Легенда о лиловом драконе

Глава тридцать восьмая: Тайна Беанны

Тила довольно быстро шел на поправку, чего никак не ожидал, несмотря на самые хвалебные отзывы о тубер-грибах. Но вместе с потом из тела уходили жар, кашель, головная боль; и даже руки почти очистились от мерзкой сыпи: еще ночь — и можно будет свалить из этого так называемого госпиталя, чтобы заняться делами. И прежде всего, надо было образумить отца, пока тот не натворил дел.

Около месяца назад градоначальник отправился в традиционное путешествие по близлежащим селениям с целью заключения самых разных соглашений: от торговых до военных, и Тила откровенно опасался, что отец вернется с договоренностью о браке своего сына с дочерью главы какого-нибудь города. В Бедиверстоуне, например, потенциальная невеста уже как раз достигла совершеннолетия и вполне могла претендовать на брак с Тилой. А в Тристан-Уолле и вовсе количество непристроенных девиц переваливало за приличные пределы, однако первыми словами отца по возвращении были раздраженные:

— Эти глупцы, все как один, заявили, что наша семья запятнала себя незаконнорожденным ребенком! И их не волнует, что твоя бывшая невеста отнюдь не является нашей родственницей!

Тила, как мог, утихомирил отца, согласившись с тем, что взбунтовавшиеся градоначальники тупы как пробки и что они сами не знают, что теряют, и что ни один жених в здравом уме не позарится на их дочерей, а сам только незаметно выдохнул от облегчения. Наконец-то эта затянувшаяся катавасия с Беанной начала приносить хоть какие-то плоды. Позора, конечно, было немерено, и только ленивый не буркнул вслед Тиле какого-нибудь проклятия, хотя уж он-то был последним, кого стоило обвинять в несостоявшейся свадьбе. Пусть даже он не исполнил вовремя долг, женившись на Беанне, однако причина отсрочки была более чем серьезная. Волки, задравшие Беанниных родителей, являлись предвестниками большой беды, и только своевременные действия Объединенной армии, куда и отправился Тила, позволили отвести ее. Возвратился он в Армелон, правда, далеко не так скоро, как мог бы, предпочтя после тяжелых боев немного попутешествовать по миру, но это никак не оправдывало изменившую ему невесту. Почему вдруг горожане, а особенно горожанки, обозлились именно на него, Тила понять не мог. Впрочем, это его не особо задевало, потому как осталось лишь тем выкупом, что он готов был заплатить за избавление от Беанны. Отец воспринял их разрыв гораздо болезненнее, даже уговаривал Тилу хорошенько подумать, ссылаясь на долг перед почившим другом, но Тила здраво рассудил, что свою часть долга он выплатил, а брать на себя чужое был не намерен. После чего отец стал мрачнее тучи, но смирился с неизбежным.

Весьма возможно, что из путешествия отряд градоначальника привез не только дурные новости, но и смертельную болезнь, однако сам глава Армелона предпочел найти в этом вину поселившегося поблизости дракона. Тила чуть не расхохотался, когда отец сообщил ему свои выводы. Во-первых, человеческая зараза к этим тварям не приставала, а значит, Лилу пришлось бы сильно потрудиться, чтобы осуществить свой коварный план. А во-вторых, Тила попросту не верил в такую возможность. Рисковать Арианой даже при поголовной ненависти ко всем остальным армелонцам Лил совершенно точно не стал бы. Однако отцу последний довод предъявить было невозможно, а силы первого не хватало для разубеждения в драконьей виновности, и потому Тила выдохнул с облегчением, узнав, что Лил покинул город. Нет, за него Тила не беспокоился: драконом больше, драконом меньше — какая, в сущности, разница? Но некая часть души восставала против несправедливого убийства — быть может, та, что раскрылась девять лет назад, когда Лил спас ему жизнь? Как бы то ни было, известие о драконьем бегстве, полученное от парней Тилиной команды, оказалось как нельзя более кстати. Отец наконец оставил проклятия в адрес своей бывшей жертвы и проявленного в ту пору непростительного мягкосердия и занялся решением значительно более важной проблемы, а именно — необходимостью остановки эпидемии.

