Арсен вернулся под утро. Бесшумно открыл дверь спальни, подошел к кровати и, раздевшись, лег. Вот так просто, без всяких попыток объясниться. Словно он отсутствовал не гребанных три часа, а спускался попить водички.
Заснул почти сразу же. А я промаялась до рассвета, в красках представляя, с кем он провел это время. Даже не помню, дремала вообще или нет. Знаю только, что упрямо лежала в кровати, пока Арсен собирался на работу.
Но прежде, чем уйти, огорошил внезапным:
— Если хочешь, сегодня можешь выбрать комнату. Я подумал над нашим вчерашним разговором… Пожалуй, тебе действительно нужно время.
Сволочь! Подумал он! Между чьих ног происходил этот мыслительный процесс? До тряски хотелось вскочить и запустить в Османова подушкой и матом, а потом бежать отсюда, забрав дочь.
— Кроме времени мне еще нужен паспорт, — процедила сквозь зубы. — Где мои документы? — повернулась к Арсену, но меня встретил сочувствующе-мягкий взгляд.
Так смотрят на больного, который несет забавную чушь.
— Мы обсудим это, Ясмина.
И ушел, оставляя меня медленно подыхать от боли и бессильной злости. Ее некуда выплеснуть. Я даже не могу расколотить какую-нибудь долбанную вазу или трюмо — Ляйсан проснется. Остается только жмуриться до искр из глаз и тихонько мечтать о забытье.
Время тянется медленно.
Я лежу в кровати до тех пор, пока дом не наполняется шорохами — прислуга и охрана уже на ногах. Скоро сюда кто-нибудь заглянет. Поэтому заставляю себя встать и пойти в ванную. Страшно подойти к зеркалу! Представляю, какое я чучело… Трусливо пряча глаза, умываюсь и чищу зубы. Даже получается изобразить подобие прически.
Но к рукам как две гири привязали. А третью положили на сердце… И «щедрый» подарок Османова в виде согласия на разные комнаты — это всего лишь подачка, чтобы я успокоилась. Время, как говорится, лечит.
Ухмыляюсь, и корка на нижней губе трескается. На белый мрамор капает алая капля крови.
Надо бы смыть… Но я смотрю, как она медленно ползет к стоку, оставляя за собой красный след. И в конце концов исчезает в потоке воды.
Вот бы и мне так.
Но ни друзей, ни родных — никого, кто мог бы мне помочь.
Даже если я сейчас каким-то чудом взломаю сейф и достану документы, мне ничего не светит. Или же я получу свободу, но без Ляйсан. Уверена, Османов пойдет на все, чтобы непокорная женушка снова заняла место у его ног.
Требовательный стук в дверь заставляет вернуться в реальность. Высовываюсь из ванной, и на мое хриплое «Да?» в комнате появляется Тамара, наша домработница.
— Диана Алиевна, я вам чай принесла, — улыбается, но излом тонких губ больше напоминает оскал. — И не только…
Женщина ставит поднос на стол, а я не могу сдержать фырканье. Блинчики с фруктовой начинкой. Уж не Арсен ли распорядился?
— Очень вкусные получились, просто прелесть, — воркует Тамара. — И еще кое-что… Ваша мама тут.
Медово-коричневые цвета спальни мгновенно выцветают до грязной серости. Мама… Ну надо же, как неожиданно!
Стиснув зубы, подхожу к креслу и сажусь, без слов демонстрируя, что никуда спешить не намерена.
— Рановато для гостей, Тамара.
Женщина тушуется, мнет белоснежный передник. А мне на мгновение становится стыдно — все-таки Тамара тут ни при чем.
— Попросить ее уйти, Диана Алиевна?
Ох, что ты будешь делать…
— Нет, пусть заходит. Поговорю с ней, пока дочь не проснулась.
Домработница кивает и быстро уходит. Доброй женщине неприятна вся эта ситуация. А вот для меня она просто убийственна. Не знаю, как буду смотреть маме в глаза. Но и не посмотреть не могу.
