Измена. Начать заново

Глава 24

Богдан

Нервно покручиваю в пальцах любимую ручку. Подарок Адама… Было безумно приятно его получить. И очень к месту — письменные принадлежности мне нужны всегда.

В общем, полезный подарок. И сейчас я очень надеюсь придумать нечто похожее для Ясмины. Скоро у нее день рождения, и уже неделю я ломаю голову, какой ей сделать презент. Клянусь, так не заморачивайся с подарками для девушки вообще никогда!

Даже с Ингой все было иначе.

Запускаю пальцы в волосы и стягиваю до боли. Господи, какой я идиот! Совсем разучился в романтику. Дверь тихонько приоткрывается, и в мой кабинет заходит Анна Ивановна — мой бухгалтер.

— Что ж вы, господин Мещеров, моих девочек пугаете? — кривит напомаженные губы. — Олюшка валерьянку пьет после вашей отповеди.

— Передай Олюшке, чтобы в следующий раз она мне отчёты на стол положила, а не свое декольте.

Взял, блин, племянницу одного из наших мастеров. Для практики девчонке надо. А эта пигалица решила поиграть в роковую красотку.

Алла Ивановна хмыкает:

— Так понравились вы девке, чего сразу рычать?

— Потому что на работе работают, а не к ширинке директора лезут.

— Эх, рассказали бы вы это моему прежнему начальнику. Вот где кобелина был, чтоб у него конец отсох…

И Анна Ивановна добавляет пару непечатных ругательств. А потом смотрит на мой исчёрканный вдоль и поперек листик.

— Что это? Подарок сделать хотите?

Другую бы отправил вон с угрозой лишения премии, но эта дама — случай особый. Пришла ко мне по рекомендации знакомого ещё в самом начале и пережила с фирмой самые непростые времена, в том числе мою жену.

— Да, подарок для… знакомой. Ни хрена в голову не лезет.

— Хм… Можно? — протягивает руку и, не дожидаясь ответа, берет листок. — Да уж, банальщина.

— Вот спасибо.

— Всегда рада. А если серьезно, не надо дарить что-то такое, — прищелкивает пальцами, — особенное. Девушка может почувствовать себя обязанной.

Логика в это есть. Ясмина бесконечно далека от корысти.

— Просто цветы — как-то мелко, — бормочу, массируя пальцами виски.

— Так подарите не цветы, а сувенир. Например, шкатулку или другую безделушку. Женщинам обычно нравятся всякие мелочи.

Точно! Есть у меня знакомый, который держит подобный магазин. Вещи там качественные, много хенд-мейда. А в шкатулку можно положить конфеты. Но не из первого попавшегося магазина, а тоже ручной работы.

— Анна Ивановна — вы гений, — хлопаю рукой по столу.

Женщина польщенно улыбается и уходит.

А я вызваниваю помощника, объясняю ему несколько моментов, а потом хватаю куртку и спускаюсь вниз в гараж. Еще раз убеждаюсь, что работа идет как надо, согласовываю с механиками парочку вопросов, в том числе про отпуска, и с чистой совестью покидаю рабочее место.

Когда процесс налажен, он требует не слишком много внимания. Да, я мог бы расшириться. А если учесть «щедрое» предложение тестя стать олигархом местного разлива, но нет. Его бизнес мне даром не сдался, тем более я в курсе, как Грачевский его начинал. Лучше я сам, своими силами.

Достаю телефон и набираю Леонида. Он рад помочь, приглашает приехать. Вот и отлично. Надеюсь, Ясмине понравится. Почему-то я уверен, что удастся подобрать действительно особенный подарок.

Я не собиралась праздновать день рождения — не до того. Но Петр Владимирович был непреклонен.

— Каждый мой сотрудник получает два выходных дня, — просипел строго. — Ничего не хочу слышать.

