Легенда о лиловом драконе

Глава сорок седьмая: Сумасшествие Арианы

Эйнард покачал головой, загоняя Лилу очередной клинок в сердце. Сколько там уже было ран, и считать не стоило. Ариана так и не пришла в себя. Она смотрела невидящим взглядом в одну точку и ни на что не реагировала. Даже на поцелуи Лила, которыми он осыпал ее лицо, бормоча нежные слова, умоляя ответить ему, клянясь, что никому не позволит ее обидеть. Ариана не уворачивалась и не отстранялась — словно больше не чувствовала. И не хотела возвращаться.

— У нее сильнейшее потрясение, — объяснил Эйнард ее состояние, узнав, что произошло, и осмотрев Ариану самым тщательным образом. Общаться с ним она также отказывалась. — Думаю, на фоне воспоминаний о гибели родителей организм включил защитную реакцию. Я слышал о подобных случаях, но сам никогда не сталкивался. И, признаться, понятия не имею, как вытащить Ариану из этого состояния. Тут лекарствами не поможешь.

— Что я могу сделать? — с трудом выговорил Лил, ненавидя себя за этот беспомощный тон. Эйнард похлопал его по плечу, пытаясь поддержать.

— Только ждать, — ответил он. — Понимаю, что трудно, но Ариана должна пережить это нападение и сама захотеть поправиться. Мы можем лишь окружить ее заботой и набраться терпения.

Терпения…

Лил никогда не жаловался на его недостаток, но сейчас просто считать минуты, складывая их в часы и глядя на безучастную ко всему Ариану, было совершенно невыносимо. Она сидела на больничной кровати, обхватив колени руками и глядя куда-то в пустоту. Эйнард заходил, качал головой и выходил, занимаясь другими пациентами. Ильга хлопотала по хозяйству. Беанна, ворвавшись в палату разъяренной фурией и обжегши Лила обвиняющим взглядом, пыталась привести сестру в себя, то обнимая, то ругая, то вспоминая какие-то детские проказы, то шепча слова любви. Ариана молчала, не видя, не слыша, не ощущая. Лишь однажды поднялась и направилась к дверям. Лил бросился было к ней с нелепой надеждой на чудо, но Эйнард только цыкнул на него и, кликнув Ильгу, попросил проводить пациентку.

— Основные рефлексы работают — уже хорошо, — заметил Эйнард. — Будем трудиться, — тут он посмотрел на Лила, и взгляд его посуровел. — Вот что, мил друг, иди-ка ты домой, — приказал Эйнард. — Поешь, помойся, а то у меня уже весь госпиталь провонял этой паленой волчатиной. А с утра приходи. Может, и мне будет, чем тебя порадовать.

Худшего наказания Эйнард не мог и придумать, но Лил подчинился. Вдруг именно он и был причиной того, что Ариана пряталась в коконе. Напоминал ей о волках, о произошедшей с родителями трагедии, о пережитом ужасе. И какое значение в этом случае имели чувства Лила? И бьющаяся в каждом нерве боль, подпитываемая страхом и ощущением безнадежности?

Он никогда еще не был в доме один. Когда вокруг темнота, и холод, и беспросветная тишина. Такая, что хотелось завыть волком, а потом забиться куда-нибудь в угол, закрыться в Арианиной позе и не вылазить до самой весны. Или вовсе сдохнуть — кому он теперь нужен?

Этот дом жил Арианой. Радовался ее заботам, дышал ее энергией. Веселое пламя в печи, ароматы свежего ужина во всех комнатах, обязательное рукоделие на лавке — Лил сам не понял, как все это стало и его жизнью. Уйди прочь, откажись, перестань бороться — и не будет ничего. Ни дома, ни Арианы, ни смысла существования…

Лил заставил себя растопить печь, вскипятить воду, умыться, избавляясь от волчьей крови и запаха. Привел себя в порядок, чтобы завтра ничего не напоминало Ариане о встрече с хищниками. Но есть не стал, хотя и обнаружил за заслонкой почти полный чугунок своего любимого рагу. Ариана явно готовилась устроить для Лила праздник по возвращении от ведуньи, но теперь кусок не лез в горло. Лил только погладил тыльной стороной ладони остывшую стенку чугунка, словно пытаясь уловить Арианино тепло, потом водрузил его на стол и забыл до лучших времен.

Дом быстро согрелся, в отличие от замороженной неизвестностью души. Лил слонялся по гостиной из угла в угол, не зная, что делать и что придумать. Следовало отправиться на свой чердак и завалиться в самодельную кровать из соломы и Хединовой палатки, чтобы завтра иметь свежую и сносно соображающую голову, но Лил вместо этого толкнул дверь Арианиной спальни и, отринув стыд и внутренние запреты, зашел внутрь.

