Клинок архангела

Глава 32

Своим пристальным взглядом Хонор проследила линии невероятной татуировки на левой стороне его лица, чёрные чернила на фоне загорелой кожи. Волосы убраны с его лица в аккуратную косичку, он был одновременно сексуальным и отстранённым.

— Ты пытаешься предупредить меня или защитить его?

— Не обязательно что-то из этого.

— Меня не нужно предостерегать от Дмитрия, Джейсон, — сказала она, задаваясь вопросом, ослабил ли этот тёмный ангел свою бдительность с кем-либо. — Я вижу его таким, какой он есть. Что касается остального… в этом нет необходимости. — Правда в том, что Дмитрий владел её сердцем. Казалось, что глаза Джейсона, как и крылья, ничего не отражали, хотя он смотрел прямо на неё.

— Многие бы свернулись калачиком и умерли после того, что ты пережила. — Метко подмечено, но ведь он ответил на её вопрос.

— Почти так и было, — сказала она, удивляясь, почему ответ мог иметь значение для ангела, но она нутром понимала, что для Джейсона это имело значение. — Но оказывается, злоба — чертовски хороший мотиватор — я не хотела, чтобы ублюдки победили. — Джейсон не сводил взгляда с её лица, и у Хонор возникло сильное ощущение, что он хотел продолжить тему, но следующие слова были прагматичными.

— В этом доме всё так, как и ожидалось.

— Да… нет, подожди. — Повернувшись, она вернулась к картине, которую поправила. На ней была изображена обнажённая Джиана в постели, смотрящая томным взглядом на художника, как женщина смотрит на любовника. — Это я уже видела, — прошептала она, обводя букву «Э» в нижнем правом углу, чувствуя, как накатывает тошнота.

— Это работа Эймоса.

— Возможно. — Кивнув, она подняла взгляд.

— Ты прав. Давай продолжим поиски. — Чернокрылый ангел безмолвно присутствовал рядом, когда она исследовала коридоры, с роскошным ковром кремового цвета, толстым и пышным там, где не был смят сломанной и перевёрнутой мебелью или заляпан кровью.

Чем дальше они заходили в дом, тем менее агрессивнее становились следы резни, пока, наконец, Хонор с Джейсоном не оказались в самом конце второго этажа, где ничего не было тронуто. Именно там они обнаружили доказательства, которые Хонор была бы счастлива никогда не находить. Тонкие простыни на большой кровати были смяты, на прикроватном столике стоял флакон чувственного массажного масла. На полу лежала не только мантия из атласа и кружев цвета бронзы, которую Хонор сразу узнала, а ещё мужская куртка и блестящие кожаные ботинки.

— Эймос был без обуви. — Это ясно демонстрировали кровавые следы. Одно из крыльев Джейсона коснулось её спины, когда он расправил их у неё за спиной, тёплое, поразительно тяжёлое.

— Некоторых вещей просто не должно быть.

— Да. — У Эймоса, подумала она, никогда не было шанса. С другой стороны, так много людей в мире преодолели ужасные преступления, совершенные против них, без необходимости пытать других. И всё же она не могла не представлять мужчину, который стал её ночным кошмаром, испуганным, беззащитным ребёнком.

— У тебя есть идеи о том, когда всё могло начаться?

— Эймос и Джиана всегда были близки, и это заметили. — Пауза. — Мы провели тихое расследование и не обнаружили ничего подозрительного.

— Они действовали умно. — Хонор вспомнила о слезах Джианы, о том, насколько убедительной она была в своём отчаянии. — Она была умна. — Отвернувшись от безмолвного обвинения в виде смятых простыней, она спросила: — Если бы это всплыло, привело бы к суровому наказанию? — Если да, то это вполне может оказаться самым сильным мотивом попытки Джианы убить своего сына.

— Да, к бесконечному. Даже среди самых распутных бессмертных, — добавил Джейсон, и она поняла, что в его тоне слышался жар ярости, — кое-что под строжайшим запретом. Подвергать ребёнка такому разврату — выше нашего понимания.

«— Такая милая и нежная. — Тон, пугающий своей мягкостью. — Я слышала, что твоя кровь — деликатес. — Горячее дыхание на лице.

— Нет! Пожалуйста! — закричала она, беспомощная, прижатая к полу. Смех. За ним последовал хриплый, влажный звук, а затем её крики, разрывающие воздух».

Хонор резко вернулась в настоящее с криком ужаса, застрявшим в горле.

