Клинок архангела

Глава 18

Пока он говорил, Хонор преодолела расстояние между ними и встала ближе, его плечо касалось её ноги.

— Я отправил дары обратно, но она не обиделась. — Исис верила, что он хотел большего, считала себя достойной большего. — Слитки чистого золота, мечи, украшенные драгоценными камнями, целый каскад сокровищ, которыми мог бы гордиться дракон, начали падать на простой порог дома, где я обрабатывал землю.

«— Дмитрий, я даже не представляла таких драгоценностей. — Он поднял взгляд и увидел неприкрытый страх в этих знакомых тёмно-карих глазах.

— Ингрид, ты моя жена, а не Исис. — Из-за гнева от того, что она усомнилась в нём, его тон стал резче.

— Знаю, ты не нарушишь брачные обеты, муж. — Дрожащими руками подтыкаю одеяло ребёнку. — Но я боюсь того, что этот ангел сделает, чтобы завладеть тобой».

Он отмахнулся от беспокойства Ингрид, потому что, в конце концов, он простой фермер.

— Я думал, что она устанет от моих отказов и исчезнет. — Он был глупцом, невинным в том смысле, в каком сейчас не мог себе позволить. — Но, как и Микаэла, — сказал он, назвав имя архангела, которого большинство людей сегодня считают самой красивой женщиной в мире, — Исис привыкла получать всё, чего хотела.

Её вампиры забрали его, когда он возвращался домой после похода по рынкам, конфета для Миши была надёжно спрятана в одном кармане, красивая лента для жены — в другом. Для малышки же он купил кусочек ароматизированного дерева, из которого можно сделать погремушку. Он видел, как приближаются создания Исис, у ему хватило времени дать Мише конфету, погладить по щеке спящую дочь и поцеловать на прощание свою красивую, сильную жену. Дмитрий никогда не забудет слова, которые жена сказала в тот день, и любовь, которой окутала его. Хотя знала, что скоро он окажется в постели с другой женщиной, предав клятвы, которые дал ей одним ярким весенним утром на рубеже времён года, перед рождением Миши.

«— Ты простишь меня, Ингрид? За то, что я должен сделать?

— Ты ведёшь битву. — Она положила руку ему на щеку. — Ты делаешь это, чтобы защитить нас. Здесь нечего прощать».

— Если бы я согласился с самого начала, — произнёс он сейчас, проглатывая гнев и тоску, которые никогда не утихали, — думаю, Исис использовала бы меня, а затем отвергла. Я мог бы вернуться домой. — К единственной женщине, которую любил, к сыну, к дочери. — Но поскольку я ясно дал понять, что не хочу её, она играла со мной, как кошка с мышью. — Сначала Исис затащила его в постель, безумно довольная осознанием того, что он не мог отказать.

«— Какие у тебя красивые дети, Дмитрий. Такие маленькие… так легко их сломать».

Позже, после того, как насытилась, его утащили в холодные, покрытые плесенью недра огромного замка, где Обратила с методичной заботой. Только после того, как Обращение завершилось, его тело окрепло и стало способнее переносить повреждения, его раздели догола и приковали цепями в положении распростёртого орла, выставив напоказ каждую деталь.

— Она начала с хлыста с металлическим наконечником, острым как бритва

— Хватит, Дмитрий. — В его волосы вцепилась рука. — Я не могу этого вынести. — Он услышал слёзы и был поражён. Хонор почти разрушили в той адской дыре, в которой держали два бесконечных месяца, но, согласно её записям в психиатрической клинике, она ни разу не плакала за все месяцы, проведённые в больнице. Ни разу. Её врачи были очень обеспокоены, что она держит в себе эмоции и может взорваться. Но когда она опустилась перед ним на колени на камни и обхватила ладонями его лицо так, как он не позволял ни одной женщине почти тысячу лет, её глаза наполнились влагой.

Протянув руку, он проследил дорожку одной слезинки по её щеке, вниз к подбородку, где поймал капельку и поднёс ко рту. Солёная слеза была странной и незнакомой. Дмитрий не плакал. Больше, после того дня, когда сломал шею своему сыну, ни разу.

— В моё время, — сказал он, — многие верили в ведьм. Ты ведьма, Хонор, и заставляешь меня многое рассказывать?

