Дрянная погода… Холодный ветер кусает щеки, толкает то в бок, то в спину, изредка сыплет дождем. Не стоило выводить Ляйсан на прогулку. Дочь, конечно, не обращает внимание на хмурое небо, а я… Вырваться из дома хоть на несколько часов — уже счастье.
Только на свежем воздухе ощущается иллюзия некой свободы. Кажется, я могу пойти куда хочу и, как прежде, сама себе хозяйка.
Горькая улыбка трогает губы.
А была ли я сама по себе? Или просто удобно не замечала ошейника? Сначала родительский дом, потом замуж и почти сразу беременность…
Ляйсан громко хохочет, догоняя взъерошенных голубей. Она — мое счастье. И мой якорь. Без нее сбежала бы на первом попавшемся поезде. Сделала бы все, чтобы Османов меня не нашел. Но как это сделать с ней?
Яйсан совсем ребенок. Она не поймет, хоть и чувствует напряженность между мной и Арсеном. А если бы детей было двое? Как будто раскаленная игла шевелится в сердце, стоит подумать о не рожденном малыше. Каждую секунду я пытаюсь гнать эти мысли прочь. Но они возвращаются снами. Снова вижу кровь, слышу звон медицинских инструментов. Просыпаюсь от собственного крика, и один раз очень напугала дочку. А вот Османов молчит. Подсунул мне только визитку психотерапевта… Урод!
Ветер толкает в спину.
Делаю несколько шагов к Ляйсан и снова застываю.
Уже пару дней как я давлюсь гремучей смесью боли и отчаяния. Разрываюсь между жгучим желанием мести за потерянного ребенка и страхом за Ляйсан. Не могу придумать хоть сколько-нибудь толковый план побега. А все мои требования отдать документы Османов встречает полным лицемерного тепла «Дай мне шанс».
И это хуже, чем удар под дых. Все эти нежные взгляды, оставленные на столе завтраки, записки… Лучше бы держал свой хрен в штанах, паскуда! Но ради дочери я пытаюсь быть невозмутимой. Ляйсан и так поняла, что у нас не все гладко. И чем больше проходит времени, тем труднее придумывать отговорки.
— Папа!
Звонкий крик заставляет вздрогнуть. Оборачиваюсь и замечаю, как по брусчатой дорожке к нам приближается Османов. Пальто нараспашку, ветер треплет темные волосы, осыпая их мелкой моросью. Этакий брутальный модник из журнала. Несколько женщин оборачиваются ему вслед. О да, я понимаю их интерес! Видела его раньше… И всегда считала это поводом для гордости, но никак не для подозрений. Трижды дура.
Перевожу взгляд на Ляйсан. Дочка рада Османову, но косится в мою сторону — ей важна реакция мамы. Это греет сердце. В отличие от внезапного явления мужа, который решил впервые за долгое время приехать среди рабочего дня. Да не с пустыми руками…
— Зря беспокоился, — давлю из себя, разглядывая стаканчики с кофе и небольшую коробочку с пирожными. — Мы с Ляйсан пообедали.
— Но они исполтятся… — робко возражает дочка.
Она никогда не против угоститься сладким. Наступая себе на горло, давлю улыбку.
— Конечно, милая, ты можешь поесть, если хочешь. Но немного.
— Ула!
И малышка тянет меня к стоящим недалеко беседкам. Османов идет следом. Его взгляд жжёт спину, делает ноги слабыми.
Чувствую себя ничтожеством. Я даже не сумела придумать хоть сколько-нибудь толковую отговорку и теперь должна купаться в проникновенных взглядах и ласковом «Ясмина…»
Глубоко вдыхаю промозглый октябрьский воздух. Это какой-то извращённый душевный мазохизм! Арсен нарочно ведёт себя так, будто у нас чертов конфетно-букетный период.
Не наседает, но постоянно рядом, и сейчас вместо того, чтобы сесть напротив, устраивается сбоку.
— Ты не замерзла? — мурлычет будто невзначай. — Я захватил не только пирожные — в машине есть плед.
— А документы не захватил?
Щелчок попал точно в цель — на скулах Османова проступают желваки. Он злится, а я, как ненормальная, жду ругани. Ну давай же, покажи себя настоящего! Перестань играть в эту дурацкую заботу и начни давить!
