Клинок архангела

Глава 29

В конце концов, решение не такое уж трудное, потому что, когда дело касалось Дмитрия, чувство самосохранения отключалось. И это тоже безумие, такое же неумолимое, как потребность прикоснуться к нему, обнять… любить.

— Останься, — сказала она и почувствовала дрожь в мощном теле мужчины, который предложил ей свободу. Это немного сломило. Опустившись на колени, она крепко обняла его за шею и прижалась лицом к теплу его кожи. Мгновение спустя Дмитрий обнял её. Страх, этот коварный незваный гость и безмолвная тень, она ждала его… но он не пришёл, как будто грубая жестокость их объятий смыла его из организма, оставив её в синяках и побоях, но целой.

— Никогда больше, — прошептал Дмитрий ей в волосы, его голос превратился в оголённый провод, а щиты пали.

— Я клянусь тебе. — Обхватив его шею у затылка, она ласкала его нежными поглаживаниями, и акт нежности был для них обоих. Для этого сурового, опасного мужчины, который стал её, и для сломленной, одинокой девочки внутри Хонор. — Скажи почему. — Ей нужно понять, заглянуть в глубины его сердца. Дмитрий сжал в кулак её волосы.

— Это мемориал, — сказал он таким грубым голосом, что его было трудно понять. — Никто, кроме Рафаэля, не знает о его существовании. — Её сердце глухо забилось, огромная волна понимания захлестнула разум, но ускользнуло из рук и рассеялось, как туман, когда Хонор попыталась дотянуться до него, удержать.

Забыв об этом на мгновение, Хонор подумала о полевых цветах, о стольких цветах, о стольких оттенках, все они приветственно кивали головками, когда она парковала автомобиль как можно дальше, чтобы не раздавить их. Она, медленно, но уверенно, шла сквозь буйство красок, привлечённая невидимыми руинами — как будто её тело было компасом, а руины указывали север. Меланхолия места сковала конечности, но Хонор была уверена, что слышала эхо смеха… детского восторга.

— В том месте много воспоминаний, — прошептала она. — Существует не только печаль, Дмитрий. Ты должен помнить. — Слова были не её, но подходили. — Ты должен.

— Я помню всё. — Смех, созданный зазубренным металлом и битым стеклом. — Иногда я жалею, что помню. Но воспоминания высечены в камне, их никогда не забыть. — Хонор подумала о том, каково нести такое горе сквозь века, оплакивать почти тысячу лет, и почувствовала такую сильную боль, что ей не было конца.

— Она бы не хотела этого для тебя, — уверенно заявила она. — Ты это знаешь.

Хонор права, подумал Дмитрий. Ингрид пришла бы в ужас, увидев, кем — чем — он стал, как позволил потере её и детей изменить его. Но знал и другое.

— Перед кое-чем не может устоять ни один мужчина. Некоторые потери ни один муж, — ни один отец, — никогда не сможет забыть.

— Дмитрий…

— Я не знаю, что могу дать тебе, Хонор, — сказал он, потому что она заслуживала честности, — но знаю, что ничего подобного не чувствовал с момента, как она умерла. — Хонор обхватила ладонями его лицо.

— Всё в порядке. — Нежнейший из поцелуев. Дмитрий не понимал, как она стала той, кто предлагал утешение, когда он причинил вред, но его душа, так долго холодная, грелась в её тепле.

— Однажды я кормил Елену, — сказал он много времени спустя, когда она сомкнула губы на вилке с рисом, которую он поднёс ко рту, поскольку она позволила ему заботиться о ней. Любопытство превратило тёмно-зелёный цвет её глаз в сверкающие драгоценные камни.

— Ножи были задействованы?

— Нет, но в то время она была связана. — Казалось, целую вечность назад он насмехался над Еленой, пока она оставалась связанной ради собственной безопасности. — Она подстрелила Рафаэля.

Остальные из Семёрки готовы были пустить кровь, Дмитрий был связан клятвой защищать её. Хонор наклонилась вперёд, нахмурив брови.

— До меня доходили слухи… она действительно это сделала?

Он рассказал ей историю и умудрился одновременно запихнуть большую часть еды, гадая, заметила ли она фрукты и мёд, которые он добавил на стол.