Заставляла его вскрывать раны, которые оставались надёжно затянутыми так долго, что большую часть времени удавалось забыть об их существовании.

Она продолжала обнимать его лицо нежными руками и потянула вниз, пока их лбы не соприкоснулись.

— Я не ведьма, Дмитрий. Будь это так, знала бы, как тебя вылечить. — Такие странные слова, хотя именно она сломлена. Возможно, ему следовало бы разозлиться на высокомерие Хонор, но его эмоции по отношению к этой охотнице были не так просты.

— Расскажи, — приказал он. Опустив руки, она поднялась и подошла к самому краю ручья, вода целовала её сапоги, спускаясь по небольшому склону и углубляясь в лес.

Он тоже поднялся и встал рядом. Хонор потребовалось много времени, чтобы начать говорить, но её слова вернули его во времена, когда он жил только ради клинка. Он научился сражаться на стороне Рафаэля, простой земледелец стал тем, кто знал только тёмную ласку смерти. Ничто иное не могло погасить ярость внутри, ни на десятилетия, ни на столетия. Единственная милость его Обратили во времена кровавых битв между бессмертными, и меч никогда не испытывал недостатка в пище — те времена давно минули, но Дмитрий не растерял смертоносные навыки.

— Был один человек, — начала Хонор, глядя на воду, но, не видя весенне-зелёного леса, пронизанного золотым светом. — Главный. — С завязанными глазами, она могла лишь чувствовать сосновый аромат его лосьона после бритья… и уродливость его присутствия. — Он дразнил меня возможностью, что я смогу убедить отпустить меня. — Вместо того чтобы заткнуться, она приняла решение продолжать говорить, потому что голос единственное её оружие. — Когда он уходил в первый день, ударил меня так сильно, что зазвенело в ушах. — Она была ошеломлена неожиданным ударом, внутренняя сторона щеки кровоточила, заливая рот. — Я не видела его, возможно, день. — Она провела этот день голой на бетонном полу и привязанной к металлическому кольцу, вделанному в бетон. Разъярённая решимостью, она пыталась освободить хотя бы одну руку, даже сделала сознательный выбор попытаться сломать запястье. Но путы были слишком тугими и хорошо сконструированными. — В следующий раз он извинился, ослабил натяжение цепей после того, как снова подвесил меня; и принёс что-то выпить. — Она с сосредоточенной жадностью проглотила жидкость, понимая, что понадобятся все преимущества, если собирается пережить это. — Он хотел подготовить меня к моменту, когда я начну быть благодарным ему за то, что он позволил мне жить.

Но Хонор прошла обязательный и строгий курс психологического давления в Гильдии, и была подготовлена к тому, что может оказаться заложницей. Но даже этого не хватило, учитывая продолжительность её заточения, но она выросла в тридцати разных приёмных семьях. Некоторые были хорошие; большинство пригодны для жизни; другие ужасны. И этот опыт научил её одному — всегда искать истинное лицо человека.

— Я не знаю, сколько дней он придерживался такого курса. Я довольно быстро потеряла чувство времени. — Поскольку в её тюрьму можно было попасть только по внутренней лестнице, она даже не могла рассчитывать на вспышку солнца, когда дверь открывалась, чтобы сориентироваться. — Я пыталась подыграть, но он понял, что я манипулирую. — Хонор заставила себя рассказать Дмитрию остальное. Она впервые поведала об испытании кому-то, а то, что это был Дмитрий… но, возможно, лишь он и будет знать. — Он питался от меня, из горла. А рукой… касался меня. — В отвратительной пародии на ласки, нежность его прикосновения делает это не меньшим насилием. — Потом он прошептал о знании, что был моим первым. — Это тоже правда. Она всегда испытывала отвращение к тому, чтобы позволять кому-либо питаться от неё. Это была не просто неприязнь, а глубокое, тошнотворное отвращение к акту, необъяснимое по своей силе. — Думаю, именно поэтому он выбрал меня.

— Планирование, — сказал Дмитрий ледяным голосом, — и терпение, довести дело до конца. Сложи это со знанием аппетитов Валерии, Томми и других, а значит, мы ищем сильного вампира, как минимум трёхсотлетнего. Любому, кто моложе, было бы трудно завоевать доверие.