Когда до Тилы дошли слухи о причине исчезновения Лила, тубер-грибы оставались для армелонцев последней надеждой и Тила уже имел несчастье ощутить на себе все прелести гулявшей по городу заразы. Отец же, узнав о его болезни, совсем потерял голову. Разослал еще державшихся на ногах людей для встречи Лила, абсолютно уверенный в том, что заветное лекарство от дракона можно получить только силой и именно он, как градоначальник, должен обладать целительными грибами, чтобы потом спасти вверивший ему себя народ. Какая участь в подобной стычке ожидала Лила, градоначальника не интересовало; впрочем, он, несомненно, порадовался бы избавлению и от этой напасти.

Тила же думал иначе. Возможно, во всем была виновата проклятая болезнь, добравшаяся до самых мозгов, но Тила вдруг решил, что не имеет права дать Лилу погибнуть. Особенно если тот действительно ушел за тубер-грибами. Неужели Тила хуже дракона? И плевать, что скажет об этом отец: пусть своими делами занимается. А то после смерти лучшего друга и — почти следом — жены пустил все на самотек. То какому-то торговцу позволил расцарапанной спиной обмануть себя и выставить на посмешище всего города. То разбойников распустил так, что те всякий страх потеряли. Эпидемию вот проворонил, а ведь появлялись тревожные звоночки, и наверняка можно было предотвратить распространение болезни, если вовремя предпринять необходимые меры. И все это незадолго до выборов главы города, на пост которого мог претендовать только безупречный во всех отношениях человек. Семь лет назад, когда выбор народа пал на отца Тилы, даже самый злейший его неприятель не мог сказать дурного слова о новом градоначальнике. А сейчас что? Избранная невестка в опале. Дракон под боком. Мор в городе. Отец себе места не находил, всеми способами пытаясь восстановить репутацию, но только закапывался все глубже, не желая слушать советов и не признавая иного мнения, кроме собственного.

Тиле страсть как не хотелось возвращаться домой к разительно переменившемуся родителю, выслушивать его стенания и проклятия в адрес сложившихся обстоятельств, но сыновний долг требовал иного отношения. И, подумав о нем, Тила решил попросить ухаживающую за ним девчонку сообщить отцу, что с ним все в порядке, пока тот не поднял на уши весь Армелон и не довершил прерванное Тилой дело.

Он долго вспоминал имя сиделки, но так и не смог этого сделать. Пришлось пересилить себя и обратиться за помощью к приткнувшейся у соседней койки Беанне. Несмотря на радость избавления от нежеланной невесты, Тила все еще испытывал довольно сильное уязвление от ее предательства. И все же совесть требовала выполнения принятого решения, а Тила с некоторых пор стал прислушиваться к ее советам.

— Ильга ее зовут, — раздраженно ответила на его вопрос Беанна, даже не повернув головы. — И она от тебя без ума. Так что не теряйся, а то так бобылем и помрешь.

Тила почувствовал раздражение. Мало того что Беанна в своей вечной бесстыдной манере лезла не в свое дело, так еще и намекала на какие-то чувства совершенно посторонней девицы. Нет, он, конечно, заметил несколько необычное поведение той. Эти чуть подрагивающие пальцы, касавшиеся его лба, этот тщательно отводимый взгляд, этот робкий голос, интересующийся здоровьем, — совсем не так вели себя ведуньи. Но мысль о том, что Ильга влюблена в него, даже не приходила Тиле в голову. Они же знать друг друга не знали: Тила, кажется, и не видел ее до вчерашнего дня. Или просто смотреть было не на что? Невысокая, хрупкая, бледненькая; аккуратный носик, розовые губки — ну совсем ничего интересного. Да еще и простая сиделка — и как только ее угораздило увлечься Тилой? Оно, конечно, понятно: Тила с его внешностью и положением в обществе пользовался большой популярностью среди противоположного пола, особенно с тех пор как снова стал свободен. Но надо же как-то сообразно оценивать себя, да и мужа выбирать из соответствующего круга.

Тщательно все обдумав, Тила пришел к выводу, что ему следует открыть Ильге глаза на ее перспективы, дабы не плодить напрасные надежды и дать возможность этой милой, в общем-то, девушке обратить внимание на какого-нибудь другого, более подходящего ей кавалера. Но когда он со всей тактичностью и при этом свойственной ему прямотой попытался объяснить Ильге, что никогда не сможет ответить на ее чувства, та вдруг залилась смехом, да таким, что Тила невольно ощутил себя последним болваном. Энда, и как он мог поверить Беанне и насочинять на пустом месте? Ведь ясно же, что она хотела просто унизить его, отомстив за решение расторгнуть помолвку, а он повелся, как юнец. Обидел ни в чем не повинную девушку и выставил себя на посмешище.