«— Муж, у меня вообще-то руки есть. — Он подносил ломтик фрукта к этим прекрасным губам, пока жена сидела у него на коленях, одной рукой обнимая его за шею.

— Ты можешь поблагодарить меня своими руками за то, что я так хорошо забочусь о тебе. — Маленькие белые зубки впиваются во фрукт, тонкое горлышко проглатывает сочную мякоть.

— Дмитрий?

— Да? — Он провёл фруктом по горлу, слизал сок. Она вздрогнула.

— Я надеюсь, что буду сидеть у тебя на коленях, когда стану беззубой каргой, а ты морщинистым стариком».

Поставив бокал с вином, Хонор встала, чтобы скользнуть к нему на колени, и воспоминания и реальность столкнулись в калейдоскопе, от которого у него закружилась голова. Прикосновение её губ к его губам только усилило перелом времени, вкус был горячим, сладким и до боли знакомым, даже если его и не было. Поглаживая рукой шею Хонор сзади, он заставил себя обнимать её с осознанной нежностью, когда она приоткрыла рот и исследовала его медленной, греховной распущенностью.

Нежность момента уничтожила его, воспев ту часть, которую он считал давно умершей. Её запах, цветущие полевые цветы, ощущение тела в руках, то, как она смеялась, всё подходило ему, как ключ к замку.

Ингрид была совсем другой внешне — женщиной, любящей дом и домашний очаг, которая не умела пользоваться клинком, кроме как на кухне, но у неё было львиное сердце. Так же как и у Хонор.

— Да, — сказал он, когда она прервала поцелуй.

Хонор наклонила голову в безмолвном вопросе. Встретившись взглядом с глазами цвета туманных лесов, он очень осторожно провёл рукой вниз, чтобы положить её на грудь.

— Теперь, Хонор. — Её сердцебиение глухо стучало под его рукой, а голос был хриплым из-за только что прошедшей бури… и от страсти, от которой покраснели её полные губы, так что ему захотелось прикусить зубами.

— Окна, — прошептала она. На такой высоте никаких шансов, что их заметят… за исключением, конечно, бессмертных с крыльями.

— Закрой жалюзи. — Прозвучала тихая команда.

Уголки губ Хонор приподнялись.

— Как пожелаешь. — Зная, что его дразнят, и вполне довольный положением дел, он наблюдал, как она встала и подошла, чтобы закрыть жалюзи, окружив их мягкой интимностью, создаваемой тихим шелестом дождя за стеклом.

— Что тебе нужно? — спросил он, когда она повернулась к нему. Впервые за многие столетия он поставил потребности партнёрши выше своих. О, он никогда не оставлял партнёршу неудовлетворённой, даже если удовольствие, которое склонен доставлять, было острым, почти жестоким по своей интенсивности, но забота… нет, он не заботился о любовнице с того дня, как ушёл от жены, пообещав вернуться.

Если бы Хонор попросила его сдерживаться, он бы нашёл способ это сделать. Но она сказала:

— Я не сломаюсь. — И это было торжественное заявление. Он подумал о том, как она сошла с ума в его объятиях, её разум был пойман в ловушку кошмара. Внутри неё были раны, и сегодня вечером, каким бы ублюдком Дмитрий ни был, он сделал их глубже. Но они заживут… потому что Хонор вышла победительницей. Подняв руку к челюсти, он потёр чувствительный синяк. — Ты почти сломал меня. — Улыбка, медленная и душераздирающая в своей красоте. — И заслужил этот синяк.

Он почувствовал, как его губы изогнулись

— Да. — Сканируя глазами её тело, он добавил: — Я всё ещё намерен поступить с тобой по-своему, — намеренно пытаясь оценить, как далеко она позволит ему зайти.

— Никаких извращений не отложим на потом. — Удивлённый, что она вообще допускает такую мысль, Дмитрий поднял на неё взгляд — и увидел понимание, которое ошеломило его. Она знала, что имеет власть над ним, эта смертная, которая намного слабее, поставила его на колени. Хонор не такая, как он, не стала циничной из-за опыта, который у многих вызвал бы только горечь и ненависть, никогда бы не использовала эту силу злонамеренно. Но знание позволило ей играть с ним.