Он был здесь всего пару раз, когда чинил кровать и латал пол, но тогда не испытывал ощущения совершаемого святотатства. Лил отлично знал, что должен немедленно покинуть эту комнату, что не имеет ни малейшего права здесь находиться, но чувствовал, что в любом другом месте этой ночью он просто рехнется. Ужас продолжал пробирать дрожью, путая мысли и добивая непонятно откуда взявшейся виной. Лил же действовал совершенно правильно! Оградил от опасности Ариану, расправился с волками, обеспечил безопасное отступление — почему же чувствовал, что несчастье с Арианой — его ответственность? Еще до сурового взгляда Беанны и объяснений Эйнарда? Что он сделал не так? За что боги покарали Ариану?

Лил присел на ее кровать, обхватил руками подушку и уткнулся в нее лицом, вдыхая знакомый аромат Арианиных волос.

Она сказала сегодня необыкновенные слова. Так глубоко, так искренне, что Лил им поверил. И был награжден отчаянно-сладкими поцелуями, растворившись в ощущении безграничного счастья. Если бы они с Арианой потом просто вернулись домой, он отринул бы все оставшиеся страхи и рискнул перейти последний рубеж. Раз Ариана его не боялась, значит, не мог он ее подвести.

Но боги решили иначе, наслав волков. И отняв у Лила Ариану. Как предупреждение за вольнодумство… или как наказание за трусость?

Лил поднялся еще затемно. Удалось ему поспать или нет, не имело значения — сил хватит. Ожидание выматывало сильнее, то даря надежду, то отнимая ее и ввергая в пучину отчаяния. А вдруг случилось чудо, и Ариана встретит его знакомой ласковой улыбкой, протянет нежные пальчики, обнимет, прижавшись щекой к его плечу? Вдруг она ждет его, а Лил тут, совсем рядом, считает минуты до рассвета, изнемогая от желания ее увидеть? Больше Эйнарду не удастся его выставить. Если понадобится, Лил на коврике устроится, только чтобы чувствовать Ариану, отогревать ее теплом, дышать ее дыханием.

Эйнард встретил у дверей: усталый, раздраженный, одним своим видом развеявший все надежды.

— Всю ночь металась: то тебя звала, то родителей, то богинь о снисхождении просила, — сообщил он вмиг поникшему Лилу. — Я думал, может, переживет все это во сне и пробудится другим человеком. Но она снова закрылась. Не знаю… Иди, может, будет прок…

Лил, затаив дыхание, прошел в палату. Сидевшая в уже привычной позе Ариана даже не повернулась к нему.

— Она сама умылась, немного поела, — раздался за спиной голос Эйнарда. — Но общаться отказывается. Такое ощущение, что она запретила себе чувствовать: от страха ли, от боли… Где-то читал, что другое сильное потрясение может вывести из подобного состояния. Но может и окончательно уничтожить. Так что смотри сам…

— Какое я имею право?.. — не отрывая взгляда от Арианы, пробормотал Лил и тут же вздрогнул, получив от товарища чувствительную затрещину.

— Ты мне это брось! — заявил Эйнард сердито. — Мне только второго такого же красавца в соседней палате не хватало! Ариане сейчас не сомнения твои нужны и не самоуничижение. Ей надо чувствовать сильное плечо рядом, чтобы было, к чему стремиться и ради чего отпускать себя на волю. Так что — чтобы я не слышал от тебя подобных умирающих фраз, иначе выгоню и не посмотрю, сколько ты для меня сделал!

Лил сжал кулаки. В том, что Эйнард прав, сомнений не возникало. И как бы сложно ни было преодолеть себя, избавившись от все усиливающегося чувства вины, он должен был это сделать. Ради Арианы. Пусть потом придет расплата, но сейчас совесть была последним советником, которого стоило бы слушать.

Эйнард, очевидно, почувствовав смену его настроения, легонько подтолкнул Лила к Ариане. Лил на мгновение зажмурился, окончательно беря верх над паническими настроениями, потом присел к Ариане на кровать и взял ее руку в свои. Ариана повернула к нему голову, но посмотрела все так же мимо. Кажется, этот взгляд до конца жизни будет сниться Лилу в кошмарных снах, но, если Эйнард говорит, что надежда есть…

Лил прижался губами к родной ладошке. Теплая, нежная, но совершенно безжизненная. И пальчики не подрагивают, как раньше это бывало, и вторая рука не касается его волос — осторожно, едва заметно, даря ощущение легкой восхитительной радости.

Лил не знал, что делать. Просто рассказывал Ариане о своей любви, о том, как много значит она для него, не понимая, почему не говорил ей этих слов раньше, скрывая, боясь показаться навязчивым, не в силах придумать правильных фраз. А вот сейчас они текли сами, из глубины сердца: Лил даже не представлял, что так много их у него скопилось. Да только Ариана не слышала — теперь они были ей не нужны.