Красный, как вареный рак, и обозленный, будто голодный волк, он выбрался из постели, демонстративно вежливо поблагодарил Ильгу за помощь и твердой походкой покинул госпиталь. И не услышал, как за закрывшейся дверью обидный смех превратился в отчаянные, безнадежные рыдания…

Дышать Беанна училась вместе с Эйнардом.

Богини милосердные, она много лет мечтала о любви, но и подумать не могла, что свершение ее желания принесет столько боли. И какое имело значение это глупое бестактное предложение замужества, когда даже признание Эйнарда в своих истинных чувствах не принесло и толики радости? Беанна словно не заметила его, и сердце не екнуло, и мир не перевернулся, хоть она ни секунды не сомневалась в искренности Эйнарда. Нет, в бреду, перед смертью не лгут, да только Беанна готова была навсегда отказаться от любой надежды на счастье, лишь бы Эйнарду стало лучше. Лишь бы не было ему так больно, что стоны рвали душу. Лишь бы не сжигала его изнутри прицепившаяся зараза, против которой не помогало ни одно лекарство, а что уж говорить об умениях Беанны? Ее никогда не интересовало лекарское ремесло, и за те безнадежные часы, что прошли до появления Лила, Беанна сотню раз прокляла себя за подобное легкомыслие. И пусть Ильга точно так же ничего не могла сделать, вернуть к жизни Эйнарда было обязанностью Беанны. Не потому что однажды он спас ее, а потому что стал частью ее души и, как существовать без этой части, она не знала.

Когда Лил принес эти злосчастные грибы, Беанна уже походила на собственную тень. Такого ужаса, как у постели умирающего Эйнарда, она не испытывала, ни узнав о смерти родителей, ни поняв, что у нее будет ребенок.

Два часа, потребовавшиеся Ильге для приготовления целебного отвара, растянулись на два столетия. Эйнарду на глазах становилось хуже, он хрипел, пальцы сводило судорогой, лицо превращалось в восковую маску. Беанна припомнила все известные ей молитвы и сочинила дюжину новых, и, кажется, какая-то из них достигла ушей Создателей.

Как ей пришло в голову вынудить Эйнарда принять лекарство именно таким способом, тоже известно лишь богиням. Беанна не думала о том, как это выглядит со стороны, что скажут о ней Ильга с Тилой, будет ли вообще прок от ее действий или все это бессмысленно. Но только ее безумство совершило чудо. Когда дыхание Эйнарда чуть выровнялось, Беанна умыла слезами облегчения любимые руки и, уткнувшись ему в плечо, пролежала так до самого прихода сестры с голодной Айлин.

На угрызения совести сил у Беанны не хватило. Она только послушно съела почти безвкусную Арианину кашу, наскоро покормила дочь и снова бросилась к Эйнарду. Риана поймет, а Айлин об этом никогда и не вспомнит. Беанна потом заслужит их прощение, но сейчас она была нужна Эйнарду, а он был нужен ей, и всю ночь Беанна провела у его постели, примостившись то ли сидя, то ли лежа, и только считая пульс на подложенном под щеку запястье и иногда безотчетно прижимаясь к нему губами. Позволит ли Эйнард ей это, когда выздоровеет? Все-таки она довольно чувствительно оскорбила его своим отказом. И ни его чувства, ни жертвы не могли дать ответа на волнующие Беанну вопросы. Они появились только тогда, когда Ильга приготовила первую тубер-стружку, и теперь причиняли едва ли не большее беспокойство, чем предыдущие переживания.

