана, она была спокойна, спокойна, спокойна — и вдруг вздрогнула:
— В смысле?
— Мне очень жаль.
— Что жаль?
Она подняла на меня глаза.
— Мне так жаль, Джейн.
Её лицо потемнело. Полная злобы, она бросилась на меня и отвела руку.
Я могла бы закрыть лицо руками, но не сделала этого.