— Да. — Его прагматичная манера облегчала задачу, заставляла чувствовать себя охотником, а не жертвой. — У меня сложилось такое впечатление от его речи… по большей части он говорил современно, но иногда использовал старомодные слова или формулировки.

— Как он одевался? — Внутренности Хонор сжались, когда разум вернул ощущение нападавшего, прижимающегося к ней, и его возбуждённое тело заставило то немногое, что она съела, подняться к горлу.

— Двубортные костюмы. — Она всё ещё чувствовала, как пуговицы врезаются в кожу.

— Это исключает из уравнения несколько старых, — ни намёка на эмоции, — но я пока не буду их игнорировать.

— Да, он умён, и мог бы изменить свой обычный стиль. — Увидев полосатый хвост ястреба, летящего на ветру над головой, она проследила за его продвижением над деревьями. — Дом, где они нашли меня, находился в центре заброшенного жилого комплекса, примерно в часе езды от Стэмфорда.

— Я читал досье. — Она повернулась к нему… и чуть не отшатнулась от безудержной ярости в тёмных глазах, горящих чёрным пламенем.

— Дмитрий. — Он не ответил, его волосы развевались на ветру, который гулял среди деревьев, обнажая грубые черты лица чувственной красоты, и Хонор поняла, почему ангел жаждала обладать им. Но потом этот ангел причинила ему боль — мысль об этом вызвала в душе Хонор гнев, такой глубокий, будто он был частью её с момента рождения.

— Мне нужно вернуться на Манхэттен, — наконец, сказал Дмитрий, поворачиваясь к поляне, где ждал вертолёт. В тот момент он выглядел за гранью отстранённости, мужчиной, который не следовал никаким правилам, кроме собственных. Но подождал её на опушке леса, укорачивая шаг, чтобы она подстроилась к нему. Она не стала ошибочно думать, что это означает, будто у неё есть какие-то права на него. Что бы ни притягивало их друг к другу, это хрупкая, почти ломкая конструкция. Дмитрий кто угодно, только не такой; он сформировался в реках крови. И всё же когда-то он жил в маленькой деревне, зарабатывал на жизнь своими руками. Простая жизнь, но ради неё отверг предложения ангела, известного своей красотой. Большинство мужчин приняли бы такое приглашение, хотя бы из-за новизны. Возможно, он был слишком горд, чтобы стать мимолётной игрушкой ангела… или, возможно, его сердце уже принадлежало другой.

Мерцание на её коже, ощущение неоспоримой правоты. Однако она проглотила вопрос, вертевшийся на кончике языка — вопрос о женщине, воспоминание о которой придало интимную интонацию голосу в тот единственный раз, когда он упомянул её. Не только потому, что сейчас неподходящее время или место, но и потому, что каким бы ни был ответ, не будет хорошим. Не тогда, когда Дмитрий шёл один.

— Что-то разузнал о тату? — спросила она вместо этого.

— Три мастера-татуировщика, с которыми консультировались, придерживались мнения, что, независимо от сложности, это любительская работа.

— Чёрт. — Это значительно затрудняет идентификацию исполнителя. — А те, кто может быть предан Исис?

— Её имя умерло и забыто. — Повернувшись к ней, он остановился в тени дерева с почти изящными ветвями, увешанными дрожащими листьями, пространство вокруг было относительно чистым. — Кто бы это ни был, стремится воскресить её и держал свои намерения в секрете.

— Преданность? — Она встретила его взгляд, и в его глазах Хонор увидела тысячу тайн, могущественных и окутанных бархатными тенями, сформированными из насилия и боли. — Если он — или она — так долго почитал Исис, должен считать её богиней. Слишком драгоценной, чтобы запятнать пристальным вниманием тех, кто мог бы посмотреть на неё желчным взглядом.

— Возможно. — Не нарушая интимности зрительного контакта, Дмитрий коснулся рукой её лица. Это больше не было странно и не раздражало — грубый жар его кожи на её.

И хотя сердцебиение Хонор ускорилось, это произошло, как у любой женщины, когда её ласкает мужчина, столь греховно неотразимый. Решение было инстинктивным, она обхватила его лицо ладонями, когда эротический дождь из горького шоколада и жидкого золота каскадом обрушился на её чувства. Дмитрий склонил голову, чтобы прижаться губами к её губам.

