Глава 25

Лежу на кровати и таращусь в потолок. Вот уж день рождения так день рождения! Прижимаю руку к щеке. Кажется, я до сих пор чувствую прикосновение сухих и таких ласковых губ. От этого в животе просыпаются бабочки. Хочется закрыть глаза и отдаться на волю сладких фантазий, но рядом сопит Ляйсан.

А я мучаюсь от выжигающего до нутра желания.

Стараюсь вспомнить, что с Мещеровым у нас вообще-то изначально было все очень плохо. Прокручиваю в голове его подколки, брюзжание и придирки. Но не помогает. Рациональная часть меня тихонько напоминает, что Богдан мог вести себя гораздо хуже. Тем более потом… О-о-о! Нужно было выгнать его, еще когда он пришел навестить Ляйсан. Или хотя бы не подпускать близко. И уж тем более не принимать приглашения на совместный отдых!

Нет же, решила, что все это ничего не значит.

А теперь вот вспоминаю откровенно-раздевающий взгляд. Но мне он понравился! Ведь так хочется чувствовать себя желанной женщиной, ради которой горы готовы свернуть. И в то же время страшно… Османов тоже так смотрел. Или нет?

Пытаюсь сравнивать, но быстро оставляю эту затею.

Даже воспоминания об Османове неприятны. Уверена, что если бы не требования отца и правила, Османов завалил бы меня на первом же свидании. Он никогда не отличался терпением. И в постели всегда подстраивал меня по свои желания. По спине крадется холодок. Теперь ясно, что мне просто повезло с темпераментом. Я приняла правила чужой игры и считала это нормальным Женщина должна ублажать мужчину, даже если иногда ей не хочется.

Богдан не такой.

Он не торопится. Осторожно прощупывает почву, кружит рядом… Сначала разговоры, потом прикосновения, теперь милый поцелуй в щеку… А потом?

Прикусив ноющие губы, переворачиваюсь на живот.

Спи, Ясмина! Сколько можно⁈ Ты вообще-то уезжать собираешься! Но однажды приятная, теперь эта мысль радует гораздо меньше. И к Адаму я привязалась. Такой замечательный мальчик… Я бы смогла полюбить его как собственного сына.

Не выдержав, все-таки встаю и подхожу к окну.

Вглядываюсь в звездное небо. Пытаюсь выдохнуть и начать мыслить здраво, но не получается. Проклятье! Лучше бы Мещеров и дальше вел себя как мудак…

Между деревьями сверкают фары. Наверное, Петр Владимирович приехал. И верно, в ворота въезжает хорошо знакомый автомобиль. Рядом тут же материализуется охрана, а потом и Богдан.

Узнаю его даже в сумраке… Несмотря на холодную погоду, одет в простую светлую футболку и темные штаны. Но даже в домашнем он выглядит великолепно. Беззастенчиво любуюсь мощной фигурой и выверенными движениями. Никакой суеты. Все четко, собранно и… завораживающе.

Будто почувствовав, Богдан резко поворачивает голову и смотрит прямо на меня. Отшатываюсь.

Сердце опять колотится где-то под горлом, щеки печет, а голова кругом. О Аллах! Это нехорошо. И я совсем не знаю, что с этим делать.

Все-таки ложусь в постель. Засыпаю только под утро и то из-за усталости. Но, кажется, едва смежила веки — как снова вставать. И в этот раз не из-за будильника — кто-то барабанит в дверь.

— Яся! — звучит приглушенно. — Ты спишь еще? Открой!

Еле-еле разлепляю глаза и заставляю себя сесть. Ляйсан недовольно возится, на часах шесть тридцать.

А стук не думает прекращаться.

— Яся!

— Иду…

Буквально на автопилоте доползаю до двери и распахиваю ее. Первый порыв — закрыть обратно. На пороге топчется Георгий. Тот самый охранник, который настойчиво проявляет знаки внимания.

Черт…

— Симпатичный халатик, — оглядывает меня с ног до головы.

Плотнее запахиваю шёлковую ткань. Вот поэтому мне Георгий не нравится. Богдан в свое время хоть и бесил, но не позволял себе пошлостей.