Поэтому мы с Ляйсан решили испечь торт. Я заказала продукты, договорилась с кухаркой ну и пригласила гостей, конечно. Как-то невежливо делать вид, что ничего не происходило. Тем более Богдан знал о предстоящем торжестве. Да и Ляйсан намекала, что неплохо бы устроить «плазник».

Ну вот и устроили.

Я уже час выбираю наряд, то и дело поглядывая в окно. Волнуюсь, как дурочка, и сама же на себя злюсь. Это глупо! Мы с Богданом просто хорошо общаемся, ничего больше. Тем более я скоро уезжаю.

Но сердце упорно отплясывает чечетку.

Ловлю себя на мысли, что мне хочется выглядеть особенно. А возможностей для этого практически нет. Стилисты-визажисты давно в прошлом, как и платья из новомодных бутиков.

Приходится довольствоваться малым. Обычная серенькая кофта, брюки прямого кроя и скромная бижутерия. Но Ляйсан нравится. Она вьется рядом, требует накрасить ей ногти и порой вздыхает, что не будет «толжества», как раньше.

Понимаю, дочка не специально. Мне ещё очень повезло, что Ляйсан не рвется к папе — этому поспособствовал сам Османов. Но вот привычки прошлой беззаботной жизни уходят трудно. И мне сложно объяснить, почему я не могу простить Петра Владимировича предоставить свой особняк в качестве игровой площадки.

Однако есть и позитивные моменты. Ляйсан наверняка успокоится, когда увидит друга. Словно прочитав мои мысли, дочка вздыхает.

— Сколее бы Адам плиехал…

И подбегает к окну. Я тоже поглядываю. Но появление серого внедорожника все равно случается неожиданно.

Расческа падает из рук. Нервно смотрюсь в зеркало — все ли хорошо? Ругаю себя за идиотский порыв, но щеки все равно красные, как помидорки.

Так, Ясмина, успокойся. Это всего лишь ужин, я даже подарков просила не дарить.

Но Богдан успешно проигнорировал это предложение. Вижу в его руках коробку, украшенную бантом. Что ж… Надеюсь только, сильно он не тратился. Но мои чаянья разбиваются вдребезги уже через пять минут.

— Богдан, — ахаю, открывая крышку. — Это…

И замолкаю, не в силах подобрать слова.

Среди мягкой гофрированной бумаги сверкает шкатулка.

Вроде бы не драгоценная — во всяком случае, металл больше похож на латунь, а крупных камней не видно — но исполнение!

Какая мастерская резьба по дереву, какие аккуратные вставки из ткани, какой узор!

А внутри конфеты. Тоже настоящее произведение искусства, в прозрачных фанатиках, явно ручной работы.

Тут и шоколад, и засахаренные фрукты, и крохотные пирожные. Рот наполняется слюной. А уж дети в каком восторге!

— Ма-а-м! Можно мне одну? — подпрыгивает Ляйсан. — Совсем ма-а-аленькую!

Адам более сдержан, но в его глазах сверкает точно такое же нетерпение.

— После ужина можно, — улыбаюсь им.

А смотрю почему-то на Богдана. Он стоит в стороне, наслаждаясь происходящим. Взгляд теплый, на губах улыбка… и это настолько очаровательно, что меня бросает в жар.

— Спасибо, — бережно прижимаю к себе шкатулку. — Мне никогда не дарили такого замечательного подарка.

И это правда! Османов предпочитал не заморачиваться. Откупался ювелиркой, приправленной букетами. Но в этом не было и крупицы желания порадовать. Теперь, глядя на пусть недорогую, но все равно бесконечно ценную шкатулку, я это понимаю.

— Ма-а-ам! — дёргает за рукав Ляйсан. — Пойдем кушать!

Ах, и правда. Что-то я совсем растерялась.

— Пойдёмте, — зову гостей за собой. — Петр Владимирович разрешил воспользоваться одним из гостевых домиков.