Оттолкнув крыло Джейсона, ощущая жидкий шёлк его перьев, она побежала по коридорам, пока не выскочила на неожиданный солнечный свет, дождь прошёл с шепчущей быстротой. Золотой свет раннего утра заливал Хонор, создавая яркий контрапункт ужасной печали внутри. Та уродливая мысль, тот обрывок слов и звуков казался не сном, а воспоминанием. Её воспоминание, хотя она никогда не была в такой ужасной ситуации. Её сердце разрывалось от боли, она едва могла это вынести, испуганные крики разрывали душу на части.

— Хонор. — Потребовалось сознательное усилие, чтобы закрыть разрывающую бездну воспоминаний, которые эхом отдавались в сознании, и повернуться, чтобы поговорить с Джейсоном.

— Здесь нечего искать. — Вместо радости, которую она ожидала почувствовать в этот момент, когда охота на обидчиков подходила к завершающей стадии, внутри была пустота, чувство потери, которое вытеснило такие мелочи, как месть. — Я направляюсь в Гильдию. — Джейсон расправил крылья, полуночный оттенок был настолько тёмным, что поглощал солнечный свет.

— У ворот тебя ждёт машина.

— Дмитрий, — пробормотала она, зная, что он это устроил.

Джейсон бросил на неё проницательный взгляд.

— Он древний вампир. Это инстинктивно — относиться к своей женщине с такой заботой.

Мгновение спустя он исчез в порыве ветра, тяжело и быстро поднимаясь над слоем облаков, пока она не перестала видеть даже проблеск черноты. Но он оставил ей важную информацию об отношениях с Дмитрием. Его женщина. Она не сомневалась, что это был преднамеренный выбор слов со стороны Джейсона, ещё один намёк на то, как работал мозг Дмитрия.

Направляясь к воротам, она тщательно обдумывала это — потому что Дмитрий был самой важной частью её жизни, и она не собиралась лгать себе по этому поводу.

Хонор могла отказаться от машины и вызвать такси, дав понять, что не собирается позволять ему обращаться с ней, как с бабочкой в банке. Или могла смириться с тем, что её возлюбленный тысячелетний вампир, плюс-минус несколько лет, пришедший из того времени, когда такой поступок не вызвал бы удивления. Если быть предельно честной, приятно чувствовать себя желанной, чувствовать заботу о себе после одинокой жизни. Хотя она не могла дать определение отношениям между ней и Дмитрием, знала, что он будет защищать её с жестокой свирепостью, пока всё не закончится. Добравшись до машины, она скользнула внутрь.

Мало того, что наличие шофёра в Нью-Йорке не вызывало недовольства, но и молчаливое согласие с этим не причинило ей никакого вреда, в то время как это позволяло Дмитрию делать то, что нужно: заботиться о ней. Улыбка расцвела на лице Хонор, какое-то глупое счастье наполнило кровь. Она не сопротивлялась, хотя и думала, что капитуляция, когда дело дошло до машины, даст отличный инструмент для переговоров, когда надвигается более масштабное сражение. Стратегия — вот ключ к общению с таким умным и сурово практичным человеком, как Дмитрий.

«Мой Дмитрий».

Дмитрий взглянул на Рафаэля, когда они стояли на утёсе позади дома Рафаэля, над относительно спокойными водами Гудзона и напротив Манхэттена, который превратился в сияющий мираж в лучах утреннего солнца.

— Я ошибся? — спросил он, зная, что Рафаэль уже поговорил с Джианой. Он хотел ошибаться, потребность исходила от той его части, которая верила, что мать всегда должна заботиться о ребёнке, от той части, которая знала, что Ингрид потратила последние вздохи, пытаясь спасти Мишу и Катерину.

— Твоя жена боролась, чтобы защитить твою дочь, Дмитрий.

«Такая крошечная куколка».

Голос Рафаэля заглушил жестокий шёпот Исис, грубое эхо его прерывистых криков.

— Нет, ты не ошибся. Информация Джейсона также подтвердилась.

— А Джиана?

— Я разберусь с ней. — Абсолютный холод в этих словах — напоминание о том, что Архангел Нью-Йорка не проявлял милосердия к тем, кто совершал подобные преступления, и что, хотя супруга пробудила в нём жилку человечности, он оставался существом ужасной силы.

— Джиана была права — это должно быть моей задачей. — Это наказание он без угрызений совести назначил бы лично. Потому что Эймоса создала Джиана. И Эймос так сильно ранил Хонор, что Дмитрий не мог думать об этом без кровавой пелены перед глазами.

«Хонор никогда не узнает, — сказал он Рафаэлю. — Если я сломаю Джиану».

Архангел не торопился с ответом.

«Ты уверен, что не хочешь, чтобы охотница узнала тебя?»

Никто, даже Рафаэль, по-настоящему не знал Дмитрия после смерти Ингрид — он лишился сердца в тот день, когда свернул шею сыну. Тот факт, что это не так… он не был уверен, что чувствовал по этому поводу. Только одно несомненно — он никогда бы не отказался от Хонор.