Хорошо. Чуть отодвинув стул, он поманил Хонор пальцем. Она сбросила ботинки, прежде чем пересечь ковёр и сесть на него. Затем потянулась к пуговицам его рубашки.

— Мне нравится цвет твоей кожи, — пробормотала она, наклоняясь вперёд, чтобы запечатлеть поцелуй на обнажённой коже его груди. Это сладчайшая из ласк, и заставила его запустить пальцы в волосы Хонор. Смеясь, она осыпала поцелуями его грудь, рубашка теперь была открыта до талии. — Такая красивая кожа. Где-то есть места светлее? — Он потянул за низ её топа, подождал, пока она поднимет руки, чтобы стянуть его через голову.

— Я же говорил. Тебе придётся, — он напряг пресс от её ласк, — подождать, и всё увидишь. — Настала его очередь наклониться вперёд, прижаться губами к её медовой от загара коже, его руки собственнически лежали на её бёдрах.

— У меня есть шрамы. — Те, кто ответственен за них, будут расплачиваться десятилетиями, потому что в Дмитрии не было ни жалости, ни прощения. Не за это преступление.

— Я вижу только тебя. — Ещё один долгий поцелуй, прежде чем он отстранился. — А ты — моя личная зависимость. — Её пышные груди, обтянутые чёрным кружевом, вызывали слюнки, а клыки жаждали погрузиться в эту сладкую плоть. Он не стал бы этого делать без её приглашения, но это не имело значения для его члена. Он был твёрдым, как камень, кровь пульсировала горячей и густой. И это ещё до того, как Дмитрий позволил себе подумать о её тугих, влажных ножнах. — Я хочу быть внутри тебя. — Он втянул в рот её сосок и лизнул вершинку. — Так глубоко, чтобы ты почувствовала себя заклеймённой. — Ногти Хонор впились в его затылок, а голос перешёл в хриплый шёпот.

— Ты заставляешь меня хотеть делать то, чего никогда не сделала бы ни одна хорошая девочка. — Её слова ослабили последние остатки скрученного узла внутри.

— Я не собираюсь останавливать тебя. — Подняв голову, он погладил руками изгиб её талии и грудную клетку, чтобы обхватить груди одновременно. Пышные холмики были дразняще прикрыты тонким кружевом её бюстгальтера с маленьким красным бантиком посередине — Я думал, охотники более практичны. — Он провёл большими пальцами по соблазнительным соскам.

— Жалуешься? — Сжав её напряжённую плоть, он приник к её губам в ответном поцелуе. Когда он отстранился, Хонор запрокинула голову, обнажив изгиб шеи. Его кровь забурлила, взгляд остановился на пульсе. Стиснув зубы, он отвлёкся, сосредоточившись на груди. У неё пышная, немного великоватая для активной жизни охотника грудь, но идеально подходила для рук Дмитрия. Скользнув чуть ниже изящных изгибов, он наклонил голову, чтобы побаловать себя, и Хонор потянула его за волосы.

— Поцелуй меня в горло. — Шёпот нежный, как сам воздух. Его руки судорожно сжали её грудную клетку

— Возможно, это не лучшая идея. — Он изголодался, и тело пульсировало.

— Тебе хватит опыта, чтобы управлять собой. — Чувственный вызов. — У меня там эрогенная зона. — Подняв руку, она провела пальцами по изгибу горла. Его член дёрнулся, в голове промелькнули тысячи развратных образов того, что хотел, чтобы эти сильные пальцы сделали с ним. — Я ненавижу, что лишилась этого удовольствия из-за того, что они сделали, — сказала она. — Я хочу это вернуть. — Вместо того чтобы подчиниться приказу, он снова обхватил ладонями её грудь, твёрдые соски упёрлись в ладони, наслаждаясь учащением сердцебиения и прерывистым ритмом дыхания.

— Здесь тоже эрогенная зона, Хонор? — Обхватив её для своего наслаждения, он наклонил голову, чтобы прикусить зубами один сосок, зная, что кружево царапнет плоть, причиняя восхитительную боль. Страстный женский звук разочарования.

— А плётку, — слова с придыханием, — когда-нибудь ощущал её на себе?