Богдан чуть склоняет голову, но я чувствую — он не слишком рад слышать о своем тесте. Для меня это странно, но предпочитаю не вмешиваться. Вместо этого интересуюсь, как прошел день. Первым к разговору подключается Адам, конечно. С восторгом рассказывает, что работает над картиной для выставки.

Ляйсан тоже хочет на выставку, но рисовать ей скучно. Лучше она вырежет что-нибудь из цветной бумаги.

Богдан тихонько посмеивается. Дразнит детей безобидными фразочками. Это мило. Не замечаю, как сама включаюсь в диалог. Но когда мы приходим в домик, мужчины резко замолкают.

— Вот это да, — восхищённо цокает Адам. — Вы сами торт сготовили?

— Шикарный торт, — поддерживает его Богдан. — Лучше, чем у профессиональных кондитеров!

Ляйсан раздувается от гордости, я стараюсь не краснеть.

— Ты ведь его не пробовал.

— Уверен, на вкус он такой же обалденный, как и на вид

— Я взбитыми сливками сама уклашала! — торопится рассказать Ляйсан. — И вишенками тоже! Давайте есть скорее!

Но только мы успеваем разложить все по тарелкам, раздается тихая трель мобильного — Богдану кто-то звонит. Сердце нехорошо екает, когда вижу, как он мрачнеет, глядя на экран.

— Одну минут, — бросает коротко.

И вроде бы спокойный тон, но это лишь видимость. Первый порыв — встать и выйти следом. Нет, нельзя. Лучше развлеку детей — от этого больше пользы.

Но взгляд так и магнитит к двери. Мне не стоит труда представить глубокую морщинку между бровей, стиснутые челюсти и бугрящиеся от напряжения мышцы плеч. С каждой секундой предчувствие становится все гаже. Настолько, что я решаюсь оставить детей уминать праздничный ужин в одиночку.

Выхожу на крыльцо вслед за Богданом. И чуть не врезаюсь носом в широкую мужскую грудь.

— Ой, извини, — отшатываюсь в сторону, но Богдан перехватывает меня за локоть.

Поднимаю голову и моментально тону в холодных серых омутах.

— Ясмина, прости, — цедит сквозь зубы. — Мне нужно срочно уехать. За Адамом придет Анастасия Юрьевна.

— Но… что случилось?

А Богдан шумно вздыхает и, отпустив меня, ерошит короткий ёжик темно-русых волос. Смотрит с сомнением.

— Ты можешь не рассказывать, если не хочешь, — добавляю торопливо.

Хотя на самом деле хотела бы знать. В последнее время у меня аллергия на недомолвки и тайны. Османов этим грешил, теперь-то я понимаю, какие партнёры ждали его на «очень важных встречах».

— Инга в реанимации, — вдруг признается Богдан. — Все очень плохо.

У меня холодеет сердце.

— Богдан, я…

Но он качает головой:

— Не надо сочувствия. Единственное, за что я благодарен бывшей — это то, что она не сделала аборт. Все остальное в прошлом. Но я должен быть там…

«Даже если мне не хочется», — заканчиваю мысленно недосказанную фразу, но вслух произношу:

— Я могу остаться с Адамом. Пусть он ещё немного побудет в неведении.

Богдан размышляет некоторое время, но всё-таки кивает.

— Спасибо. Я буду очень тебе обязан.

— Пустяки. Иди быстрее, тебя наверняка ждут.

И почему-то краснею, стоит Богдану взглянуть пристальнее. Хочу отвернуться, но меня вдруг сгребают в охапку, прижимают тесно-тесно и…

— Извини, что испортил день рождения, — шепчет мне в макушку.

И отпускает.

Чуть на пол не сажусь от нахлынувшей слабости. Бормочу что-то среднее между «ничего страшного» и «сожалею». А Богдан, наградив ещё одним пронзительным взглядом, уходит к детям. Быстро объясняет Адаму, что должен отлучиться по важным делам. К счастью, мальчик или привык к этому, или слишком увлечен тортом, а может, все вместе. Да и оставаться у дедушки ему не впервой.