— Что хотел сказать?

— Позвать на свидание… Эй, стой! — ловко просовывает ногу в закрывающуюся дверь. — Какая серьезная, и пошутить нельзя…

— Я сейчас на помощь позову.

Георгий мрачнеет ещё больше. Сверлит тяжёлым взглядом, руки в карманы штанов засунул.

— Шеф собирает всю обслугу. Инга Петровна скончалась.

Сонливость мгновенно испаряется. Таращусь на Георгия, не зная, что сказать.

— Да не пугайся ты так, — машет рукой. — Шеф надолго не задержит. В отличие от кое-кого другого… — кривит губы.

Это что, намек? Плохо соображаю, внимание сосредоточено на другом. А Георгий продолжает:

— … Надеюсь, ты умная девочка и понимаешь, что если у мужика есть бабло, то и в девках недостатка не будет.

Мерзко слышать! Наконец-то взяв себя в руки, захлопываю дверь.

К счастью, Георгий не настолько обнаглевший. А может, все дело в камерах. И меня опять подкидывает. Значит, вчера ночью охрана могла видеть наш с Богданом поцелуй! О Аллах, как стыдно!

Тихонько стукаюсь затылком о дверь. А потом иду в душ. К чему теперь пустые терзания? Нужно взять себя в руки и спуститься к остальным. Тем более Адаму понадобится моя помощь. Надеюсь, мальчик будет в порядке.

* * *

Богдан

Смотрю на застывшее лицо Инги. Даже болезнь не могла его испортить, вытравить ту особую аристократичность, которой бывшую наградила природа. Забавная насмешка судьбы, ведь внутри Инга была самым обыкновенным быдлом. А ещё великолепной актрисой, умевшей добиваться своего.

Но и это ей не помогло стать счастливой.

— Похороны состоятся завтра, — нарушает молчание Грачевский. — Не думаю, что Адаму там стоит долго задерживаться.

— Я тоже.

Хватит того, что Инга чуть не умерла в день рождения Ясмины. Жестокие мысли, знаю. Но смерть бывшей пусть немного, но все же запятнала бы этот праздник.

— Сегодня начнем подготовку, — продолжает скрипеть Грачевский. — Людей будет мало. Только самые близкие.

Ну да, как только Инга очутилась на больничной койке, вся ее многочисленная свита испарилась, как будто не было. Но даже тогда бывшая не захотела видеть рядом хотя бы сына. А отца и меня винила во всех бедах.

— Как Адам? — будто угадав мои мысли, спрашивает Грачевский.

— Легче, чем я думал. Но все равно подавлен.

Потому что ещё ребенок. И каковы бы ни были его отношения с Ингой, Адаму хотелось материнского тепла. А Грачевский чуть поворачивается в мою сторону.

— Ясмина очень помогает…

И снова в точку. В груди моментально теплеет. Почти вижу, как Яся сидит рядом с моим сыном, отвлекает его ненавязчивыми разговорами, а взгляд у нее мягкий и теплый, как нагретый летнем солнцем пух.

— Она… хорошая девушка, — отвечаю, наконец.

— Да…

И Грачевский замолкает.

С трудом опираясь на трость, встаёт и подходит к Инге. В полном молчании склоняется и целует ее в лоб. Не нужно быть психологом, чтобы понять — ему больно.

Какая бы Инга ни была, но она его дочь. Единственная и, видимо, действительно любимая.

— Идём, — бросает, не оборачиваясь. — Адам ждёт…

Внука он тоже любит. И наверняка сейчас будет искать в нем утешение. Возможно, предложит пожить некоторое время в особняке. Такое уже случалось.

Вместе мы едем обратно. Как я и предполагал, в конце поездки Грачевский поднимает вопрос о том, чтобы мы остались на неделю-другую.

Соглашаюсь. Но ловлю себя на мысли, что делаю это не только ради сына, а ещё потому, что теперь мы будем видется с Ясминой каждый день. И от этого в груди становится теплее

* * *

Кажется, весь особняк вымер. Стоит оглушающая тишина, только изредка появляется охрана или мелькает серое платье горничной.