Нервы звенят, как струны, пока тянутся долгие секунды ожидания. Мама всегда была для меня тем, кто защитит и поддержит. Отец не раз выговаривал ей, что она слишком мягкая, что надо воспитывать строже. Мама только улыбалась на эти замечания и успешно их игнорировала. И точно так же поступила со мной, когда я кинулась к ней за помощью.
Дверь тихонько открывается. Мама входит робко, словно думает, что я сейчас ее прогоню. Шепчет ласково:
— Здравствуй, дочка…
А у меня ком в горле. Что ответить? И как это вообще возможно?
— … Ты, наверное, злишься на меня…
Да они все сговорились, что ли⁈
— … Понимаю, — аккуратно присаживается на краешек кресла, стоящего у стены. — Но и ты меня пойми. В семейной жизни бывает…
— Замолчи.
Мама запинается и смотрит на меня широко распахнутыми глазами. И я смотрю. Потому что голоса хватает только на это короткое слово. А если снова открою рот, то полетит ругань.
До боли стискиваю кулаки и дышу через нос. Мне нужно успокоиться и начать думать головой. Но выходит откровенно паршиво.
Молчание затягивается. Мама отводит взгляд, теребит накинутую на плечи шаль. Ее лицо бледнее обычного, а у губ залегли складки — всегда так, когда она расстроена или волнуется. Только сейчас мне совсем не хочется ее утешать.
— Я подам на развод.
Вижу, как вздрагивают хрупкие плечи. Мама тихонько кашляет, а на ее лице такое выражение, как будто я действительно выругалась, грязно так, со вкусом.
— Ты ведь даже не разобралась, в чем дело, Ясмина. Арсен говорит…
— Арсен? Разве он тебе сын?
— Нет, но…
— Я видела, как мой муж натягивает какую-то бабу. Подозреваю, что она у него не одна, ведь сегодня ночью он куда-то исчез на три с половиной часа. А я осталась дома глотать таблетки, потому что по милости Османова у меня хламидиоз, из-за которого я потеряла ребенка. Так с чем мне нужно было разобраться, мама⁈ — последнее уже кричу.
Сама не помню, как вскочила на ноги, в отчаянии смотрю на мать, пытаясь найти в ее взгляде хоть каплю справедливой злости, но вижу лишь испуг.
— Я тебя очень люблю, доченька, — лепечет она, протягивая ко мне руку, но я отступаю. — И всегда буду на твоей стороне! Просто Арсен… ох, он же для некоторых, как кость в горле. И есть всякие программы… Ну знаешь, монтаж и все остальное…
— Да он сам мне признался! Что «был пьян» и «один раз»… — давлюсь воздухом.
А мама прямо оживает:
— Ну вот видишь! Один раз! Он не понимал толком ничего. Уверена, ту женщину наняли конкуренты…
И она действительно в это верит! В бессилии сажусь обратно в кресло. Перед глазами звезды пляшут, и голова кружится до тошноты.
— … Ясмина, солнышко мое! — звучит откуда-то сбоку. — Не плачь! Хочешь водички⁈
Перед носом оказывается стакан. Машинально беру его и… роняю. Мама снова охает. Прижимает мою голову к плечу, гладит, целует… Шепчет, что «бывает всякое», «Арсен тебя любит» и тому подобную чушь.
А меня воротит. Кажется, будто в грязи изгваздалась, только не снаружи, а внутри. Весь мой счастливый мир в одночасье перевернулся с ног на голову, и я очутилась в каком-то уродливом Зазеркалье без возможности найти выход.
— Я все равно уйду. С твоей помощью или нет…
Мама снова охает:
— Доченька…
— … И если тебе больше нечего сказать, кроме как покрывать убийцу своего внука, — то можешь валить на все четыре стороны.
— Ясмина!
О, а вот и тон «делай-как-я-сказала». От матери не часто его услышишь. Последний раз это было перед свадьбой, когда я отказалась от выбранного стилистом платья и заодно кольца, требуя вместо ювелирного безобразия самое обычное колечко. Ведь если оно гладкое, то семейная жизнь будет такой же. Ха-ха!
