Легенда о лиловом драконе

Глава тридцать вторая: Брат и сестра

Еще ни разу в жизни Эйнард не чувствовал себя таким счастливым, как в тот момент, когда сердечно благодарившая его Ариана радостно бросилась на шею Лилу и когда тот совсем не по-братски прижал ее к себе, преобразившись на глазах из сурового дракона в восторженного мальчишку. Догадка молнией пронзила Эйнарда.

— Так ты… об Ариане мне говорил? — забыв обо всех правилах приличия, воскликнул он. Лил удивленно посмотрел на него поверх головы подруги.

— Об Ариане, — несколько недоуменно подтвердил он. — А о ком еще можно было тогда подумать?

Эйнард с трудом удержался от того, чтобы стукнуть себя по лбу. В секунду припомнил тот злополучный вечер: и любезность Арианы, и ее доброту и заботу, и ее внимание к нему… и закономерную злость Лила. Ну конечно, Лилу была дорога именно Ариана; и как только он сразу этого не понял? Ведь уже из одной его истории следовало сделать единственно такой вывод. Но ревность совсем ослепила Эйнарда, вынудив поверить тому, чего не было и в помине. И потерять так много времени, которое можно было потратить совсем иначе…

Эйнарда не смущал тот факт, что Беанна родила ребенка, не будучи замужем: достаточно свободные нравы южных стран приучили его и не к такому. Но оставался один вопрос, который он хотел выяснить до того, как принять окончательное решение. И ради него он не постеснялся выдернуть Ариану из объятий возлюбленного и прямо спросить о том, кто отец новорожденной девочки.

Однако Ариана только нахмурилась.

— Это тайна Беанны, и, мне кажется, сестра очень не хочет, чтобы кто бы то ни было знал правду, — немного жестче обычного произнесла она. Но Эйнард качнул головой.

— Я… неправильно выразился, — покаялся он. — Меня интересует не имя, а ожидания Беанны. Если она любит отца этого ребенка и надеется в дальнейшем создать с ним семью, я не стану навязываться и осложнять ей жизнь. Но я должен знать, ради чего отказываюсь от собственных чувств. И, думаю, сегодня я заслужил такое право.

На глазах Арианы вдруг заблестели слезы, и Эйнард, словно защищаясь, скрестил на груди руки. В эти мгновения на него накатывала такая паника, какой не было даже в момент операции. Там Эйнард понимал, что жизнь любимой женщины зависит от его действий, и не позволял себе волноваться. Сейчас от него не зависело вообще ничего, и только обнадеживающий ответ Арианы мог позволить ему вздохнуть. В ином случае Эйнард уйдет навсегда, как и обещал. Вот только для чего тогда бороться дальше?

— Единственные слова, которых мне удалось добиться от Беанны по отношению к отцу ее ребенка, вам вряд ли захочется услышать в свой адрес, — ласково сказала Ариана, но потом, помолчав, добавила: — Однако я должна вас предупредить, несмотря на всю ту учтивость, что прозвучала в ваших фразах, и всю ту неоценимую помощь, что вы нам сегодня оказали. Если вы рассчитываете использовать Беанну в каких-то низких целях…

Эйнард шагнул вперед и, взяв Ариану за руки, посмотрел ей в глаза.

— Я никогда не причиню вашей сестре вред, — чуть более торжественно, чем хотел, пообещал он и тут же улыбнулся. — Что меня ждет в ином случае, я помню еще с предыдущей встречи, — и он бросил многозначительный взгляд на стоящего чуть поодаль Лила. Убедившись, что ему удалось смутить обоих влюбленных, Эйнард наконец решил, что миссия его выполнена, и с легким сердцем отправился домой. Вечером он навестит сестер под самым благовидным предлогом справиться о здоровье перенесшей операцию Беанне, а там…

А там все зависит только от него. Если Беанна даст ему шанс, он сделает все, чтобы завоевать ее расположение. Правда, две последние попытки общения не придавали особого оптимизма, но ведь и Эйнард тогда думал, что ей интересен Лил, и, прямо скажем, не слишком прилично вел себя по отношению к ее сестре. И теперь очень хотел думать, что в те разы Беанна его ревновала, хотя оснований для подобных выводов у Эйнарда не было никаких. Он мог просто не нравиться Беанне: она ведь и при первой встрече была с ним не особенно любезна, хотя тогда-то у нее еще точно не было никакой предубежденности против него…

Впрочем, Эйнард никогда не был поклонником беспочвенных самоистязаний, а сегодня еще и неимоверно устал, вымотавшись за время операции не столько физически, сколько душевно, и теперь у него не было сил на дополнительные страдания. В конце концов, он доктор, а значит, не имеет права на сомнения. Его профессия предполагала необходимость выяснения любого вопроса до конца, будь то установление диагноза или назначение лечения. И Эйнард привык применять этот способ и в личной жизни. Потому, придя домой, первым делом направился в комнату матери, вернувшейся несколько раньше него.