Попрощавшись, Богдан уходит. А я остаюсь и как могу, пытаюсь развлечь детей. Хоть какая-то помощь! И сейчас она Богдану очень нужна.

Богдан

— К сожалению, должен сообщить, что состояние пациентки критическое. И шансы на улучшение крайне малы.

Вернее, их нет совсем, но врач старается быть максимально корректным. Это его работа.

— Спасибо, — бросаю, не отрывая взгляда от стекла реанимационной палаты. — До утра доживёт?

— Надеюсь, что да.

«Не могу сказать», — звучит подтекстом.

Киваю, и доктор уходит — у него хватает работы, несмотря на позднее время.

А я остаюсь стоять. Хотя на самом деле с гораздо большим удовольствием ушел бы отсюда, потому что даже в таком состоянии Инга не вызывает сочувствия.

Разве что ядрёный коктейль злости и удивления. Почти безумная, под препаратами, она все равно пробовала сбежать. И почти сразу же запуталась в ногах и треснулась затылком о пол. А из-за опухоли этот удар оказался роковым.

Кровотечение в мозг, реанимация, кома — и все это в день рождения Ясмины. Я не верю в совпадения, но бывшая жена всегда стремилась обгадить мне жизнь. Даже находясь в больнице.

За спиной слышится характерный шелест колес. А вот и дорогой тесть приехал. Общаться с ним желания нет, но сейчас я старательно запихиваю свои хотелки куда подальше.

— Здравствуйте, Петр Владимирович, — оборачиваюсь к Грачевскому. — Врач только что ушел.

— Знаю. Я говорил с ним.

И Грачевский подъезжает ближе. Разворачивается ко мне. На его изрезанном морщинами лице невозможно прочесть ни единой эмоции, но я уверен, что сейчас Грачевскийскому больно.

Он не любил жену, но к дочери питал некое подобие отцовских чувств.

Именно поэтому и не гнал меня взашей. Думал, что рядом с приличным парнем и дочь остепенится, станет примерной женой и матерью. Но нихрена не вышла. По факту, я был очередным «бзиком» взбалмошной девицы.

— Тебе нечего здесь делать, Богдан, — снова подает голос Грачевский. — Я сообщу, когда все закончится.

Киваю. Грачевский наверняка хочет побыть один.

— Адама я подготовлю, не говорите ему пока ничего.

— Спасибо.

И тесть теряет ко мне всяческий интерес. Что ж, мне и правда сейчас лучше подумать о сыне. Хоть Инга не жила с нами уже шесть лет, и Адам успел смириться с отсутствием матери в его жизни, но одно дело знать, что она где-то есть и просто болеет, а другое — потерять навсегда.

Надо будет найти хорошего детского психолога.

В тяжелых размышлениях еду обратно. Но взгляд так и цепляется за дисплей мобильника. Почти одиннадцать вечера. Дети уж спят… А Ясмина?

Ответ на этот вопрос получаю через сорок минут — в окнах на втором этаже горит тусклый свет. Хоть что-то хорошее! Торопливо набираю выученный наизусть номер. Сейчас мне жизненно необходимо видеть ее теплую улыбку. Кажется, подохну без этого.

— Привет, — ласкает слух нежный контральто. — Как ты?

— Будет лучше, если выпьем кофе. Можешь спуститься в кухню?

— Конечно. Дай мне десять минут.

Да сколько угодно. Лишь бы пришла. Однако Яся до невозможности пунктуальна.

Ровно в оговоренное время она возникает на пороге кухни. Плывет ко мне светлым облачком, такая нежная и воздушная… но самое главное — в ее взгляде нет ненужной мне жалости. Только мягкое участие.

— Дети уже спят, — сообщает мне, присаживаясь напротив. — Может, ты тоже хочешь отдохнуть?

Безумно. Взять детей и Ямину, рвануть к морю, и чтобы без всего этого вот… Вымученно улыбаюсь.

— Да, непростой денёк… Не думал, что все так закончится.