— Уходи, — цежу сквозь зубы.
И отталкиваю теплые материнские руки. Как будто кусок сердца отрываю! А в ответ мне летит:
— Поумерь свою гордость, Ясмина! Женщина должна быть мудрой…
— То есть бессловесной овцой, о которую вытирают ноги?
— Женой, которая гордится тем, что она — главная в жизни мужа, а остальные — мимо проходящие девки.
— Личным опытом делишься? — язвлю в ответ.
И ойкаю, когда меня, как нашкодившего ребенка, с силой дергают за ухо.
— Только попробуй заикнуться о разводе, и ты больше нам не дочь! — рявкает та, которую я считала матерью.
Лучше бы ударила! Сцепив зубы, отталкиваю ее руку и встаю напротив. Стискиваю кулаки. А мать почему-то бледнеет.
— О, Аллах! — всхлипывает, прижимая ладони к щекам. — Ясмина, прости!
— Да пошла ты.
Разворачиваюсь и из последних сил ковыляю к дверям. Ковер под ногами мягкий, а кажется — толченое стекло. В спину летят причитания. Мать пытается остановить меня, хватает за руку, оправдывается тяжелым днем и ссорой с отцом. Давит на то, как они переживают и готовы сделать «все-все», чтобы мы с Османовым помирились.
С силой дергаю кистью, и мать наконец отстает.
— Чтобы через пять минут тебя здесь не было, — цежу, не поворачиваясь. — Или я пожалуюсь охране.
— Дочка!
Но я успеваю скрыться в соседней комнате. К счастью, у матери хватает совести не лезть. Или ее просто отвлекает звонок мобильного — слышу, как она удаляется, и по редким взволнованным фразам понимаю, что это либо отец, либо Османов.
Почти на ощупь пробираюсь к ближайшему креслу и падаю в него без сил. Осторожно касаюсь пылающих щек.
Вот он — итог моей семейной жизни. Финальная черта, под которой полный ноль. Я в ловушке. Без поддержи, без работы, фактически без денег, с маленьким ребенком на руках. А ко всему прочему Арсен наверняка за мной следит через телефон и ноутбук. Если начну дергаться — совсем закрутит гайки.
Глубина пропасти, в которую я рухнула, огромна до бесконечности. Но мы же не в чертовом средневековье! Должен быть выход! Вот только где его искать?
Арсен
Тупая овца!
Щелкаю по клавише, закрывая окно видеопроигрывателя. Да, весь дом у меня под камерами. Я прекрасно знаю, что там происходит. И, видит Аллах, с довольствием бы оторвал дражайшей теще голову — все равно ей не пользуется!
Выдыхаю раскаленный воздух.
С самого утра маюсь от головной боли, контракт еще этот идиотский… Как никогда мне необходима поддержка Ясмины. Мягкая, ненавязчивая, но придающая таких сил, что горы свернуть можно.
— Проклятье, — цежу сквозь зубы.
Спустить бы пар, как привык. Но сегодняшнее утро напрочь отбило желание. Документы моей ненаглядной понадобились, ага. Готов спорить, стоит Ясмине их получить — и через пару минут на Госуслуги прилетит заявление о разводе.
Нет, это мне совсем не нужно. Такую, как Ясмина, еще нужно постараться найти. Хотя я бы не отказался от чуть большей покорности в ее взгляде. В который раз убеждаюсь: образование хорошей жене ни к чему… А с другой стороны — было бы скучно. Да и потенциальные клиенты млели, когда я выгуливал свою супругу в обществе. Она просто создана для подобных вечеринок. Аристократичная, умная, с огоньком в глазах… Поэтому я ее выбрал, а не тупую клушу, как ее мать. Мне нужна была изюминка. Которая вдруг встала костью поперек горла!
Морщусь, потирая ноющие виски.