— Так у кого ты видела такое же родимое пятно? — напрямую спросил он о том эпизоде, когда, приняв из чрева Беанны ее новорожденную дочь, мать вдруг с изумлением высказалась относительно пятнышка на правом бедре девочки. Эйнарду в тот момент было не до подобных мелочей, но теперь эта деталь требовала немедленного прояснения.

Мать пожала плечами, потом махнула рукой.

— Давно это было: я за свою службу повитухой знаешь, сколько детишек повидала?.. — отозвалась она, но было в ее тоне нечто, вынудившее Эйнарда не поверить.

— Это не праздное любопытство, ма, — серьезно заметил он. — Знаю, как ты любишь посплетничать, и почти уверен, что уже послезавтра об этой особенности дочери Беанны будет известно всему городу. Так вот, пока не поздно, я хотел бы предостеречь тебя от этого.

Глаза матери раздраженно сузились.

— Молод еще — жизни меня учить! — огрызнулась она. — Чем сочинять про меня всякие небылицы, лучше бы поблагодарил за помощь! Не всякая мать решится на подобное преступление ради самоутверждения сына!

Эйнард поднял бровь.

— Значит, вот как ты все это понимаешь? — неприятно поразился он. — Я-то думал, мы с тобой сегодня человеческие жизни спасали, а оказалось, я просто нашел повод, чтобы доказать тебе свою правоту? Что ж, спасибо, что сказала! А про Беанну все же не распространяйся. Для своего же спокойствия!

С трудом сохраняя видимость невозмутимости, Эйнард откланялся и покинул мать, намереваясь проследовать в свою спальню и там отдохнуть после насыщенного дня. Но просьба сестры уделить ей несколько минут внесла в его планы свои коррективы, и Эйнард покорно отправился за Ильгой в ее покои.

— Хотела тебя поздравить. Твоя мечта начинает сбываться, — Ильга предложила брату присесть, но сама его примеру не последовала, сцепив вместо этого руки на груди и тревожно пройдясь по комнате туда и обратно. — Только зачем ты обидел маму? Разве она этого заслуживает?

— Я ее обидел? — изумился Эйнард, хотя до этого момента полагал, что сил на подобные сильные эмоции у него уже не осталось. — Не знаю, что она тебе наговорила…

— Она только без устали восхищалась тем, какой талантливый у нее сын, — оборвала его Ильга, — и какое чудо ему удалось сотворить, спася две жизни, с которыми мама уже безнадежно попрощалась.

— Конечно, попрощалась, — буркнул Эйнард, не зная, верить ли сестре или остаться при мнении, что она просто привычно защищает мать. — Погрязли тут в предрассудках и дальше своего носа видеть не хотят! Знала бы ты, чего мне стоило уломать нашу матушку изволить оказать мне хоть какую-то помощь! А все потому…

Ильга всплеснула руками, прерывая его пламенную речь.

— Эйнард, Ойрой тебя молю, остановись! — воскликнула она. — Оглянись вокруг, посмотри на нас, пойми наконец, что мы не враги тебе! В погоне за своей идеей ты хочешь смести на пути все, в том числе потерять любовь матери, которая ради тебя готова на что угодно! Как же ты не хочешь понять, что один в поле не воин?!

Эйнард передернул плечами.

— Я пытался достучаться до вашего человеколюбия, но остался ни с чем, — раздраженно заметил он. — Прикажешь смириться и устроиться работать дворником?

Ильга выдохнула, потом подошла и взяла брата за руки.

— Эйнард, ты слишком долго жил в чужих странах и забыл, какие законы правят в Армелоне, — очень тихо, но бесконечно нежно произнесла она. — Здесь не терпят выскочек вроде тебя. Здесь даже дракон живет себе тихонечко на заднем дворе и не высовывается, потому что знает: одно неловкое движение — и никто не вспомнит о его существовании. А ты снова и снова ищешь неприятности на свою горячую голову. Сначала с сыном градоначальника чуть не подрался из-за своего ящика. Потом пошел к самому главе города с требованием — заметь, не с просьбой! — организовать в Армелоне госпиталь. Затем принялся волновать горожан, рассказывая им какие-то ужасы и призывая к поддержке своей идеи. А теперь порезал живого человека! Порезал, Эйнард! Ты хоть представляешь, что было бы, если бы Беанна не пришла после этого в себя?

— Вполне, — отозвался Эйнард и отнял у сестры руки. — Я давно привык отвечать за свои поступки.

— И столь же давно разучился думать о близких, — расстроенно закончила Ильга.

Вспылив, Эйнард вскочил со своего места.