Но через секунду муж мягко улыбается:
— Я захватил билеты в кино. На новый мультик…
Ляйсан счастливо хлопает в ладоши, а я глотаю кофе и стон. Каков гаденыш!
— … Помнишь, на первом свидании мы тоже их смотрели? — рокочет вкрадчиво.
По спине сыплет табун мурашек.
О да, я помню! И, хоть убей, не скажу название того мультфильма. Потому что весь сеанс только и думала что о нежных прикосновениях к запястью и обжигающе-горячей ладони, ползшей по бедру. А еще о бархатном шепоте на ушко.
Поэтому, когда зажегся свет, я боялась встать с кресла — думала, что там осталось мокрое пятно. И первый раз получила удовольствие в душе от собственных пальцев. А на следующем сеансе мы уже вовсю целовались…
— Ясмина, — доносится будто сквозь вату.
И меня снова передергивает, на этот раз от отвращения.
Воспоминания о прошлом отравлены настоящим. Окунаться в них все равно что в горное озеро, на дне которого жирным слоем лежит грязь.
Смотрю на Османова и понимаю, что провести с ним время в полутемном помещении — это слишком.
Но Ляйсан дёргает за руку. Она готова бежать в кинотеатр хоть сейчас, и мне приходится нацепить улыбку.
Лишь одно греет сердце: когда я усаживаю дочь между мной и мужем, отчётливо слышу шумный вздох — Османов недоволен. Ну ничего, потерпит! А потом я снова предложу развестись.
Арсен
На экране дёргаются какие-то коты, псины, люди… Хрен их разберёт. Не слежу за сюжетом. Как идиот, посматриваю в сторону жены, откровенно любуясь нежным профилем и соблазнительно-пухлыми губами.
Ясмина сидит в полутораметрах от меня, а кажется, что на другом конце Земного шара.
Выставила колючки, каждый день требует документы, и, видит Аллах, нервы уже на пределе.
Да сколько можно⁈ Мне что, наизнанку вывернуться, доказывая, что я действительно сожалею⁈ Каждый чертов вечер провожу дома, ворочаюсь в холодной постели, а весь мой досуг — быстро получить разрядку в душе, представляя вместо руки жену.
Какое-то гребанное извращение заниматься этим, когда рядом нормальная женщина. Которую, к тому же, я хочу до усрачки.
Но все равно терплю. Неделя — это слишком мало, жене нужно больше времени. Однако Ясмина не хочет мне в помогать. Корчит из себя недотрогу, смотрит как на дерьмо, но за презрительной гримасой я вижу растерянность. Знаю, что моя девочка ещё цепляется за прошлое, и как могу давлю на то, что измена была единичной.
Да, она привела к кошмарным последствиям, которые Ясмина не сразу забудет. Но, черт возьми, пора бы сдвинуться с мертвой точки!
Ляйсан, сидящая между нами, хихикает. Тянется к матери, чтобы сказать ей что-то, а меня прямо кроет.
Будь дочь больше привязана ко мне, насколько облегчилась бы задача! Я бы смог использовать ее на полную катушку, но вынужден подстраиваться под детские «хотелки». Это раздражает. Как никогда сильно я жалею, что первым получилась девочка, а не мальчик.
Ляйсан снова смеётся. Надо будет больше проводить с ней времени… Ясмина — хорошая мать и не оставить ребенка. Это поможет нам сблизиться. Мобильник вдруг вибрирует. Уже третий раз за час.
Мысленно ругаюсь. Сказал же — не беспокоить! Жена должна видеть, что я тут весь мехом наружу.
Но, глянув на экран, все-таки выхожу из зала. Чувствую пристальный взгляд Ясмины и с удовольствием отмечаю, что ей не безразлично. Ясмина показывает зубки, но злость лучше, чем равнодушие.
— Какого хрена⁈ — рычу, едва оказавшись в холле.
Но безопасника этим не напугать.
— Прошу прощения, Арсен Дамирович, нашли еще кое-что интересное по вашему вопросу. Когда можно к вам подойти?
Проклятье!
Готов сорваться и ехать прямо сейчас, но Ясмина… Нет, жена не поймет. И облажаться я не имею права. Так что…
— Через два часа, не раньше.
