Легенда о лиловом драконе

Глава третья: Две сестры: старшая

Айлин смотрела вслед уходящей сестре со смесью грусти и понимания. Она не осуждала ее за скорый уход: Ана и так совершила подвиг, приведя в дом сестры дочь вопреки запрету мужа. Хедин ненавидел драконов, и, если бы это зависело только от него, Айлин и Лила не подпустили бы к Армелону и на десять миль. Ана заступилась. Айлин не знала, какими правдами и неправдами ей удалось уговорить жителей позволить сестре с сыном поселиться недалеко от города, но была бесконечно ей за это благодарна и не требовала большего.

Семья для Аны значила все. Она готова была отдать жизнь за вспыльчивого, упрямого, но от того не менее любимого мужа и за любую из дочерей: будь то рыжеволосая красавица Беанна или ни разу не надевавшая женского платья Ариана. Вот только Айлин забыла, что и она тоже является членом семьи своей младшей сестры. А Ана помнила. И не приняла ни слова благодарности, когда позволила Ариане остаться наедине с Лилом.

— Он твой сын, Айлин, — улыбнулась Ана в ответ на заверения сестры в полной безопасности ее дочери. — Других гарантий мне не надо.

Сын…

Айлин вздохнула. Ана, конечно, знала все еще до возвращения старшей сестры в Армелон: Айлин писала ей письма, в которых рассказывала о своей жизни. О том, что заставило ее уйти из отчего дома. О том, как ей нравится путешествовать, в каких красивых и интересных местах удалось побывать. О том, какие разные везде люди и обычаи.

О Лиле она решилась написать не сразу. Наверное, больше года боялась открыть сестре новую страницу своей жизни. Но прятать сына всю жизнь не смогла.

«Я долго не слала тебе писем, — прости, если заставила волноваться, — так начиналась та самая исповедь, ответа на которую Айлин страшилась едва ли не больше смерти. Ана была единственным близким ей человеком, и если она осудит… — За это время произошло событие, утаивать которое от тебя у меня нет больше ни сил, ни желания. Поэтому предстаю перед тобой с повинной головой, надеясь на снисхождение и понимание. Не отрекайся от меня, не попытавшись встать на мое место.

Ана, я стала матерью. У меня сын — и это самый замечательный сын на свете!

Разумеется, я не вышла замуж — в моем-то возрасте… Но это еще полбеды. Самое страшное и безысходное — разумеется, не для меня, а для Лила — это то, что он дракон. Самый настоящий маленький дракончик, и вчера он это доказал, без всякого зазрения совести поджарив мою ногу, — на этом месте, и Айлин отлично это помнила, она улыбнулась проказе своего малыша. Уже тогда Лил был настоящим драконом: жестким, уверенным, храбрым до безрассудства. Но именно эти качества и нравились в нем Айлин. Он словно был ее отражением. Или просто родным сыном. — Ему около шести лет, и он вовсю пробует мир на вкус. Он сводит меня с ума, но я абсолютно счастлива — и как мать ты должна меня понять.

Впрочем, я буду признательна, если ты просто дочитаешь это письмо до конца, не выбросишь и не сожжешь, чтобы навсегда забыть о моем существовании. Хотя бы ради того, чему нас учили родители.

Меня всегда считали странной из-за тяги к путешествиям, которую никто не мог понять… Но именно она подарила мне сына.

Это произошло чуть больше года назад. Я брела по лесу, когда вдруг услышала детский плач. Именно детский — и такой отчаянный, разрывающий душу, словно случилось настоящее горе.

Не думая ни о чем, я бросилась вперед. Я нашла его — перепуганного, но не сломленного мальчика — в яме-ловушке для драконов. На дне — без движения — лежала ярко-синяя драконья самка. Я решила, что это его мать. Очевидно, попав в ловушку и предчувствуя гибель, она велела сыну принять человеческий облик и спрятала его от охотников в выскобленном ею углублении.

Ты ведь понимаешь, Ана, что я не могла уйти и бросить малыша на погибель. Я не знала, как обращаться с детьми, не знала, как мы будем жить без постоянной крыши над головой и пропитания. Зато отлично представляла себе, как отнесутся люди и к нему, и ко мне — а драконье происхождение Лила скрыть невозможно. Я даже не чувствовала в себе сил справиться с грядущими проблемами. Но я рискнула снова последовать велению сердца — и боги вознаградили меня сполна.

Теперь я счастливая женщина, Ана. Я наконец поняла, чего мне не хватало все эти годы, и мои метания окончены. Я не стану описывать все трудности нашего первого с Лилом года, скажу лишь, что большинство из них уже позади. Меня огорчает лишь предвзятое отношение к мальчику. Людей не смущает его возраст — очевидно, они готовы воевать с младенцами. Что ж, тем больше у меня поводов защищать моего Лила и тем сильнее уверенность в правильности выбора.

