Реальность встречает меня головной болью. Долго лежу, не двигаясь. Вчера я до ломоты в висках обдумывала случившееся, то холодея от ужаса, то воодушевляясь. Гребанные эмоциональные качели замучили до тошноты.
Я не могла не верить мужу, но… и себе тоже. Слишком реальный кошмар, чтобы оказаться сном. И на память я никогда не жаловалась!
— Ясмина Алиевна, вы уже проснулись? — шепчет рядом кто-то.
Что ж, нет смысла скрываться. Открываю глаза и вижу медсестру. Женщина смотрит на меня вроде бы дружелюбно, но настороженность в ее взгляде цепляет. Или это у меня разыгралась паранойя? Не понимаю…
— Извините, но время идти на процедуры, — оправдывается, будто это она виновата. — И таблетки надо пить строго по графику.
При хламидиозе тоже… Вздрагиваю как от пощечины.
— Что за таблетки?
— У вас небольшое воспаление шейки, так что врач назначил антибиотики и закладывать свечи.
— Долго?
— Две недели.
Во рту сохнет. Я не медик, но кое-что знаю. У одной из моих университетских знакомых были проблемы. И длинный язык… Она охотно костерила урода, который ее заразил, сетуя, что лечение очень дорогое и долгое.
А медсестра звенит склянками, выставляя передо мной лекарство. Три белых кругляшка разного размера.
— Не буду пить.
Склянки валятся на столик.
— П-простите, я сейчас уберу, — суетится медсестра. — И если нужно, открою новую упаковку при вас.
— А перед этим я хочу почитать инструкцию.
— Да, конечно.
Женщина исчезает. А я как идиотка пялюсь на стену, бездумно изучая узор обоев. Красивенькие, с цветочком… И вообще тут все по-домашнему. Но мне хочется бежать. Чувствую себя… гадко. Как будто это я виновата: выделываюсь тут, показываю свое недоверие.
Чтобы как-то отвлечься, тянусь к телефону. И тут же отдергиваю руку. Нет, нельзя. Я не сдержусь и полезу читать про эту гребанную болезнь.
Мну в руках одеяло. Но в голове ржавой каруселью крутятся вопросы. Снова и снова… Кажется, я сойду с ума!
Но спасение приходит вместе с хлопком двери и громким:
— Мамоська!
— Ляйсан!
Дочка залетает ко мне на кровать шустрее белки. А я изо всех сил пытаюсь не зареветь. Солнышко мое любимое! Как же я соскучилась! Перевожу взгляд на вошедшего следом Арсена. Он улыбается довольный тем, что видит.
— Мы решили навестить нашу любимую маму, да, Ляйсан? Очень соскучились.
И смотрит так… У меня дыхание спирает, а по спине ползут знакомые мурашки. Люблю его! И должна верить… Дочка лезет целоваться, обнимает крепко-крепко и не перестает щебетать. Моя зайка не знает причины, по которой я здесь — не успели рассказать про братика, и теперь я понимаю, что это позволило ей избежать лишнего стресса. Исключая тот, на ужине, когда Ляйсан заметила кровь на моем платье. Как же дочка рвалась следом за врачами! Как плакала!
Зарываюсь носом в мягкие темные волосы и глубоко вдыхаю родной запах.
Мое счастье… Прямо на душе легче, когда она рядом.
Кровать прошибается под весом тяжелого тела, и Арсен обнимает нас обеих.
— Мои девочки, — шепчет, обдавая скулу горячим дыханием, и сердце тает, как мороженное на солнце.
Нет, он не мог… И к черту все эти записи. Но я хочу домой, иначе сойду с ума.
— Арсен, я не могу тут больше. Меня… — запинаюсь, не зная, как объяснить.
А муж понимающе гладит меня по плечу.
— Пробью информацию. Но врач может назначить амбулаторное лечение. Прошло только четыре дня.
Да и пусть. Мне даже про таблетки читать перехотелось. Пусть это трусость, по-другому не могу.
— Сделай это, пожалуйста. Ужасно хочу домой, к вам.
Арсен
Все получилось лучше, чем я планировал. У Ясмины с дочерью крепкая связь, и это дает мне отличный рычаг для манипуляций.
Короткий взгляд в зеркало заднего вида, и я снова сосредотачиваюсь на дороге.
Мои девочки о чем-то перешептываются. Ляйсан просто рада, а Ясмина… Вижу, как она переживает о потере. Неосознанно кладет руку на живот, кусает губы. Но настороженности в ее взгляде заметно поубавилось. Еще бы! Я тут из шкуры выпрыгиваю, работу нахер послал и завис в больнице. Потому что лучше расправиться с проблемой сейчас, чем разгребать последствия. И дело тут не только в семье.
Моя компания потихоньку выходит на международный уровень, конкуренты будут выискивать любую грязь, только бы отбросить меня от кормушки.
Оплетка руля скрепит под пальцами.
Потаскуху, устроившую все это, пока не вычислили. Ничего, я подожду… Вариант свернуть девке шею кажется все более привлекательным. Или лучше выкрасть и отправить в качестве подарка в самый дешевый турецкий бордель.
Этот план греет сердце. Приятнее только видеть робкую улыбку жены. Все будет хорошо, моя девочка. Клянусь, больше ты не пострадаешь.