— Понял вас.
И отключается. А я медленно выдыхаю сквозь зубы. Ох, любимая… Надеюсь, ты оценишь мои усилия. Не хотелось бы прибегать к крайним мерам.
После посещения кинотеатра Османов куда-то сваливает. А охрана нежно берет меня в клещи и ведёт к машине.
Ох, как же я ненавижу этих здоровенных бугаев, которые теперь всегда рядом. Даже в долбанном детском центре они трутся поблизости, не выпуская нас с Ляйсан из вида ни на минуту.
И я совершенно не знаю, как ускользнуть от их внимания. Хотя бы один чертов час! Этого бы хватило на поиски информации, как сбежать. Ведь есть же какие-то кризисные центры для женщин. Но где? Как до них достучаться? И не получится ли так, что меня просто-напросто сдадут мужу, чтобы избежать проблем?
Как загнанное в клетку животное, выхаживаю из угла в угол. Делаю вид, что смотрю в окно. И не реагирую на настойчивые попытки родителей до меня дозвониться.
Потому что прекрасно знаю, о чем они будут говорить. И не желаю выслушивать этот бред.
— Мамоська! — доносится из гостиной. — Папа плиехал!
Сглатываю тугой комок.
Всю неделю Османов приходит не позже шести, превращая вечер в маленькую пытку. Наш дом большой, но я не нахожу места, где спрятаться. Под тем или иным предлогом, Османов крутится рядом. Но хуже всего — он взял в оборот дочь.
Смотрю в темные глаза Ляйсан и улыбаюсь через силу.
— Да, милая… приехал.
Но дочка все равно хмурится — чувствует мое недовольство. Я, конечно, постаралась объяснить, что взрослые иногда спорят, но мир в понимании пятилетнего ребенка прост. Поссорились? Значит, надо мириться. Папа же такой хороший. Носит подарки, цветы, улыбается и называет «любимыми девочками». А меня всякий раз передергивает. Любимые, да… Настолько, что не единственные.
Ляйсан тяжело вздыхает.
— Мамоська, ты сильно-сильно злишься? — заглядывает мне в глаза.
И что ей ответить? Как правильно поступить, чтобы не сделать хуже?
— Любимка моя… — начинаю, но мою речь прерывает хлопок двери.
Хозяин золотой клетки соизволил явиться. Наверняка не с пустыми руками.
И верно, не проходит и минуты, как в детской появляется Османов. Его темный взгляд, как рентген, безошибочно находит меня среди игрушек и детской мебели. От этого сердце подскакивает к горлу, а в желудке сворачивается свинцовый ком. Хочется схватить дочь в охапку и мчаться прочь, но дорогу уже перегородил охранник с огромной коробкой.
— Подарок моим принцессам, — бархатно рокочет муж.
Ляйсан счастливо вскрикивает и бросается к Османову. А я шкурой чувствую волну превосходства, исходящую от Арсена.
Знает, скотина, как повлиять на дочь.
Стискиваю зубы, наблюдая, как Ляйсан расправляется с обёрткой.
— Домик! — смеется громко.
Рассказывает мне про каких-то кукол, коллекции и все такое. А я киваю, как китайский болванчик.
Дурное предчувствие удавкой захлёстывает горло. У Османова слишком довольный вид. Это нехорошо.
— Соберём домик? — прорывается сквозь грохот крови в ушах.
И я со свистом выдыхаю воздух. Ну конечно, вот что он задумал! Совместный досуг…
А Османов как был — в костюме, — так и садится на пол. Небрежным движением сбрасывает пиджак, подкатывает рукава белоснежной рубахи. Все это без лишнего пафоса, но так, чтобы дать мне возможность ещё раз полюбоваться, насколько природа оказалась благосклонна к этому мужчине.
Ляйсан присаживается с другого бока, смотрит вопросительно, и мне ничего не остаётся, как принять правила игры.
Молча устраиваюсь рядом с дочерью. Подальше от Османова. Но, кажется, это его не смущает.
— На маме будет самая важная часть работы — инструкция, — протягивает мне книжицу.
Осторожно беру ее, стараясь не коснуться пальцев мужа.
Но быстрее пули мне прилетает контрольное:
— … А помнишь, как мы собирали кроватку для Ляйсан?