И только одно меня пугает — это то, что теперь от нас отвернешься и ты — единственный родной человек. Поверь, несмотря на любое твое решение, я не откажусь от Лила. Но если бы я знала, что где-то есть человек, способный поддержать и утешить меня в трудную минуту, мир стал бы казаться чуточку добрее.

Не рассчитываю, что ты мне ответишь, но все же очень жду твоего письма и твоего приговора.

Любящая тебя Айлин».

Конечно, Айлин рассказала сестре не все. Первый год был не просто тяжел, он был ужасен. Казалось, они с Лилом собрали тогда все несчастья, какие только возможны. Часто голодали, потому что у Айлин не получалось охотиться с ребенком возле юбки. Спали под открытым небом, так как ни один постоялый двор не принимал на ночлег дракона, не помещенного в клетку. А когда Лил заболел и не мог даже объяснить, что у него болит — потому что не умел говорить! — у Айлин едва не опустились руки. Малыш бледнел и слабел на глазах, из его горлышка вырывались жалобные хрипы, волосы и глазки потускнели так, что он перестал походить на дракона. Возможно, это и спасло ему жизнь. Полуслепая бабка-ведунья не побоялась не только осмотреть мальчика, но и, определив заболевание, оставить его в своем доме до полного выздоровления.

Тот период Айлин прожила как в страшном сне и потом так страстно стремилась о нем забыть, что не помнила даже названия болезни, от которой ведунья лечила Лила. Айлин не думала о себе, выполняя все приказы хозяйки и работая не покладая рук. Стирка, уборка, готовка, прополка — все было на Айлин, а ей и этого казалось мало. Она заглядывала ведунье в глаза, стараясь предугадать ее желания и исполнить их в наилучшем виде. Едва спала, проводя ночи возле почти бездыханного Лила. Питалась крохами, потому что кусок не лез в горло. И истово молила богов принять ее жизнь взамен жизни Лила.

Сжалилась ли над ней Божественная Триада или ведунья оказалась мастером своего дела, Айлин не знала. Но в одно прекрасное утро она проснулась от того, что звонкий, хотя и несколько неуверенный голосок произнес слово: «Мама». Айлин подняла голову и встретилась глазами с блестящими глазками своего сына. И впервые в жизни узнала, что такое настоящее счастье…

Они сбежали из дома ведуньи еще до того, как та поднялась с кровати: Лил снова стал воплощением дракона и Айлин не хотела рисковать, проверяя лояльность ведуньи на прочность.

Они нашли в лесу пустующую избенку и провели зиму в ней. Лил оказался замечательным помощником, схватывая на лету все то, чему обучала его Айлин, а порой и удивляя ее собственными познаниями. Он научился рубить дрова и разжигать костер. Чутье позволяло Лилу выслеживать дичь лучше собаки, а природная сила и ловкость помогала добывать пропитание с завидным постоянством. После особо удачной охоты Айлин относила часть добычи в город, где выменивала ее на теплую одежду, обувь и лакомства для Лила.

К сожалению, эта идиллия длилась недолго. С наступлением теплых месяцев избенка понадобилась местной ведунье, в течение лета и осени жившей в лесу и собиравшей целебные травы. А Айлин с Лилом пришлось покинуть насиженное место.

Будь у Айлин иной склад характера, она бы, вероятно, тут же принялась искать новое место для жилья. Но, даже став матерью, она не изменила себе. Огромный мир манил, и Айлин с Лилом шли все дальше, не заботясь о будущем. Та боль, тот ужас, что она испытала за время болезни Лила, отпустили, и Айлин снова радовалась солнцу, ветру и свободе. Стены давили на нее, словно загоняя в клетку, и Айлин почти обрадовалась, когда поняла, что есть причина оставить лесную избенку.

Лил не тяготился необходимостью вести кочевой образ жизни. Как любой ребенок, он с удовольствием носился босиком по зеленым лугам; прыгал по ветвям деревьев не хуже белки и резвился, разбивая воду в брызги, в каждой встречавшейся по дороге речушке. А когда на горизонте показалось море, его восторгам и вовсе не было предела.

Айлин тоже любила эту бесконечную гладь, этот простор, которого больше нет нигде на свете, эти ленивые перекаты волн, которым некуда спешить и которые наслаждаются настоящим. Она могла бы сидеть на берегу дни напролет, не чувствуя голода, не ощущая времени, забыв обо всем на свете. Но против такого времяпрепровождения Лил возражал всеми доступными ему способами. Ему хотелось внимания и участия, и Айлин пришлось смириться, следуя сделанному выбору. Но море так просто не отпускало, и они брели по берегу много дней, до тех пор пока местность не стала казаться Айлин знакомой. Сами того не желая, они дошли до границы Армелона — города, в котором жила ее сестра с семьей, в котором прошло детство и отрочество Айлин и который она когда-то покинула без всякого сожаления. Но корни давали о себе знать, и Айлин вдруг почувствовала такую тоску по родному дому, по единственной и горячо любимой сестре, что решилась наконец написать письмо, текст которого вынашивала в себе уже больше года.