Долбанные нервы… Нужно успокоиться. Как ни крути, а Ясмина от меня не уйдет. Ни документов, ни друзей, ни поддержки семьи. И все равно надо действовать осторожно. Малышка может устроить скандал. Бесполезный, конечно, но он повредит моей репутации. А сейчас она должна быть безупречна…
— Арсен Дамирович, к вам посетители, — врезается в сознание голос секретарши. — Господин Исаев.
Твою мать!
Только тестя мне не хватало до полного счастья!
— Впусти, — цежу сквозь зубы.
Все-таки Исаев — не последний человек в фирме. Часть бизнеса принадлежит ему. Пока принадлежит.
Дверь распахивается, и секретарша лично провожает «дорогого» гостя ко мне. Исаев лапает ее аппетитную попку взглядом, и я отлично представляю, какие мысли вертятся в его башке. Исаев — тот еще ходок. Несмотря на то, что разменял шестой десяток, до сих пор не упускает возможности завалить какую-нибудь молоденькую дуру. Но моя помощница достаточно хорошо вышколена и игнорирует любое заигрывание со стороны посетителей. А вот для меня готова сделать абсолютно все… Приятное качество, но бесполезное.
— Будут ли еще указания, Арсен Дамирович? — воркует голубкой.
Мотаю головой, и малышка уходит. Неторопливо так, со вкусом. Чтобы мы с Исаевым наверняка оценили все прелести юной фигуры. Надо сказать, на тестя это производит впечатление.
— Хороших сейчас помощниц готовят, — урчит жадно. — В мое время о таком можно было только мечтать…
Брехня. К тому же мне не интересная. Поэтому сразу перехожу к сути:
— Есть какие-то проблемы?
Исаев морщится. Нервно скребет бороду, жует губами, но быстро берет себя в руки.
— Что с Ясминой?
Проклятье… А я надеялся обойти эту тему стороной.
— Все более-менее в порядке, если учесть, что прошло пару дней.
Но тесть недоволен. Губы сжал в полоску, глаза почти черные — даже не пытается скрыть раздражения.
— Я послал к ней мать.
— Не стоило. Ясмина еще слишком взвинчена.
— Знаю! Девчонка всегда была слишком своевольна. Мое упущение…
Возможно. Ясмина чертовски горячая девочка, такую или ломать, или действовать куда более тонко, на что Исаев просто не способен.
— … София всегда ей потакала, — продолжил брюзжать тесть. — Идиотка…
Терпеливо выслушиваю «лестные» эпитеты. Исаев чувствует себя виноватым — это мне на руку. Можно будет попробовать прогнуть его на нужные мне условия по части работы.
— … А теперь звонит мне и жалуется, что девчонка выставила ее за дверь! Представляешь⁈
— Более чем. Но что вы от меня хотите?
— Чтобы ты перестал жевать сопли!
— Предлагаете избить вашу дочь?
Исаев снова морщится.
— Зачем так радикально? Для начала отправь ее к нам. Без Ляйсан.
Мысленно чертыхаюсь. Прекрасный, мать его, план! Жена возненавидит меня еще больше, а дочь начнет закатывать истерики. Пока Ясмина лежала в больнице, няньки еле справлялись. Ляйсан плакала стабильно раз в день. Конечно, можно было бы и потерпеть… но пока я рассчитываю обойтись без этого.
Делаю вид, что размышляю над предложением. Исаев косится в сторону приемной — зацепила его секретарша.
— Посмотрим, — выдаю спустя минуту молчания. — Но впредь прошу не лезть в наши с Ясминой отношения.
Тесть бурчит что-то невразумительное, но, хвала Аллаху, больше не лезет.
— Твоя девочка свободна? — кивает за спину.
А мне хочется закатить глаза.
— Свободна. Но заставлять ее не собираюсь.
Исаев обижен. В своих глазах он еще ого-го. Не буду его разочаровывать. Пусть пробует, может, ему что-нибудь и обломится, лишь бы свалил уже наконец. Мне еще ломать голову о том, как смягчить Ясмину. И, кроме как оставить в покое, пока ничего дельного на ум не приходит.