Сегодня день похорон. Выезд на кладбище через два часа. Но, кажется, стрелка прилипла к циферблату.

Ляйсан вздыхает. Возится под моей рукой.

— Адаму глусно… — шепчет тихонечко. — И мне тоже…

Трется носиком о мое плечо. Ласково целую темную макушку.

— Не грусти, любимка. Просто… такое бывает.

Я постаралась объяснить Ляйсан, что случилось. В общих чертах, очень мягко, но все же моя девочка слишком остро отреагировала. Тут же вцепилась в меня, залезла на руки, и некоторое время отказывалась отпускать.

А ты не уйдешь на небо, мамочка? — шептала, вздрагивая всем телом. — Плавда?

В ответ я убеждала Ляйсан, что со мной все хорошо, я не болею. А вот мама Адама сильно болела. Как баба Тамара. Дочка ещё смутно помнила свою двоюродную бабку. Но тогда все было проще.

В общем, кое-как Ляйсан успокоилась. И даже изъявила желание навестить Адама. Но вчера не получилось, а сегодня… даже не знаю, уместно ли.

Хочу озвучить свои мысли Ляйсан, но сбоку слышится шорох — кто-то приближался к комнате отдыха. Оборачиваюсь — и сердце пропускает удар. Богдан с Адамом. Оба в черных одеждах, молчаливые и собранные.

— Доброе утро, — поднимаюсь навстречу.

А дальше не знаю, что сказать. Адам выглядит ещё печальнее, чем раньше. Вчера мне хотя бы удалось отвлечь его разговорами, а сегодня…

— Тетя Яся, вы поедете с нами? — выдает вдруг.

Теряюсь. Ляйсан жмется ко мне и тоже молчит. А Богдан шумно вздыхает.

— Сынок, мы же говорили…

— Нет-нет! — даже руки вскидываю. — То есть, я совсем не против, просто… Может, мы там не к месту, не хотелось бы мешать…

Адам расстроенно отворачивается. Ну что ты будешь делать!

— … Мы с Ляйсан поедем, — заявляю решительно. — Только во время церемонии дочка останется в машине. Хорошо, милая?

Моя девочка торопливо кивает. Она очень хочет поддержать Адама, вот только… надеть нам нечего.

Богдан, кажется, понимает причину моего беспокойства. Достает мобильный и быстро набирает сообщение.

— Насчёт одежды не переживайте. Сейчас будет.

Дальше все происходит очень быстро. Вот я снимаю с вешалки темное платье, которое мне доставили просто с космической скоростью, а вот мы с Ляйсан в машине. С другого бока ко мне жмется Адам. А Богдан сидит напротив.

— Это будет недолго, — сообщает мне. — Спасибо, что согласилась.

Киваю. Разве я могу отказать? Происходящее для бедного Адама — огромный стресс. И я очень постараюсь, чтобы мальчик пережил его как можно легче.

* * *

Богдан

Этот день похож на комок смятой грязной бумаги. Мне хочется поскорее от него избавиться. Выкинуть из памяти и жить дальше. Без Инги как-то справлялись. Сейчас ничего не поменяется.

Крепко сжимаю ладонь сына, пока земля стучит по лакированному дереву. Рядом Ясмина, положила ладошку Адаму на плечо.

Рабочие быстро заканчивают с могилой, Грачевский говорит несколько слов, а потом я тороплюсь увести Адама в машину. Ну вот и все. Скорее обратно в особняк, провести день с сыном, поддержать его и успокоить.

— Хочешь, я испеку твои любимые оладьи? — мягко предлагает Ясмина. — Или просто погуляем…

Адам равнодушно дергает плечом. Он подавлен больше, чем я предполагал. Но Ясмина не сдается.

— … А можно и то, и другое. Главное сейчас — отвлечься. Помню, мне всегда помогали мультфильмы. Вроде бы взрослая тетя, — чуть-чуть улыбается, — а по-прежнему люблю анимацию…

— Лучше гулять, — поддерживает Ляйсан. — Долго-долго! А потом вкусное какао и спать…

При упоминании о какао Адам оживляется. Самую малость, можно легко пропустить, если не знать сына. Но Ясмина знает.