И сердце сжимается до размеров горошины. Это нечестный ход — заставлять вспоминать прошлое! Может, Османов не был романтиком, но в нашей жизни случались особенные минуты близости. Например, когда мы вместе оформляли детскую. Или наряжали ёлку на Новый год. Или гуляли с дочкой… Но гораздо чаще тогда еще любимый муж работал допоздна. Возможно, в горизонтальной плоскости.
И с языка срывается полное едкой горечи:
— Помню. И твои командировки тоже.
Арсен
Хрен его знает, как мне удалось сохранить лицо. Милая жёнушка не перестает жалить словами и делами.
Ее оборона все ещё крепкая, и это начинает действительно выбешивать.
Какого, спрашивается, я корячусь? Не хочет по-хорошему — могу по-плохому. Месяц вдали от дочери вернёт Ямине мозги и окоротит гордость. А заодно поставит крест на чувствах Ясмины. Пока жена думает, что я оступился однажды. Под толщей неприязни в ее глазах мелькает сомнение.
Это даёт надежду, что я ее сумею дожать. Надо только приложить ещё немного усилий.
Поэтому, затолкав недовольство куда поглубже, ухмыляюсь и беру в руки одну из частей домика.
— Эти командировки, любимая, были просто командировками. Я впахивал там как проклятый, бегая между заказчиками и поставщиками…
Ясмина закатывает глаза. Не верит мне. Но хочет. Замечаю, как нервно вертит в руках инструкцию.
— … Иногда у меня не хватало сил доползти до душа. Помнишь Стамбул? — ловко вворачиваю ту единственную поездку, когда жена меня сопровождала. — Я уснул в номере, даже не разувшись…
Щеки жены идут красными пятнами. Ей нечего противопоставить. А я в который раз благодарю свою предусмотрительность. Однажды Ясмина решила, что хочет работать. Пришлось ненавязчиво продемонстрировать, что это не лучшая идея.
— … Поэтому да, я тоже помню их, Ясмина. Но с удовольствием бы забыл.
Моя девочка снова фыркает. Утыкается в инструкцию, всем видом демонстрируя, что разговор ее не впечатлил. Не настаиваю на продолжении. Пусть пока обдумает услышанное. А потом продолжим.
— Папоська, а меня возьмёшь в ко… ко…
— Командировку, — подсказываю дочери.
Инструкция зло хрустит. Ясмина снова в напряжении.
— Да, кодиловку!
— Прости, дочка, это и в самом деле тяжело. Лучше слетаем на море.
Ляйсан хлопает в ладоши. Она счастлива.
Ясмина в растерянности, но предчувствую ее нарастающий протест. Изгиб губ стал жёстче, глаза прищурила. Нет, милая, так не пойдет. У нас есть одно незаконченное дельце.
В том числе и ради этого я сейчас протираю задницей ковер, пытаясь собрать долбанный кукольный домик.
— Но перед поездкой на море нам с мамой нужно кое-куда сходить, — добавляю быстро.
Ясмина бледнеет:
— Что⁈
— Всего лишь званый вечер. Мы согласовывали его месяц назад.
Но в связи с последними событиями Ясмина может встать в позу. И, конечно, делает это.
— Считай, что я передумала! Можешь посетить его один!
— Это невозможно. На тебя уже выписано приглашение, списки гостей составлены. Да и вряд ли ты захочешь объясняться с отцом.
В глазах жены вспыхивает опасный блеск. Мне даже напрягаться не надо, чтобы представить, какими эпитетами она сейчас меня награждает.
Но вслух едва слышно цедит:
— Это подло, Османов.
— Обещаю, мы пробуем там совсем недолго.
— Мам, давай ты быстленько сходишь, а потом мы поедем на моле? — включается в наш диалог Ляйсан.
Какая умница!
Ясмина тихонько скрипит зубами. Понимает, что может выйти ей боком.
— А после этого вечера предлагаю обговорить возвращение твоих документов, — кидаю последний крючок.
И Ясмина сдувается. Она очень хочет вернуть паспорт. А я очень не хочу развода. Поэтому получит она его частями.
— Я подумаю, — цедит сквозь зубы.
И делает вид, что потеряла ко мне интерес. Да и плевать. Главное, чтобы в ресторане не дурила.