— Но ты не мог знать. А Инга… как? — спрашивает осторожно.

— Ноль шансов. Кровоизлияние слишком обширное, фактически на этом свете ее держит только аппарат.

— Жаль, что все так закончилось.

— К этому шло. Тем более с ее образом жизни. Меня больше волнует сын.

— Нужно найти ему психолога, — озвучивает мои мысли Ясмина. — Но мне кажется, он не будет слишком травмирован. Ни разу не слышала от него про маму.

Естественно! Инга бросила сына ещё совсем маленьким. У нее уже была новая любовь и вообще — уход за малышом, это совсем не так, как показывают в кино, даже при наличии круглосуточной няни. Плач ребенка бывшую раздражал, необходимость проводить с ним время — бессмысленное занятие, а уж слегка испорченная беременностью фигура — это весомый повод выплескивать раздражение на беспомощного человечка.

Но я молчу. Не хочу грузить Ясмину своими проблемами. Она и так слишком многое делает, хотя не должна, особенно учитывая начало нашего знакомства.

Мучительная вспышка стыда ждёт под ребрами. Залпом опрокидываю стакан воды, но не помогает. Вел себя, как придурок, ей богу. И мне просто повезло, что Ясмина настолько отходчивая.

А моя прекрасная собеседница тянется вперёд и легко касается моего запястья. Невинный жест, а сердце берет разгон до максимальной скорости, и волосы на загривке дыбом. И ещё кое-что…

— Богдан, — мурлычет ласково, — тебе надо отдохнуть.

О да, мне надо! И лучший отдых — с Ясминой под одеялом. Смотрю в орехово-карие омуты, а в голове щелкает: попал окончательно.

Яся нежно краснеет. Отодвигается в сторону, бормочет что-то про поздний час. А я бы до утра так просидел. Но вынужден подняться следом.

— Можно проводить тебя до комнаты? — спрашиваю, а сам нервничаю, как мальчишка.

Румянец на бархатных щечках цветет ярче прежнего.

— Д-да, конечно…

Вместе мы выходим из кухни и поднимаемся на второй этаж. Особняк давно спит, только охрана изредка попадается. И один молодой охранник смотрит уж слишком пристально. А морда такая, будто лимон съел.

Ясмина тоже нервничает. Здоровается сухо и быстро. А меня аж подкидывает.

— Пристает к тебе⁈ — рычу, нимало не заботясь, слышит ли меня этот утырок.

— Нет!

Ясмина испугано хватает меня за руку.

— Нет, не пристает! — повторяет, не давая оставить ее и подправить наглую рожу ублюдка. — Просто… Мы с ним немного не сошлись, к-хм, взглядами. Пожалуйста, не обращай внимания!

Ладно, пусть так. Не стану нервировать, тем более сегодняшний день и так безнадежно испорчен.

— Как скажешь, — беру Ясмину под руку.

Чувствую, как она вздрагивает, но не сопротивляется. В полном молчании доходим до комнаты.

— Мне пора, — шепчет, отступая ближе к двери.

А у меня опять сердце скачет. Чувствую себя мальчишкой, который уломал первую красавицу класса на свидание. И теперь вот он — тот самый момент. Нужно просто решиться. Но, черт, как это тяжело! Не оттолкнуть бы, ведь Ясмина наверняка помнит нашу первую встречу…

— Спасибо, что проводил, — шелестит в воздухе, и Яся готовится сбежать.

Но я решаюсь. В один шаг подхожу ближе и, легонько перехватив тонкую талию, прижимаю к себе и целую в румяную щеку.

— Спасибо за помощь, — шепчу ей.

А потом так же быстро отступаю. Любуюсь растерянным личиком, но больше этого радует отсутствие злости на мою вольность. Ясмина по-детски прижимает ладонь к щеке, что-то бормочет и просто сбегает в комнату.

Ладно.

Ей надо все это переварить. И мне тоже. Пообщаемся утром.