— Кто дал тебе право упрекать меня в подобных вещах?! — жестко спросил он. — Я всю жизнь, с семи лет — едва только умер отец — работал и содержал вас с матерью! Я каждый месяц отправлял вам из южных стран деньги, чтобы вы ни в чем не нуждались, а знаешь ли ты, чего мне стоило иногда собрать необходимую сумму? Я не всегда мог заплатить за обед, но любой сэкономленный шнокель откладывал для вас. И для чего? Чтобы теперь услышать от неблагодарной девчонки…

— Мы очень благодарны тебе, Эйнард, — вдруг сухо заявила Ильга и, кое-как достав из сундука тяжелый мешок, протянула его брату. — Вот, мама просила передать. Здесь как раз должно хватить на аренду помещения для твоего госпиталя.

Эйнард в немом изумлении развязал мешок и заглянул внутрь. И онемел от открывшегося зрелища.

— Здесь ровно пятьдесят тысяч рольдингов, — прокомментировала Ильга, — почти все, что ты нам прислал. Мама не велела тратить ни одной твоей монеты, но мне пришлось ее ослушаться, когда она сильно заболела и едва не ослепла. Я пыталась потом возместить понесенные затраты, но не успела…

— Зачем? — только и смог выговорить Эйнард. — К чему эти жертвы? А если бы… Если бы я вообще не вернулся? Ведь всякое могло быть…

Ильга пожала плечами.

— Мама всегда верила, что рано или поздно сердце позовет тебя домой, — опустив голову, сказала она. — «И тогда мы должны показать, что достойны быть его семьей», — говорила она. Хорошо, не знала, что для тебя это совсем неважно.

Эйнард, словно лишившись остатков сил, упал в кресло и запустил пальцы в буйные кудри.

— Почему же она ни разу не сказала мне об этом в глаза? — пробормотал он. — Не написала в письме? Просто не намекнула? Мне ведь не много было надо…

Ильга снова вздохнула и, обойдя сзади, обняла брата за плечи.

— Потому что вы оба с ней невероятно гордые и никак не хотите услышать друг друга. Мама прячет свой страх за тебя за недовольством твоим своеволием. А ты считаешь, что она сможет тобой гордиться, только если ты совершишь нечто невероятное. Но все совсем не так, Эйнард. Мама не переживет, если с тобой случится несчастье. Пожалуйста, не дай мне потерять вас обоих. Даже если за десять лет ты перестал считать меня своей сестрой.

Эйнард взволнованно прижался губами к ее руке и вспомнил, как плакала маленькая Ильга, когда он уезжал из города. Ей тогда едва исполнилось восемь, и она была невероятно смышленой девочкой. Вовсю помогала матери не только по хозяйству, но и в ее работе: кипятила воду для рожениц, мыла и пеленала младенцев, и была надеждой и отрадой. Эйнарду с его упрямством и непонятными идеями доставались лишь упреки, и Ильга по мере сил старалась хоть как-то скрасить брату неприятности. Она была как котенок: ласковая, игривая и очень преданная, и первые месяцы в разлуке Эйнарду больше всего не хватало именно ее тепла. Потом он постепенно привык, заматерел, свел воедино мать с сестрой и решил, что может откупиться от них и своей совести деньгами. К счастью, боги оказались мудрее него, не только позволив вернуться домой, но и с Ильгиной помощью узнать, чего он действительно стоит.

— Я обязательно помирюсь с мамой, — пообещал он и вздохнул совсем как сестра. — Правда, боюсь, мой новый интерес понравится ей еще меньше предыдущего.

— Беанна? — мигом поняла Ильга, и Эйнард даже вздрогнул от ее проницательности. — Ты с таким чувством рассказывал, как она бинтовала тебе голову, что я сразу все поняла, — объяснила она. — Она, конечно, очень красивая…

— Но?.. — напряженно продолжил Эйнард, готовясь защищать свой выбор от любых посягательств, однако Ильга в очередной раз вздохнула.

— Беанна очень красивая, — повторила она, — а для вас, мужчин, это почему-то является самым главным…

Очевидно, Эйнард уловил в ее голосе какие-то непривычные нотки, потому что тут же подобрался, насторожился и принялся было задавать наводящие вопросы о том, что сестра имеет в виду. Но Ильга не собиралась открывать ему свое сердце. Во-первых, за десять лет отсутствия Эйнард стал каким-то чужим, непонятливым и даже эгоистичным, и он ни за что не одобрил бы ее выбора. Во-вторых, избранник Ильги, вероятнее всего, даже не подозревал о ее существовании, а если и подозревал, то уж точно не мог ей заинтересоваться: такой скромной серой мышкой, которую даже мать не всегда замечала. В-третьих, даже если бы случилось чудо и Ильгина любовь стала взаимной, его семья никогда не дала бы согласия на брак с дочерью повитухи: мамина профессия, кормившая их все эти годы, изначально лишала Ильгу любых шансов на удачное замужество, потому что ценилась едва ли выше мойщицы посуды при доме градоначальника. Ну, и в-четвертых, именно ее избранник — а мама не стала скрывать этот факт от дочери — был носителем точно такого же родимого пятна на бедре, какое было на ножке дочери Беанны. И надеяться дальше было совсем уж не на что…