Измена. Начать заново

Глава 19

Ляйсан заболела. Утром я проснулась, как обычно, и хотела уже идти в ванную, но взгляд зацепился за скрутившуюся на постели дочь. Ее щеки были слишком румяными, а дыхание тяжёлым.

В груди нехорошо ухнуло. Простыла⁈ Похоже на то…Стоило поцеловать лобик, как сомнения отпали. Жар.

— Вот черт, — шепнула я, оглаживая темноволосую макушку.

Ляйсан начинает возиться, открывает глазки, смотрит на меня и шепчет:

— Животик болит…

А потом ее выворачивает прямо на постель. Подскакиваю, как ужаленная. Мчусь в ванную, хватаю полотенце, набираю воды. От страха трясутся руки. Однажды у меня был семейный врач, которому я могла позвонить хоть ночью, а сейчас? Куда мне податься, если даже документов толком нет⁈

Ляйсан опять проваливается в забытье. Но ей плохо, вижу.

Поколебавшись, звоню нашей старшей. Объясняю ситуацию, и — ох, какое чудо! — женщина мигом вызывает врача.

Через час у постели Ляйсан целая делегация. Даже Петр Владимирович звонил. Поинтересовался состоянием дочери и успокоил насчёт работы. О Аллах! Не знаю, чем заслужила такую доброту. Но не успеваю выразить благодарность как следует — едва осмотрев Ляйсан, врач мрачнеет.

— Похоже на аппендицит. Девочке нужно в больницу.

— Ох…

А на большее меня не хватает. Нельзя нам в больницу! Но Ляйсан снова тошнит. И я просто не могу рисковать собственным ребенком…

— Д-да… Конечно. Как скажете.

— Господин Грачевский распорядился доставить девочку в частную клинику.

Киваю. Это, конечно, хорошо, но всегда есть шанс, что кто нибудь из персонала опознает новых пациентов и сдат Османову. Тем временем девочки помогают нам собраться, один из охранников на руках доносит Ляйсан до машины.

Вместе мы едем в клинику. Жаропонижающий укол действует, Ляйсан выглядит бодрее.

— Не хочу в больницу, — хнычет моя крошка.

А уж как я не хочу! Предчувствия самые поганые.

И они начинают сбываться, когда после осмотра доктор отзывает меня в сторону и, блеснув глазами из-под очков, сообщает:

— Нужна операция.

Богдан

Звонок от сына застаёт меня в разгар свидания.

— Кто там? — недовольно тянет Марта.

Из одежды на ней осталась только юбка, задранная на талию. Я в почти спущенных джинсах, с диким желанием завершить начатое. Но приходится выдохнуть раскаленный от похоти воздух.

— Сын.

Девушка недовольно прикусывает нижнюю губу, но молчит. Тянется за покрывалом. Да уж, Адам умеет быть вовремя. Буквально заставляю себя отлипнуть от дивана.

— Дай мне секунду, — прошу Марту и, отойдя окну, нажимаю на вызов.

— Да, Адам?

А от желания встряхивает. Смотрю на Марту, вижу точно такой же пожар в ее глазах, но как ушат ледяной воды на голову, слышу тревожное:

— Ляля в больнице.

И весь боевой пыл моментально исчезает. Какого хрена⁈

— Ее прооперировали, — продолжает сокрушаться Адам. — Это больно, наверное.

— Стоп-стоп-стоп. Как прооперировали? Почему?

Марта чертыхается и, подхватив одежду, идёт в ванную. Громко хлопает дверью, выражая недовольство. Понимаю, милая. И обязательно извинюсь.

— Тетя Настя рассказала, что у нее аппендицит вчера случился…

Ещё и вчера!

Мысленно чертыхаюсь.

— Жди, сын. Я скоро приеду. Навестим Лялю вместе.

И, попрощавшись нажимаю отбой. Оглядываюсь на измятый диван. Подушки сбиты, плед сброшен, рядом валяется чулок. А Марта притихла. Нутром чую, ждет, что я составлю ей компанию.

Так на кой черт мне куда-то переться? Ляйсан и ее мать явно не в списке моих приоритетов. Но вместо того, чтобы продолжить, громко извиняюсь:

— Прости, мне надо уехать. Срочное дело.

Баран! И девушка, видимо, считает так же. Снова врубает душ, не удосужившись ответить. Ещё раз извинившись, обещаю позвонить и компенсацию за похеренный вечер. А потом ухожу. Отвезу Адама один раз, засвечусь для приличия, и на этом все.

Но перед глазами почему-то мелькает испуганное личико Ясмины. Огромные шоколадного цвета глаза и прикушенные от волнения губы… В паху становится тесно.

— Дебил, — шепчу, глядя в зеркало.

И тихонько прикрываю дверь.

Операция прошла успешно. Доктор что-то говорил о своевременном вмешательстве, возможном перитоните и прочем, и прочем, а я смотрела на него и понимала через раз.

Ещё вечером моя крошка была здорова, ночью произошло воспаление, а утром ее прооперировали.

Клиника оказалась замечательная. Медперсонал просто умницы, вежливые, внимательные. Но меня трясет. Хожу по палате, как зверь в клетке, и вздрагиваю от каждого шороха. Боюсь, что будут осложнения, что дочери станет плохо, или нас попросят отсюда, или дверь откроется и войдёт Османов…

Последнее — мой личный кошмар. Наизнанку выворачивает, стоит представить, как почти бывший появляется тут, и…

Дверь распахивается. Я подпрыгиваю. И тут же равно выдыхаю.

— Богдан!

Мужчина удивлен. Смотрит на меня хмуро, нервным жестом лохматит волосы на затылке.

— Привет. А мы тут, к-хм, с подарками, — неловко трясет пакетом.