Вспышка черноты и небытия… Хонор оказалась на другой стороне поляны. Взглянув вниз на лезвие в руке, затем на Дмитрия, она сдержала крик.

— Как сильно я тебя порезала? — Резкий вопрос, искажённый гневом, отчаянием и мучительным чувством неудачи. Он поднял руку, окрашенную в красный цвет диагональным разрезом поперёк ладони.

— Ничего серьёзного. — Такая травма вполне могла стоить человеческому мужчине использованию руки. Хонор могла повредить нерв. Засунув нож обратно в ботинок, предварительно вытерев его об опавшие листья, она запустила руки в распущенные волосы, грудь вздымалась так, словно она пробежала милю.

— Ну, вот и ответ на вопрос, да? — Пропасть между мечтами и реальностью была зияющей. Густая капля крови стекала по его пальцам, падая на землю в багровой тишине. Дмитрий выгнул бровь.

— Это говорит мне о том, что нужно быть быстрее. — Её смех был отрывистым, горьким.

— Ты и так быстрый. — Вампир его возраста и силы мог свернуть ей шею прежде, чем она успела это заметить. — Но позволил мне ранить себя.

— Нет, Хонор. Я никому не позволяю причинять мне боль. — Чёрный шёлк на коже. — Однако я смотрел на твои губы, а не на руку с ножом. В следующий раз я сначала обезоружу тебя. — Явное высокомерие этого заявления пробилось сквозь колючее уродство эмоций, вызвав жар в венах.

— Да? Что ж, может, в следующий раз я отрежу тебе руку, — сказала она, хотя вид крови что-то сделал с ней, вызвав внутреннее отвращение.

— Хорошо, что ты понимаешь, — он подкрался ближе и коснулся пальцем её нижней губы, дым осязаем, как прикосновение любовника, поглаживающего в тех местах, от которых она задыхалась, — что следующий раз будет.

Хонор не знала, что ответить на это заявление, потому что в этот момент над ними пронёсся сильный ветер, за которым последовал ангел с бело-золотыми крыльями, приземлившийся всего в трёх футах. Её сердце дрогнуло — большинство смертных, встретивших Архангела Нью-Йорка, заканчивали жизнь смертью. И в этот момент на неё упал взгляд глаз абсолютной, безжалостной синевы, невыносимо красивые… и совершенно безжалостные. Момент завис во времени, и Хонор знала, что её оценивают.

Её смерть, подумала она, будет значить для него, так же мало, как смерть насекомого. Милостивый Боже. Как могла Елена назвать это нечеловеческое существо своей парой, затащить его в свою постель?

— Рафаэль. — Архангел переключил внимание на Дмитрия, и перья скользнули друг по другу, когда он сложил крылья.

— Произошёл второй инцидент.

Хонор, втянув воздух, чтобы облегчить боль в груди, вскинула голову, когда Дмитрий сказал:

— Вновь общественное место?

— Нет. Жертву оставили на складе, управляемом вампиром, у которого осталось десять лет по контракту.

— Без вариантов, что о теле немедленно не сообщат в Башню. — Дмитрий разговаривал с архангелом с фамильярностью, которая ясно давала понять, что их отношения не такие простые, как отношения главного и подчинённого. — Ты мог связаться со мной, не прилетая.

Рафаэль посмотрел на Хонор.

— Оставь нас. — Никто никогда прежде не говорил с ней таким тоном.

— Я могла бы, — начала она, не уверенная, где нашла мужество бросить вызов этому существу, от которого каждый крошечный волосок на теле встал дыбом, а тревога была настолько первобытной, что исходила из той части мозга, которая лишена чувств или разума, — помочь.

Архангел Нью-Йорка смотрел на неё долгим, леденящим душу взглядом.

— Возможно. Но это не тебе решать.

Дмитрий слегка изогнул губы от того, что увидел на её лице.

— Иди, Хонор. Я распоряжусь, чтобы тебя доставили осмотреть тело. — Было обидно осознавать, что её прогнали, словно чрезмерно амбициозного ребёнка, но ей хватило ума, понимать, что в этом не было ничего личного. Рафаэль хоть и взял в супруги охотницу, но не был и никогда не будет даже близко смертным. Повернувшись на пятках, она снова направилась к ручью. Что касается Дмитрия… она рассчитается с ним позже.