— Я умею делать рисунки на молочной шапке, — сообщает она доверительно.

И Адам, наконец-то, смотрит на нее.

— Рисунки?

— Самые настоящие! Хочешь посмотреть?

Сын фыркает, но я вижу интерес. И беседа продолжается. Постепенно, шаг за шагом, эта удивительная девушка вытягивает Адама из скорлупы молчания.

А я в который раз поражаюсь, сколько же в ней того самого женского тепла и мягкости. Османов просто дебил. Разве могут быть нужны какие-то любовницы, если рядом такая жена? Вот если бы Ясмина была моей…

От мелькнувших перед глазами картинок сбивается дыхание.

Но я заставляю себя сосредоточиться на разговоре. Сейчас об этом думать точно не время. Адам взвинчен. А Ясмина… Она пока еще не готова, хоть и подпустила ближе. Надо как-то уговорить ее подождать с переездом, а лучше — отказаться от него совсем.

* * *

Арсен

Позавчера был день рождения Ясмины. И впервые за все время нашего брака дом был абсолютно пуст. Ни гостей, ни поздравлений, ни красавицы-жены с дочерью… Идеальная картинка семьи превратилась в прах. И это охренеть как неправильно! Со мной не должно было такого случиться!

Злость ищет выход. Подстегивает разнести особняк по кирпичику, а бесполезную обслугу прикопать. Но толку?

Мою ненаглядную суку этим не вернуть.

Хрен его знает, может, она вообще сдохла! Ни одного толкового отчета. Похожих на нее видели то в Москве, то в Питере, то черт знает где! Зарецкий уверен, следы путают нарочно. На самом деле тварь все еще где-то отсиживается. Ждет, пока будут готовы документы, чтобы свалить из страны.

Я должен успеть найти ее! Но с каждым днем ощущение собственного бессилия только нарастает. Выедает изнутри кислотой. Мешает работать, думать… иметь девок, в конце концов! Их ухоженные тела и зареванные мордашки больше не возбуждают. Зато стоит подумать, как я раздвигаю ноги Ясмины — и стояк обеспечен.

Хочу эту тварь до трясучки. И пусть только попробует лечь под другого… Убью! Но в груди медленно зреет поганое предчувствие.

Она ведь может сделать назло. И ей даже не нужно искать — просто улыбнуться подходящему мужику, и готово! Грохаю кулаком по столу так, что пустой бокал подскакивает.

Нужно было сегодня остаться у родителей. И похрен, что мать меня едва ли замечает. Разобиделась на поведение сына, видите ли… Не так воспитала! Плевать. Отец поддерживает. Он всегда был для меня ориентиром.

Вот и сейчас подначивает искать тщательней… Возможно, зацепка все-таки найдется. Весь вечер провожу в бесполезных мыслях. Ночью едва ли успеваю перехватить несколько часов сна. Зато утром… О, это было прекрасное пробуждение!

— К вам Исаев, — отчитывается охранник.

Кофе, которое я пью, становится поперек горла. Отец Ясмины просто так не пришел бы! Он редкостное сцыкло. Сложил лапки сразу, как дочурка удрала. Но сейчас, глядя на сияющую морду тестя, уверен: он принес хорошие вести.

— Она в районе Новосибирска, — вываливает с ходу. — Смотри…

И на стол летит несколько снимков. Раскадровка с одного из местных пабликов, где запечатлено какое-то ДТП в частном секторе. А на заднем плане едет машина… Неплохая такая тачка, солидная. И на заднем сиденье прислонилась к стеклу моя жена! Чашка летит на пол, брызжет во все стороны осколками.

— Номер!

— Не смогли найти, — лопочет тесть. — В этом районе нет камер, тем более авто частично скрыто другими…

— Мне нужна марка! Имена владельцев!

— Модель ходовая. Ребята нашли несколько тысяч.

— Ищите! Чтобы через неделю был результат!

— Как получится, — швыряет тесть и пятится к двери.

Трусливая сволочь!

Но ничего. Главное — зацепка есть, и я не намерен ее упускать!

Загрузка...