Лёгким движением языка, обведя сосок, увлажняя кружево и увеличивая трение, он поднял глаза.

— Нет. — Он всегда всё контролировал. Но… — Может, мы могли бы поменяться.

— Я знаю, ты что-то имеешь против меня, но не могу понять что. — Именно тогда он наклонился вперёд, чтобы запечатлеть горячий, влажный поцелуй на шее возле подбородка.

Она замерла, но он не разжимал губ, даже когда гладил линию её тела от груди к бедру, от бедра к груди, снова и снова одной рукой, другую держа на пояснице.

— Почувствуй влагу, — прошептал он, затем подул на её влажную кожу

Когда Хонор задрожала, он лизнул её.

— Выбирай, Хонор. Скажи, что тебе нравится. — Ему потребовался весь опыт, чтобы держать себя в узде с этой женщиной, которая уничтожала его. — Скажи, — повторил он, подавляя инстинкты брать и обладать — Ты держишь поводья.

Скользя пальцами по его затылку и волосам, она сказала:

— Долгие, влажные поцелуи. — Ему было нетрудно побаловать её — он мог насладиться каждым дюймом её тела и начать всё сначала в течение нескольких секунд. Хонор долгое время оставалась напряжённой, но пальцы на его затылке слегка впились, а пульс участился, пока его не запел в эротическом ритме. — Сильнее, Дмитрий, — сказала она, и он наслаждался звуком его имени на её губах. Ему бы понравилось ещё больше, когда она кричала бы, а он вонзал в неё свой член.

Подув на кожу, которую только что поцеловал, он упивался ответной дрожью, прежде чем дать ей то, о чём она просила, — долгие, крепкие поцелуи, от которых на её шее остались тёмно-красные следы, — в то же время одной рукой он сжимал тяжёлую теплоту груди. У него были все намерения пометить и её. Когда он, наконец, оторвал голову от горла Хонор, её глаза затуманились от удовольствия, а тело расслабилось. Это не «лечение», но опыт дал бы оружие против ночных кошмаров — он был более чем готов ласкать её сладкое тело в любое время, когда нужно освежиться.

— Я хочу, — пробормотал он, — прижаться ртом вот сюда. Он поцеловал её в изгиб бёдер. — Это проблема? — Широко раскрытые глаза, томные от здоровой декадентской похоти.

— Нет. Они… Похоже, это никого не интересовало. И никаких укусов на внутренней стороне бёдер. Я… это больно. — Ярость захлестнула его, такая дикая и брутальная, что пришлось на секунду опустить голову, чтобы Хонор не увидела этого. Но затем Хонор прижалась к нему бёдрами, скользнув пальцами под свободную ткань воротника, чтобы погладить спину, и он снова пришёл в себя, с красивой, сексуальной женщиной, которой злоупотребляли, и которая теперь принадлежала ему для удовольствия.

— Бельё — комплект? — спросил он, проводя пальцем по зубчатому краю её бюстгальтера.

— Да. — Её грудь поднималась и опускалась в неровном ритме. — Красные с чёрным бантиком.

— Ведьма. — Она рассмеялась, подтверждая предположение, что она снова дразнит его. Никто не делал этого целую вечность.

— Сними рубашку, Дмитрий, — лёгкий поцелуй в чувствительный изгиб мочки уха, — или я разорву её на куски. — Зашипев от ласки, он быстро расправился с рубашкой, отбросив её в сторону и просунув руки между их телами, чтобы одновременно избавиться от ремня. Его член был стальным стержнем в штанах, настойчиво прижимающимся к ткани — он расстегнул верхнюю пуговицу, чтобы облегчить боль, но сопротивлялся желанию высвободить набухшую плоть. Если бы он это сделал, всё закончилось бы слишком быстро. А Дмитрий хотел насладиться.

«Это было так давно», — мысль, шепчущая вне досягаемости, прежде чем он действительно услышал её. Дмитрий провёл пальцем по бретельке бюстгальтера Хонор до чашечки, сдвинул её вниз, обнажая набухший сосок. Оставив кружево так, он повторил процесс с другой грудью. Затем откинулся назад и упивался видом Хонор, выставленной перед ним напоказ, как эротическое пиршество.