«— Если со мной что-нибудь когда-нибудь случится, как долго ты будешь ждать, прежде чем снова жениться? — Со смехом заданный вопрос, когда его жена прислонилась к его обнажённой груди. — Постарайся вести себя прилично и подожди хотя бы сезон. — Он знал, что она дразнит его, но не мог смеяться, только не над этим. Запустив руку в волосы, которые уже запутал, пока любил её, он притянул её к себе для поцелуя, от которого на губах остались синяки, а глаза расширились.

— Дмитрий. — Пальцы касаются его губ, её голос переходит в шёпот.

— Никогда, — ответил он.

— И я никогда больше не выйду замуж. — Её рука на его щеке, нежная кожа царапает утреннюю щетину.

— Ты не должна так говорить. — Сомкнув пальцы на её запястье, он поднёс ладонь к своим губам, запечатлев нежный поцелуй на её тёплой коже. — Ты планируешь бросить меня, Ингрид? — Она принадлежала ему душой и телом; она — смысл его существования.

— Никогда. — Прижиматься носом к носу — глупость, которую она делала, но заставляла его улыбаться каждый раз. — Но я бы не хотела, чтобы ты был одинок. Я бы не вынесла, грусти ты обо мне. — Прежде чем он успел заговорить, она добавила: — Но ты не можешь жениться на Татьяне. Мне не нравится, как она на тебя смотрит. — Он рассмеялся и снова поцеловал её.

— Злая женщина. — Но когда смех стих, он сказал неоспоримую правду. — Я не пущу в своё сердце ни одну другую женщину. — Он прижал палец к её губам, заметил в её глазах страдание.

— Я буду ждать, когда ты найдёшь меня снова. Так что не задерживайся».

Теперь он был близок к тому, чтобы нарушить обещание.

— Я предаю её?

— Я думаю, — сказал Рафаэль, чьи крылья отливали золотом на солнце, — твоя Ингрид была женщиной с великодушным сердцем.

Да, согласился Дмитрий. Ингрид никогда не проявлял открытых собственнических чувств — за исключением случаев, когда дело касалось Татьяны, которая действительно смотрела на Дмитрия с приглашением в глазах, которое не должно адресовать женатому мужчине. Воспоминание заставило его улыбнуться.

— А ещё она была ревнивицей.

Рафаэль рассмеялся

— Она одарила меня самым свирепым взглядом, когда подумала, что я пытаюсь соблазнить тебя. — А затем, вспомнил Дмитрий, когда поняла, что ангел был всего лишь другом, пригласила Рафаэля на ужин. Ингрид была так нежна, но без страха разговаривала с бессмертным, когда они стояли на только что засеянном поле, и этот бессмертный подошёл к их скромному столу.

— Не думаю, что мы снова смеялись так, как смеялись за тем столом.

— Это дорогое воспоминание, — сказал Рафаэль.

— То, которое я никогда не забуду, и которое никогда не поблекнет.

Он подумал, что ему помогло осознание того, что кто-то ещё помнит Ингрид. Помнил их детей. У Миши и Катерины были такие мимолётные жизни, но эти жизни выжгли себя в душе Дмитрия. И теперь там начало проявляться другое имя, имя охотницы, которая пробудила воспоминания о давно ушедших временах, даже когда начала вытеснять из памяти улыбку его жены.

«Прости меня, Ингрид».

— Каллистос, — сказал Рафаэль после долгих минут молчания, не сводя глаз с ангелов, перелетающих реку и приземляющихся на крыше Башни. Дмитрий заставил себя отвлечься от мыслей о двух женщинах — одной такой милой и домашней, другой охотнице, но с такими же нежными руками, — которые завладели его сердцем за почти тысячу лет существования. — Я предупредил всех наших людей в регионе. — Он знал, что вампир близко — насмешки слишком личные. По крайней мере, на Таймс-сквер Каллистос должен был задержаться, чтобы увидеть реакцию Дмитрия. — Но он старый и умный. — Однако возлюбленный Исис волновал его не так сильно, как похищенный ангел

— Переживёт ли мальчик постоянное использование Каллистос? — Выражение лица Рафаэля было мрачным, кости резко выделялись на коже.

— Он молод, всё ещё уязвим. Неизвестно, какой урон нанёс Каллистос.

«Охотница наготове?»

«Конечно».

Если Каллистос действительно безумен, чтобы попытаться отомстить, чем угрожал, она — его цель — потому что Хонор смертна, её гораздо легче ранить и убить. Как и Ингрид была смертной.

— Не в этот раз, — сказал он себе, и слова прозвучали как клятва.