Хочу тебя ещё

40

Убирая дом, я разрывалась между щемящей сердце тревогой и странным состоянием капитуляции, будто словно я нахожусь в самой глубокой части океана, где всё спокойно.

Где её пистолет?

На сколько дней хватит еды?

Что сейчас говорят о нас в новостях?

Когда я смогу утащить её телефон?

Я задавала одни и те же вопросы снова и снова, бесконечно прокручивая их в голове. Это повторение сочеталось с тем, что я делала руками: подметала, пылесосила, вытирала, полоскала, отжимала.

Боль в плече была настолько сильной, что перешла во что-то большее. Я потеряла себя. У меня не было плеч. У меня не было тела. Во мне бурлил адреналин. Проходили часы. Меняющийся свет раздражал меня, а вид на двор продолжал смеяться надо мной.

Может быть, мне разбить окно? Дверь? Сколько ещё я буду притворяться её слугой?

Джейн весь день не вставала с постели. Она перестала отвечать на звонки и продолжала смотреть повторы своего старого шоу. Во время ланча она позвала меня:

— Зара!

Она заказала два сэндвича с арахисовым маслом и джемом и два стакана молока.

— У нас закончилось молоко, — сказала я ей.

— Тогда принеси сельтерской.

Час спустя она снова позвала меня:

— Зара!

Ей захотелось перекусить:

— Что-нибудь сладкое. Мороженое "Роки роуд" — целую ванночку!

Я принесла ей.

— Эй, у меня вопрос, — сказала она, снимая крышку. Её глаза не отрывались от экрана.

— Что?

— Ты придёшь на мои похороны?

— Что?

— Если я умру, ты придёшь на мои похороны?

— Джейн…

— Отвечай на вопрос!

— Да.

— А как думаешь, Бижу и Том придут?

— Не знаю.

Она вздохнула:

— Как продвигается твоя уборка?

— Прекрасно.

Она долго смотрела на меня. В одной руке она держала банку с мороженым, в другой — ложку.

— Ты такая умница, — печально сказала она.

Прошло ещё несколько часов. Каждая молекула в доме была одновременно неистовой и ужасно неподвижной. Я убралась на кухне, в тренажёрном зале, в гостиной. Я вымыла коридоры и лестницу. В своей комнате я открыла ящик комода и подумала: кто купил эту одежду? Я едва могла вспомнить, кем была до встречи с Джейн.

Убирая кабинет, я открыла дневник и быстро написала:

Я задвинула дневник в дальний ящик стола к остальным, и тут она снова позвала меня:

— Зара!

Она меня видела?

Очевидно, нет. Ей просто захотелось ещё поесть.

— Макаронов, — сказала она. — И массаж. У меня болят пальцы на ногах.

Я принесла ей макароны и растирала ноги, пока она их ела.

— Да, вот здесь, — сказала она. — О да, детка.

Держать её ступни в своих руках было намного приятнее, чем метлу. И ещё мне нравились её ступни, потому что они не изменились. Они не стали тяжелее, печальнее, злее, или сложнее, чем раньше. Я то же самое думала о ногах отца, когда он умирал.

Покончив с едой, она сказала:

— На сегодня с тебя хватит. Прими ванну.

Я представила, как выхожу из ванны и падаю:

— Пожалуй, я приму душ.

— Как хочешь.

Я отнесла её посуду вниз, съела на ужин ещё несколько пригоршней мюсли и просроченный йогурт. И приняла ещё ибупрофена.

В душе я намылилась её мылом. Горячая вода приятно согревала плечи. На несколько блаженных мгновений я растворилась в этом ощущении.

Затем я надела пижаму и вспомнила о своей боли. Я скользнула под одеяло рядом с Джейн. Она взяла мою руку и обхватила ею свой живот.

— Мне нужно, чтобы ты была рядом, — сказала она. — Мне всё время нужно знать, где ты.

Час спустя я притворилась спящей, а она по-прежнему не спала, прокручивая что-то в своём телефоне. Я чувствовала, как напрягаются её мышцы, когда она печатает. Время от времени она тихонько вздыхала.

Иди спать!

Именно эту мысль я пыталась ей телепатировать.

Я продолжала представлять, как всё будет развиваться: каким-то образом я найду её телефон, как-то выберусь наружу, как-то увернусь от её пуль.

Но я так устала от уборки за весь день, что заснула раньше неё.