Присутствие в этой же самой палате бывшего жениха Беанну никак не смущало. В конце концов, они оба сделали свой выбор, и никакой ответственности перед ним Беанна, слава Ойре, уже не несла. Но при всей своей сосредоточенности на Эйнарде она не могла не заметить странного поведения Ильги с тех самых пор, как в госпитале появился Тила. Ильга стала вести себя тише воды ниже травы, а с Беанной начала общаться несколько заискивающе, будто в чем-то зависела от нее. Беанну поначалу это забавляло, но в отсутствие объяснения подобному поведению она несколько недоуменно отвечала на осторожные и старательно завуалированные вопросы Ильги о своих отношениях с Тилой. И в какой-то момент Беанну озарило: ну конечно, эта дурочка додумалась втрескаться в сыночка градоначальника и теперь не знала, что делать. Беанна едва сдержала смех, чтобы не обидеть Ильгу: все-таки та оказала ей неоценимую услугу, рассказав об Эйнарде и приготовив целебный отвар, и платить в ответ черной неблагодарностью Беанна не желала. Но губа у девочки, конечно, не дура: Тила — жених завидный, уж с этим не поспоришь. Все при нем: и красота, и честь, и положение; и, став матерью, Беанна наконец поняла причину, по которой отец избрал для нее именно такого будущего мужа. Вот только Тила в упор не замечал Ильгу, и даже имя ее запомнить не удосужился — а это было как раз той причиной, по которой сама Беанна так противилась этому браку. Отдать жизнь такому самодовольному дуболому могла только поистине влюбленная женщина, и Беанне захотелось хоть немного помочь Ильге в ее необъяснимых чувствах. Вряд ли Тила сам когда-либо соизволит обратить на такую, как Ильга, свой величавый взгляд. Значит, надо было заставить его это сделать. А там уж пусть распоряжаются богини. Все лучше, чем позволить сестре Эйнарда зачахнуть от несбыточных мечтаний. И Беанна открыла Тиле глаза на чувства его сиделки.

Он исчез, когда Беанна отлучилась, чтобы покормить дочь. Все-таки в госпитале для Айлин была весьма велика вероятность подцепить смертельную болезнь, и после улучшения состояния Эйнарда Беанна позволила себя ненадолго отлучаться, выполняя материнские обязанности.

Она хотела было поинтересоваться отсутствием Тилы у Ильги, но ту в госпитале тоже не застала. Впрочем, даже они оба вместе взятые не волновали Беанну больше, чем Эйнард. А потому она просто опустилась на уже ставшее привычным место и благоговейно взяла в руки его ладонь. Нежно провела пальцами по ее тыльной стороне, следуя маршрутом вздувшихся вен, потом зачем-то погладила каждый ноготь: очень короткий и аккуратно остриженный, как и полагалось доктору. Вздохнула. Эйнард, разумеется, никак не отреагировал, все еще находясь без сознания, но Беанна радовалась уже тому, что он перестал стонать и метаться в горячке.

Беанна приподнялась и осторожно потрогала губами его лоб. Наконец-то ответом ей стал не обжигающий жар, а чуть подсохшая испарина, свидетельствовавшая о том, что больной продолжает выздоравливать. Беанна с облегчением прижалась щекой к тому же месту и прикрыла глаза, мысленно воздавая богам благодарность за доброту.

В госпитале было непривычно тихо, и только огонь потрескивал в печи. На душе у Беанны стало неожиданно легко и светло, словно в предчувствии какого-то чуда. Ах, если бы было можно… Прикоснуться губами к его губам… хоть на пару секунд… пока никто не видит… Снова почувствовать их мягкость, от которой у Беанны кружилась голова, даже когда она думала лишь о лечении. А может быть… Что ей терять, кроме собственной неудачливости?

Беанна скользнула губами по щеке Эйнарда и забылась в сладком нечестном поцелуе. И не заметила, как высоко вдруг поднялась мужская грудь, а следом тяжелая ладонь уверенно сжала ей затылок и стиснутые до этого момента губы нетерпеливо завладели ее губами, заставив раствориться в нахлынувших ощущениях. Испуг смешался с радостью, а стыд — с желанием. Беанну еще никогда не целовал влюбленный в нее мужчина, но единственное, что она понимала: сделай Эйнард это до своего предложения, она приняла бы его без единого колебания.

— Ты совсем не умеешь целоваться, душа моя, — улыбнулся Эйнард и открыл глаза. Беанна, с трудом приходя в себя после только что пережитого водоворота чувств, повела плечами.

— Учителя подкачали, — смущенно огрызнулась она. — Не всех, знаешь ли, интересует мнение девушки в подобных вещах!

Эйнард непонимающе посмотрел на нее и, только теперь осознав, что все происходит наяву, резко сел на кровати.

— Беанна?.. — нерешительно произнес он. Она хмыкнула, не в силах укротить вредный характер. Да и Эйнард снова вел себя так, что только и хотелось язвить.

— А что, много вариантов? Или целовался ты только что с какой-то другой девицей? Ты, если что, не стесняйся, в моем положении и подвинуться не проблема!