А я только сейчас замечаю стоящего за его спиной Адама.

— К-конечно, проходите. Ляй… Ляля смотрит мультики.

Моя девочка уже пришла в себя. Правда, ещё слаба, но будет рада гостям.

Адам тут же направляется в соседнюю комнату. В белом халатике, шапочке и бахилах он похож на доктора. Вижу через стекло, как оживляется дочь. Положительные эмоции — это то, что ей сейчас необходимо.

Протяжно выдыхаю. А над ухом вдруг звучит обеспокоенное:

— Чего ты испугалась?

Богдан становится за моей спиной. Так близко, что, кажется, чувствую жар его сильного тела. И от этого мятущиеся мысли приходят в совершенный хаос.

Нет, так не годится!

С силой веду ладонью по лицу.

— Я не испугалась. Просто… это были сложные два дня.

На плечо опускается тяжёлая ладонь. Ничего такого, просто жест поддержки. А меня кроет.

Прикусываю губу, чтобы скрыть слезы. Боль не помогает, щекам все равно мокро, а внутри… Внутри прямо ураган. Столько мыслей. И о потерянном сыне тоже… Всхлипываю. И впервые очень жду колких фраз Мещерова, может, хоть они заставят прийти в себя? Но вместо этого Богдан аккуратно привлекает меня ближе и обнимает.

— Все будет хорошо.

Богдан

Сложно было придумать фразу банальнее и тупее. Но когда я увидел Ясмину, такую трогательно-беззащитную и испуганную, в голове перемкнуло. А уж когда обнял… Прикрываю глаза, стараясь абстрагироваться от нежного тепла ее тела и потрясающего запаха. Это, наверное, какие-то особенные духи. Долбанный афродизиак, потому что мысли у меня моментально сносит ниже пояса.

— Однажды Адам… сломал руку, — выталкиваю, едва ворочая языком. — Пришлось… вправлять.

— С-сочувствую, — всхлипывает в ответ.

И утыкается лбом мне в грудь. Че-е-ерт… Соберись, Богдан, Соберись! У тебя девушка, у вас вроде как серьезно, а Ясмина скоро уедет из страны. Проклятье! Да вспомни Ингу в конце концов! Быть таким, как моя бывшая жена, я не хотел. Узы брака для нее не значили ровным счетом ничего. Через пару месяцев супружества я застал ее с любовником.

Мягко отстраняюсь от Ясмины.

К счастью, она не настаивает на продолжении. По-детски утерев щеки ладошками, смущенно отворачивается, а я, как идиот, смотрю на влажное пятнышко на своей серой майке.

Это очень… волнующе.

— Извините, — бормочет Ясмина. — Мне неловко.

Знала бы ты, как неловко мне! Но, незаметно поправившись, давлю из себя улыбку.

— Не люблю больницы, а уж видеть, как болеют дети… Это всегда трудно.

Ясмина кивает. Снова смотрит на меня. Огромные орехово-карие глаза влажно блестят, губы искусаны и припухли. Ничего эротичнее в жизни не видел.

— Спасибо, что заглянули. Ляле очень приятно…

Усилием воли заставляю себя переместить взгляд на детей. Адам что-то рассказывает Ляйсан.

— … Такой общительный, — будто читает мои мысли Ясмина.

А у меня против воли срывается.

— Это у него от матери.

Вот же черт! Ругаю себя за болтливость. Уже жду расспросов, ведь только что повод дал, но Ясмина только кивает:

— Хорошая черта. Другой на его месте посчитал бы мою дочь слишком маленькой.

Неопределенно жму плечами. Мой сын делил знакомых не по возрасту, а по симпатиям. Ляйсан ему понравилась. В первую очередь тем, что готова была слушать про успехи в рисовании и не считала, как некоторые мальчишки, это глупым занятием.

— Что говорит врач? — рискую сменить тему.

И Ясмина снова не протестует.

— Ничего особенного. Операция прошла без сюрпризов, но выпишут на седьмые сутки.

Вот он — момент, чтобы плавно завершить разговор и свалить. Но вместо этого ляпаю:

— Если ты не против, мы с Адамом заглянем ещё.

Черные, будто углем нарисованные брови, удивлённо ползут вверх. Да, Ясмина, я и сам охренел.

— К-конечно… Ляля будет рада гостям…

— А ты?

Ясмина заливается краской. Господи… Откуда такая скромняга на мою голову?

— Я тоже не против… — смущённо косится в мою сторону. — Но не хочу, чтобы вы чувствовали себя обязанным. И так… много помогаете.

— Во-первых, помогаю не я, а Петр Владимирович. Во-вторых, я не из чувства долга. Просто сам знаю, каково жить в четырех стенах.

И сейчас я не про перелом Адама. Как бы ни были плохи наши отношения с Ингой, но, когда ей поставили диагноз и уложили в стационар, пришлось собрать яйца в кулак и проявить немного участия. Все же она — мать моего сына. И однажды я действительно думал, что люблю ее. Но тогда я заставлял себя навещать бывшую, а сейчас… Не нахожу в себе и сотой доли отторжения. И это плохо!

Адам, наконец, прощается с Ляйсан и идёт ко мне. Ясмина извиняется, уходит, чтобы занять его место у постели девочки.

И при всем желании я не могу заметить в ней кокетства или чего-то похожего. А лучше бы было наоборот!

— Ляля просила приходить ещё, — шепчет Адам. — Мы ведь придем?

— Обязательно.

— Завтра?

Ох, черт! Заманчивое предложение. Но вот уместно ли?

— Посмотрим, Адам. Мне нужно заглянуть в ежедневник.

И взять себя в руки наконец-то. Вряд ли Ясмина настроена на отношения. Скорее всего, она ждет не дождется, когда сможет уехать. И я могу это понять.