В середине дня его сменила Беанна, попросив оставить их с сестрой наедине, и Лил был вынужден подчиниться. Впрочем, если от присутствия сестры и племянницы Ариане станет хоть чуточку лучше, Лил готов был загнать собственные желания в Драконью долину.

Он вышел из госпиталя и побрел по дороге, совершенно не думая о том, куда та ведет. И едва не натолкнулся на попавшегося ему навстречу Тилу.

— Ты-то мне и нужен, — заявил тот, даже не соизволив поздороваться, и, приглядись Лил чуть внимательнее, он заметил бы необычную сосредоточенность на лице товарища. — По городу слухи поползли о новом нападении волков. Меня интересуют подробности!

Лил повел плечами.

— Спрашивай, — согласился он. Тила свел брови.

— Сколько? Где? Как выглядели? Как себя вели? — отчеканил он короткие фразы. И Лил так же коротко ответил:

— Трое. Милях в шести-семи от Армелона. Серебристые шкуры. Прирожденные убийцы. Ариана решила, что такие же волки растерзали ее родителей, и…

Он замолчал, увидев, как Тила побледнел и судорожно вздохнул.

— Шесть миль… — только и пробормотал он. — Энда! У нас совсем не осталось времени!

Ничего больше не объясняя, он развернулся и бегом устремился прочь. Лил проводил его удивленным взглядом, не понимая и чувствуя только, что волки были отнюдь не последним несчастьем. Однако вскоре мысли вновь переключились на Ариану, а после слов встретившей его в дверях госпиталя Беанны Тила и вовсе был забыт.

— Надо идти к ведунье, — твердо заявила Беанна. — Она сразу сказала Ариане, что страх доведет ее до беды: если кто-то и знает, как вытащить сестру из этого кокона, то только она. Я постараюсь уговориться свекровь позаботиться завтра об Айлин, чтобы иметь возможность…

Лил качнул головой.

— Я пойду, Беанна. Прямо сейчас. Не стоит время терять.

Она удивленно хлопнула глазами, очевидно, ранее даже не рассматривая такую возможность.

— Она… как бы это сказать… не особо привечает мужчин, — поморщилась Беанна. — Какая-то давняя история, может, ведунья и сама ее уже не помнит… Но тебя, боюсь, она и на порог не пустит.

— Ничего, — Лил сжал кулаки, — мне не привыкать.

Беанна посмотрела в его решительное лицо, нахмурилась и вздохнула.

— Как бы я хотела… — пробормотала она, но тут же осеклась, еще раз вздохнула и попросила Лила соблюдать осторожность.

— Скажи, что тетушка Айлин была твоей матерью, — неожиданно проговорила она. — Ведунья любила ее. Быть может, сжалится в память…

Лил послушно кивнул, прикидывая, успеет ли до темноты добраться до жилища ведуньи. По всему выходило, что нет. Но откладывать дело до утра не было совсем никаких сил. В конце концов, Лил видел ночью не хуже кошки, и это давало ему некоторое преимущество в возможных стычках. Поэтому он буквально на пару минут заскочил к Эйнарду, бросил быстрый взгляд на ничуть не изменившуюся Ариану и, не позволяя себе раскиснуть из жалости, покинул Армелон.

Дорога к домику ведуньи была на редкость спокойна, правда, Лил тщательно просчитывал каждый свой шаг, предупреждая неприятные встречи и заранее сворачивая на безопасную тропку. А вот достучаться до хозяйки оказалось делом совсем непростым, и Лил отлично понимал ее нежелание обозначать свое присутствие в этом богами забытом местечке среди студеной ночи. Но Лил знал, ради кого мерзнет на пороге заснеженной землянки и смиренно просит выслушать его, обещая не причинять вреда даже в мыслях. Он готов был провести здесь всю ночь, но имя матери, как и рассчитывала Беанна, произвело волшебное действие. Внутри землянки послышались шаги, дверь скрипнула, отворяясь, и неверный огонь свечи осветил фигуру невысокой иссохшей старухи.

— Нет мне от вас покоя, безбожники, — проворчала она, без всякого смущения рассматривая оробевшего Лила. — Ни днем, ни ночью; ни зимой, ни летом. Только и знаете, как с проблемами своими бегать. А кто виноват в проблемах ваших, знаете? Уж точно не я!

— Я виноват, — пробормотал Лил, не зная, что еще сказать и как задобрить сердитую ведунью. Она имела полное право, высказав претензии, захлопнуть дверь у Лила перед носом хотя бы из-за того, что он явно поднял ее с постели. А еще из-за того, что она ненавидела мужчин и не звала Лила в гости. Ну и просто потому что знала, кто он на самом деле. А вот сам Лил совершенно забыл об этом. Не до того было.