Свобода была важна, но сестра стояла вне любых сравнений. Такая правильная, такая идеальная: она всегда делала то, что нужно, то, что все от нее ждали, и при этом получала от своих поступков удовольствие. Словно боги награждали ее за послушание. Даже выйдя замуж по велению отца за его боевого товарища, Ана смогла полюбить мужа и найти в семейной жизни свое счастье. И это безмерно радовало Айлин, ведь иначе ее свобода оказалась бы куплена слишком дорогой ценой.

Хедин предназначался Айлин. Но ее непокорная душа воспротивилась браку по принуждению, и Айлин сбежала из дома. А Ана осталась отвечать за проступок старшей сестры.

Наверное, узнай Айлин, что Ана готовится к свадьбе с ее бывшим суженым, она вернулась бы, чтобы помешать сестре пожертвовать собой. Но Ана почему-то сообщила ей о своем браке как о свершившемся факте, попросив не чувствовать себя виноватой. И Айлин с удовольствием исполнила ее просьбу. Но после этого события раз и навсегда перестала видеть в сестре соперницу за родительскую любовь. Словно осознала, что Ана достойна всех тех слов, что о ней говорили. И только искренне просила богов послать ее сестре силы принять мужа.

Хедин оказался вовсе не таким, каким его представляла себе Айлин, хотя судить о нем она могла только по письмам сестры. Но все рассказы Аны о муже пестрели превосходными тонами: она восхищалась каждым его движением и вместе с тем умудрялась направлять его действия в ту сторону, куда ей было нужно. Впрочем, Айлин это не удивляло: о характере своей младшей сестры она знала лучше всех и именно на него рассчитывала, когда сообщала Ане о Лиле. И не ошиблась.

«Я так тобой горжусь! — было в ответном письме. — Ты сделала именно то, что должна была сделать женщина. Если потребуется помощь, смело рассчитывай на меня. Если потребуется кров, вспомни про наш домик в лесу. Если потребуются силы, боги тебя не обидят.

Я счастлива, что у меня такая сестра!»

Что можно было к этому добавить? Только то, что в течение нескольких следующих лет Айлин воспользовалась всеми тремя советами. В трудные минуты, сомневаясь в выборе, она обращалась за поддержкой к Божественной Триаде, и те терпеливо наставляли ее на путь истинный. Зимы Айлин с Лилом проводили в той самой избушке, о которой ей напомнила Ана, а с приходом тепла уходили путешествовать по миру. А когда пришла беда и старое дерево, упав во время ненастья, разрушило их единственное жилище, Айлин пришла к сестре, и та выбила у общины крохотный домик недалеко от стен Армелона, в котором Айлин и поселилась вместе с сыном. Соседи их почти не беспокоили, и Айлин старалась радоваться оседлой жизни, приспособиться к которой ее вынудила травма, полученная во время бегства от снежного потока. Сломанная в нескольких местах нога заживала как-то чересчур медленно, словно не желая срастаться, мучительно ныла при переменах погоды, и Айлин не решилась в таком состоянии отправляться странствовать.

Лил взял на себя все заботы о них обоих, делая, пожалуй, даже больше, чем когда-то Айлин сделала для него. Полностью обеспечив ей беззаботное существование, Лил не мог только одного: привести в дом ведунью; и в этом снова помогла Ана. Несмотря на протесты Айлин, уверенной в своей способности самостоятельно решить все проблемы и не имевшей возможности оплатить услуги целительницы, Ана привезла в их лачугу настоящую кудесницу. Она избавила Айлин от боли за какую-то пару недель, но, к сожалению, уже не смогла излечить хромоту: неправильно сросшаяся нога оставила Айлин калекой на долгие годы. Впрочем, даже это не смогло бы ее остановить, но Лил приложил все усилия, чтобы уговорить мать поберечься хотя бы в этом году, и она смирилась, уступив его просьбам.

Айлин отчаянно скучала, спасаясь только нечастыми посещениями младшей сестры. Но она и подумать не могла, что Ана решится привести к ней в гости дочь. И даже не попросит отправить куда-нибудь на время визита Лила. А потом сама отправит Ариану пообщаться с детенышем дракона. Без всякого надзора. Да она еще более легкомысленная, чем сама Айлин!

— Ты никогда не говорила, что у меня есть сестра, — раздался с порога голос Лила, и Айлин даже вздрогнула. Сестра? Ариана? Да как ему только в голову пришло, что дочка Аны может быть его кровной родственницей? Кто она и кто… он?

Даже самые лучшие качества не сделают дракона человеком. И пусть Лил был идеальным сыном, делиться с ним семьей Айлин не могла.

— Я даже не думала… что Ана решится… — неубедительно пробормотала она. А Лил прищурился, словно прочитал ее мысли, и негромко, но твердо заметил:

— Напрасно.