Она сама не поняла, почему глаза вдруг наполнились слезами. Но неужели, неужели Эйнард действительно представлял на ее месте кого-то еще? Иначе почему так удивился, увидев ее? Не мог же он думать…

Эйнард вдруг с совершенно серьезным лицом ущипнул себя за руку, охнул от ответной боли и, не отрывая от Беанны взгляда, дотронулся до ее щеки.

— Я не сплю, — словно убеждая самого себя, сообщил он. Беанна снова хмыкнула, чувствуя, как от его прикосновений душа раскрывается и совсем не боится продолжения.

— Хватит спать-то, — пробормотала она. — Третьи сутки пошли. Мы с Ильгой почти потеряли надежду…

Беанна осеклась и мысленно выругала себя за то, что упомянула имя его сестры, которое запросто могло разрушить столь нежный и хрупкий момент. Но Эйнард словно его не услышал.

— Ты позволила мне себя целовать, — находясь все еще в каком-то своем мире, проговорил он. Беанна моргнула, потом еще раз, потом вдруг вскочила на ноги и всплеснула руками.

— Ойра милосердная, да что ж это за наказание такое? — взмолилась она. — Один кретин за другим! Что мне делать-то с ним?..

— Выйти замуж, — подал голос Эйнард, и Беанна вздрогнула. Но он смотрел так, словно от ее ответа зависела его жизнь. Беанна затрепетала. — Или ты все еще… — его голос дрогнул, но глаз Эйнард не отвел, — ждешь Тилу?

— Тилу? — изумлению Беанны не было предела. — Да я его и десять лет назад не ждала: отец порадовал. А теперь у нас и вовсе ничего общего.

Эйнард вдруг нахмурился, и Беанна забыла выдохнуть.

— Даже Айлин? — строго спросил он. Беанну в секунду захлестнула паника.

— Откуда?.. Откуда ты узнал?.. — кое-как выдавила она. — Я никому не говорила. Даже Ариане…

Эйнард пожал плечами, и, если бы его лицо не исказилось совершенно явной болью, Беанна убежала бы и никогда больше не вернулась. Она ведь не просто так скрывала имя отца Айлин; она пыталась спасти близких от беды. Пусть бы наказание за этот проступок пало на нее одну, но только не на Ариану и… не на Эйнарда. Богини милосердные, ну как же вы допустили такую несправедливость?!.. Если градоначальник узнает, что кто-то еще посвящен в эту тайну… Беанна не сможет защитить Эйнарда, и самому ему не хватит сил. Кто они против власти главы Армелона? Он просто растопчет их и не заметит…

— У Айлин точно такое же родимое пятно, как у Тилы, — бесцветным голосом ответил Эйнард, и Беанна со стоном выдохнула.

— Это… мама твоя сказала, да? — в отчаянии спросила она. — Создатели, если и она в курсе… Это конец…

Ничего не понимая, но чувствуя только звучавшую в словах Беанны муку, Эйнард с трудом поднялся на ноги.

— Но Тила же был твоим женихом в это время, — собрав все силы, попытался успокоить ее он. — Вы имели полное право… и не дожидаться свадьбы…

Беанна, несмотря на испуг, при этом заявлении захлопала густыми ресницами.

— Я с Тилой… — повторила она, пытаясь уразуметь смысл Эйнардовых фраз. И, сложив их все вместе — просто потому, что забившаяся у него в глазах надежда не позволила бросить это дело на полпути, — наконец все поняла. — Ты решил, что Айлин — дочь Тилы? — очень тихо, но невероятно нежно спросила она. Эйнард сжал кулаки.

— Беанна, ты же сама только что сказала…

Но она замотала головой. Выдохнула. Все равно шило в мешке не утаишь. Если Эйнард захочет сложить два и два… Нет, лучше самой. Так хоть будет шанс предостеречь его от опасности.

— Она его сестра, — очень спокойно проговорила Беанна, однако, не справившись со стыдом, опустила взгляд. — Но градоначальник высказался на эту тему вполне определенно, поэтому прошу тебя, пожалуйста…

Чуть подрагивающие мужские руки решительно заключили ее в объятия. Беанна часто задышала, готовая расплакаться.