— Ты, — согласилась ведунья, — хорошо, что понимаешь, — она вздохнула, переступила с ноги на ногу, потом махнула рукой, приглашая Лила в дом. — Заходи, чего уж теперь, — покачала головой она. — Побеседуем. Может, и получится мозги тебе вправить. Горе-несчастье.

Она еще долго возмущалась, припоминая грехи родных Арианы и матери Лила, а Лил стоял посреди единственной комнатки, едва не задевая головой потолок и не смея даже слова сказать против. Пусть говорит что хочет, лишь бы нашла способ помочь Ариане.

— Что застыл, как истукан? — немного выпустив пар, поинтересовалась ведунья и улыбнулась. — Садись, в ногах правды нет. Оберег-то при тебе еще? Али нашел повод избавиться?

Лил невольно прижал руку к сердцу, будто защищая подарок Арианы от любого посягательства. Но ведунья только усмехнулась.

— Уже хорошо, — заметила она. — Значит, знаешь, какая сила в нем заключена. И что он любовью твоей избранницы подпитывается. Али не сказала?

Лил качнул головой, чувствуя, что язык прилип к небу. Он, конечно, был наслышан об удивительных свойствах девичьего оберега, но никто не рассказывал ему подробностей. А сам он… Да разве можно о таком догадаться?

Ведунья вздохнула и отвела взгляд в сторону.

— Побоялась, значит, вот и пожинает теперь, — сообщила она. — Я-то думала, ты не веришь просто в эту силу, а тут вон оно что…

В голове у Лила молнией сверкнула светлая мысль. Если оберег защищал его от беды, он никогда не допустил бы случайного обращения Лила в дракона. А если еще и хранил в себе Арианины чувства…

— Я… это я струсил! — сквозь нахлынувшую боль от собственной ошибки выговорил Лил. — Это я прогневал богов, сомневаясь в их благосклонности! Это я заслужил их кару! Я был проклят с рождения! Я, а не Ариана!

Ведунья снова вздохнула, осмотрела комнату, словно что-то разыскивая, поскребла в затылке.

— Никто не бывает проклят с рождения, — проговорила она, — каждый человек своим поведением определяет дальнейшую судьбу. Три греха, за которые боги наказывают нещадно, знаешь? — спросила она и сама же ответила: — Первый — гордыня, второй — трусость, третий — отчаяние. А все потому что они возникают из неверия в милость Создателей. Ариана не вняла моему предупреждению, не смогла перебороть свой страх, но боги, памятуя о свалившихся на нее испытаниях, все же не отворотили свои взгляды, устроили вам новую встречу, позволили узнать о чувствах друг друга. Разве не должно было это уверить ее в их благожелательности? И разве имела она право так поддаться отчаянию, что теперь даже близким не под силу отмолить ее у Создателей?

Лил содрогнулся, услышав в этих словах приговор. Но ведунья посмотрела на него в упор, и светлые водянистые глаза ее потемнели от гнева.

— Отчаешься? — сурово спросила она. — Смиришься? Поверишь мне и бросишь бороться? Тогда могу предсказать тебе будущее. Оно передо мной, как на ладони. Совершенно простое и идеально подходящее для дракона. Думаю, ты и сам понимаешь, о чем речь?

Лил сжал зубы, даже не пытаясь спорить. Слишком часто представлял он свое будущее именно таким, убеждая самого себя, что ничего другого он не достоин. Но ведь ведунья права. Боги совершили для него столько чудес, о скольких иные и мечтать не могут. Знакомство с Арианой, ее принятие его дракона, их необыкновенная дружба, спасение во время казни, чувства Арианы к нему, ее выбор и ее последние слова. Она не боялась его дракона — так почему же Лил боялся? Как будто у него не было выбора.

— Не хочу, — без капли сомнения ответил он. — Лучше несколько секунд счастья с Арианой, чем столетняя драконья жизнь без нее.

Ведунья долго смотрела на него, то ли проверяя твердость его характера, то ли решая, достоин ли Лил ее милости. А он просто ждал. Впервые в жизни его не одолевали сомнения ни в отношении к нему Арианы, ни в правильности собственных действий. И от этого было так непривычно легко, словно драконья личина покинула тело и там освободилось место для самых важных в жизни вещей. И не имело значения, какое будущее увидела ведунья и что она думала о самом Лиле. Он все равно…

— Тогда у тебя есть шанс все исправить, — неожиданно выговорила ведунья, и взгляд ее смягчился. Она на мгновение сжала руку Лила и столь же внезапно заволновалась, поднялась с места, сложила из пальцев странную фигуру, подняла глаза к потолку. — Поторопись! — вдруг воскликнула она. — Беда пришла в Армелон — такая, какой полстолетья не было! Опоздаешь — и спасать будет некого! А если струсишь…

Но Лил, не слушая, уже выбежал из землянки…