Дом встречает нас легкой суетой. Наши семьи собрались в полном составе, даже вечно занятые братья Ясмины нашли время прийти. Моя жена тронута. Обнимает Ильяса и Карима и, кажется, совсем забыла про свои подозрения. Но вот кое-кто не забыл.
— Пойдем-ка выйдем, — бросает в полголоса отец.
Ну началось… Стискиваю зубы, но вынужден подчиниться. Еще раз смотрю на Ясмину — похоже, она совсем успокоилась. На щеках румянец, оживилась вся. Но надеюсь, гости долго не задержатся. И наш с отцом разговор тоже будет коротким.
Отходим в сторону, подальше от лишних ушей и глаз.
— Я так понимаю, проблема решена? — кивает в сторону женщин.
— Как видишь.
— Не дай Аллах будут последствия.
— Мы уже говорили на этот счет.
— Мы много о чем говорили, — шипит сквозь зубы. — Но ты умудрился облажаться.
— У меня был хороший учитель.
Отец со свистом втягивает воздух. Представляю, с каким удовольствием он бы затеял ссору. На его угрозы мне давно и глубоко плевать. Пусть за собой смотрит. Я хотя бы не тащу потаскух в нашу с женой койку.
— Прикуси язык, Арсен, — чуть повышает голос. — У тебя хорошая жена, не стоит ее расстраивать.
Серьезно? Да плевать тебе на Ясмину, папа! Все, что имеет значение — репутация и деньги. И одно неотделимо от другого.
— Ты прав, у меня хорошая жена. Все высказал?
Отец морщится, но нехотя кивает. Он так и не смог вынюхать, в чем реальная причина выкидыша. Мои люди сработали быстро: заплатили кому надо, подчистили результаты анализов. Так что ему остается только догадываться, ну и клепать мне мозг по поводу возможных проблем в бизнесе.
Возвращаемся обратно в гостиную.
Ясмина по-прежнему сидит на диване в окружении мам. Бросает на меня тревожный взгляд, будто чувствует, о чем мы с отцом разговаривали. Но я возвращаю ей самую безмятежную улыбку, на какую еще способен. И стоит она мне охренеть каких усилий.
Но срабатывает. Жена перестает хмурится.
— Мне нужно в уборную, — сообщает тихонько, и я, конечно, предлагаю помощь.
— Не спорь. Вдруг у тебя закружится голова.
Вместе идем к двери, но на полпути жена меняет траекторию и тянет меня к кухне.
— И пить хочу тоже. Постоянно сохнет в горле…
— Врачу говорила?
— Н-нет… Думаешь, это важно?
Не думаю. Но сейчас должен поддерживать любой разговор. Максимум внимания, признаний, комплиментов и тому подобной чуши. Пусть совсем успокоится.
— Теперь все важно, любимая, — поглаживаю стройную талию. — И я думаю, что в дом нужно пригласить сиделку. На всякий случай.
Ясмина растерянно кивает. Не отстраняется от моих прикосновений — это хорошо. Нарочно ее глажу и обнимаю лишний раз — моей девочке нравится ласка. А потом реально выкроить время для отдыха. Контрольный, так сказать.
С неохотой оставляю Ясмину и иду к барной стойке. Наливаю в стакан воду и отдаю ей.
— Спасибо, — улыбается бледно. — Я… те записи…
И замолкает. А у меня опять нервы в узел скручиваются. Да сколько можно, мать вашу? Девочка, мы ведь уже все решили. Ты сама отказалась от просмотра! Какого черта опять вплывает эта тема? Раздражение проносится по рецепторам обжигающей вспышкой и тухнет.
Слишком мало прошло времени.
Ясмина никогда не была дурой. И, несмотря на строгое воспитание, имеет приятную перчинку в характере. Которая именно сейчас вообще ни хрена ни к месту. Но я подыграю. Потому что сам придурок.
— Да, милая? Если хочешь их проверить — у тебя есть еще три дня, потом записи удалят. Но можно попросить копию.
Ясмина соблазнительно прикусывает нижнюю губу. В бархатных, как у олененка, глазах плещет целая буря эмоций.
— Я просто хотела сказать, что верю тебе… Но не смогла бы… простить. Ты знаешь.
Знаю. Но только о том, что у моей жены в голове полно розовой чуши. Османовы не разводятся. Последней, кто пытался, была жена моего дяди. Но ей быстро напомнили ее место. Не хочу прибегать к таким крайностям с Ясминой. Моя жена будет довольна семейной жизнью. Осталось только исправить собственную ошибку. И не совершать новых.
Поэтому вкладываю в голос как можно больше тепла.
— Понимаю тебя, родная. Но все случившееся действительно было кошмаром.
Ясмина виновато отводит глаза и кутается в кашемировую шаль. Моя малышка чувствительна к холоду, а на дворе осень. Да, обязательно нужно на море.
Иду к холодильнику, чтобы найти что-нибудь покрепче воды. Но как выстрел — в спину прилетает звук бьющегося стекла. Оборачиваюсь, и сердце ухает о ребра. Ясмина бледная, как полотно. И ее взгляд прикован к экрану телефона.
Вот же… проклятье!