— Энда, да как же ты вынесла это все? — пробормотал Эйнард, и слезы покатились, застилая глаза, очищая душу, принося желанное, ни с чем не сравнимое облегчение. Эта тайна, этот стыд, эта боль не давали Беанне покоя почти целый год. Но если Эйнарда это не отпугнуло, если он не испытывает к ней отвращения, если его беспокоит только ее состояние, быть может, не все еще потеряно? — Беанна, — прошептал он и, не найдя ничего лучшего, принялся целовать ее мокрое лицо, — пожалуйста, пожалуйста, скажи, что это не может быть препятствием… Что ты согласишься… Что примешь наконец мое предложение, пока я не сдох тут от разрыва сердца!..

Она едва его слышала, тая от горячих губ, от этой нежности, от нереальности происходящего. Она же только что призналась Эйнарду в своем распутстве. Неужели для него это ничего не значит?

— Ты… не хочешь знать, как все произошло? — слишком мягким, словно опьяненным, голосом спросила она. Но Эйнард только накрыл ее губы своими, вынуждая окончательно потерять голову.

— О боги! — только и пробормотал он, разорвав невероятно долгий поцелуй, — с таким чувством, что Беанна невольно покрылась румянцем.

— Ты же говорил, что я не умею целоваться, — с неуправляемым ликованием напомнила она. Эйнард почти с зеркальными эмоциями погладил ее горящую щеку.

— Готов взять свои слова назад, — сообщил он. — Но только если ты наконец скажешь мне «да».

Беанна вздохнула, снова отвела взгляд. Потом высвободилась из его объятий, отвернулась и обхватила себя руками.

— Давай я сначала все-таки расскажу тебе о своем грехе, — горько проговорила она, — чтобы ты не считал меня жертвой и не пожалел о своем предложении.

Эйнард хотел было возразить, что никогда о нем не пожалеет, но вдруг понял, что Беанне важно избавиться от этой тяжести, и не стал ее останавливать. Беанна еще немного помолчала, а потом поведала свою историю.

— Я… не буду себя оправдывать, мол, родители погибли, жених отвернулся, все это не столь важно, — начала она. — Я вполне отдавала себе отчет в том, чего хочу, когда пошла к градоначальнику. У него тогда скончалась жена, и я решила, что несчастье смягчит этого человека и я смогу уговорить его вернуть нам с Арианой отцовскую квартиру. Но… ему тогда было совершенно не до меня… — Беанна замолчала, стараясь утихомирить нахлынувшие воспоминания, но последующую сцену ей не удастся забыть до конца жизни. — Он едва стоял на ногах: то ли от горя, то ли от количества выпитого. И вряд ли осознавал, кто перед ним и зачем я пришла. Налил мне в кружку… Надо было уйти, едва я поняла все… Но я… Он… Я не ожидала…

Не выдержав, Эйнард шагнул вперед и прижал ее к себе. Беанну била крупная дрожь.

— Все, хватит! — приказал он. — Я услышал более чем достаточно!

— Градоначальник потом... потом пригрозил мне, что, если хоть кто-то об этом узнает… — кое-как пролепетала Беанна. Эйнард кивнул, а в глазах у него появился странный пугающий блеск. И Беанна, всей своей душой настроенная на него, тут же распознала его намерения. Схватила за руку и так стиснула, что даже пальцы захрустели. — Не смей! — почти выкрикнула она. — Я сама согласилась! Он не… не принуждал меня! Я не думала… Мне было все равно!.. Но теперь!.. Если с тобой что-то случится, я утоплюсь!

Эйнард озадаченно посмотрел на приникшую к самому сердцу Беанну. На лице у нее была написана такая решимость, что сомневаться в ее искренности не приходилось. И хотя все его существо вопило о мести, рисковать благополучием Беанны Эйнард не имел права. Кто знает, как повернется жизнь. Быть может, не сегодня-завтра она сама накажет господина градоначальника за причиненное зло. А если нет… То Эйнард ничего не забывает…

— Беанна, — прошептал он, наклонившись к самому ее уху, — я третий раз сегодня и четвертый раз в общем предлагаю тебе стать моей женой. Я весьма терпелив, но тебе не кажется, что пора уже ответить мне согласием?

Она вздрогнула, но больше и не подумала отстраняться. Хватит испытывать судьбу. Пришло время воспользоваться ее подарками.

— Да, — выдохнула Беанна и закинула руки ему на шею. — Да, да, да — за все три раза! И за последний — я согласна! Эйнард…

Счастливая улыбка сама появилась на его губах, изгоняя все тяготы и неприятности последних дней. И Эйнард счел необходимым закрепить их уговор долгим завораживающим поцелуем…