Легенда о лиловом драконе

Глава тридцать четвертая: Шанс Эйнарда

— Мне кажется, это не слишком хорошая идея, — ответила Беанна, и все сразу стало неважным и ненужным.

Эйнард давно собирался сделать ей предложение: почти месяц он вынашивал эту идею, но все не решался осуществить задуманное. Все-таки было безумно страшно получить отказ. И пусть вся логика на свете вопила о том, что Беанна должна немедленно ухватиться за такой шанс — в ее-то положении! — Эйнарду было мало просто согласия стать его женой. Он желал ее любви. Пусть пока не признаваясь самому себе, он мечтал о том, что Беанна ответит на его чувства, и ответит искренне, потому что иначе все теряло смысл. Эйнарду хотелось не обладать самой красивой женщиной Армелона, а сделать ее счастливой. Но без истинной любви такое еще никому не удавалось.

Он метался в сомнениях. Иногда казалось, что Беанна тоже к нему не равнодушна, и потупленные взоры вкупе с легким смущенным румянцем, появлявшимся на ее щеках при их беседах, были вполне весомым тому подтверждением. Но потом Беанна начинала забавляться, насмешничая и вынуждая отвечать ей в той же манере. Не сказать, чтобы Эйнарду это не нравилось, скорее даже наоборот, но только такие упражнения во взаимном остроумии никак не приближали его к желанной цели и не могли объяснить, почудился ли ему нежный интерес Беанны или тот имел место на самом деле.

В конце концов Эйнард решился. Назначил день, который должен был стать новой точкой отсчета его жизни, и терпеливо ждал его прихода, уже не пытаясь уловить настроение Беанны, а просто следуя намеченной цели.

Конечно, он не собирался делать предложение в той форме, в какой оно прозвучало. Но Эйнард перед этим просто неприлично перенервничал. Он понятия не имел, что в момент признания ему будет так страшно. Что мысли начнут путаться и предавать, а вся решительность растворится в неподавляемом волнении. Эйнард собирался применить все свое красноречие, чтобы объяснить Беанне, что испытывает к ней с самой первой их встречи, с первого взгляда на нее. Но язык словно прилип к небу, отказавшись повиноваться, и Эйнард только слишком вызывающе схватил Беанну за руки…

Разумеется, после этого она все поняла, и Эйнарду уже можно было ничего больше не говорить. Особенно когда она освободилась от него — с такой брезгливостью и разочарованием, — но Эйнард не привык бросать дела на полпути. И выдал фразу: единственную, на какую был в тот момент способен и какую Беанна никогда ему не простит. Он сам бы такое не простил, ведь прозвучало его предложение как смесь жалости и одолжения, а Беанна была слишком горда, чтобы оценить подобные вещи. Ее ответ — образец вежливости и благодарности — был лучшим из того, что он заслуживал. Вот только для Эйнарда это уже ничего не меняло. Беанне он был не интересен. И с этим следовало как-то жить.

Ильга обо всем догадалась, едва взглянув на брата. Она уже несколько дней подозрительно на него посматривала, словно ожидая какого-то подвоха, но Эйнард делал вид, будто ничего не происходит, хотя и знал, что провести сестру вряд ли удастся. Если уж она смогла рассмотреть его влюбленность при первой же встрече после десятилетней разлуки, то теперь в правильности ее выводов и сомневаться не стоило. И все же Эйнард молчал, рассчитывая в один прекрасный миг изумить сестру известием о своей скорой свадьбе. Да только вышло совсем по-другому.

Ох, сколько всего Эйнард прочитал в переменившемся лице Ильги. От сочувствия и ненависти к посмевшей обидеть брата Беанне до самого явного облегчения и почти ликования, что Эйнард избежал расставленных сетей. И, несмотря на сжимавшую сердце боль, он задал давно тревожащий его вопрос:

— У меня такое ощущение, что ты имеешь зуб на Беанну.

Ильга на секунду замерла, потом хмыкнула, якобы потешаясь над нелепым предположением брата, однако провести его не сумела.

— Я вовсе не блаженный, каким тебе, вероятно, кажусь, и не фанатик, зациклившийся на своем эгоизме, — произнес Эйнард. — И если я чего-то не говорю, то это не значит, что и не замечаю. Тебе не нравится Беанна, Ильга, но это никак не связано со мной. Словно у тебя есть личная причина. Чего я не знаю? Может быть, она когда-то обидела тебя? Оскорбила?

— Вот еще! — Ильга демонстративно задрала нос, не желая говорить об избраннице брата. — Что мне с ней делить? Она понятия не имеет о моем существовании. Я бы, признаться, предпочла в этом ответить ей взаимностью, но уж коль скоро мой брат в нее влюбился…

— Ильга! — Эйнард жестко оборвал ее и покачал головой. — Кого ты хочешь обмануть? Голосок дрожит, слезы на глазах — разумеется, из-за того, что Беанна тебя не замечает. Или что? — он внезапно напрягся и пристально посмотрел на сестру: — Делить все-таки есть кого?

Взгляд Ильги стал вызывающим.

— Догадайся! Раз ты у нас такой умный! — отчеканила она и направилась было в свою спальню, но Эйнард схватил ее за руку и развернул к себе.

— Значит, Тила? — с ходу определил он и поморщился. — Ты не оригинальна.

— Ты зато очень оригинален! — обозленно огрызнулась Ильга и выдернула руку. — Спроси лучше у своей Беанны, почему Тила ее бросил, несмотря на то, что она... что он!..

— Что он?!.. — чувствуя неотвратимо надвигающуюся беду, переспросил Эйнард. Но Ильга только передернула плечами, всем своим видом показывая, что большего он от нее не добьется. Впрочем, Эйнарду и не требовалось продолжение. — Все-таки он отец Айлин, — едва сдерживая ярость, выговорил он и на несколько секунд отвернулся, опустил голову, стараясь справиться с собой. В конце концов ему это удалось. — Милосерднее было сказать мне об этом сразу, — негромко произнес он и, так и не посмотрев на сестру, отправился в свою комнату.

Эйнард не был дома уже почти две недели, все свое время отдавая возведению госпиталя и даже на ночь оставаясь в нем же. Прикрываясь желанием поскорее покончить с ремонтом, он на самом деле прятался за этими стенами и от матери с сестрой, и от Беанны, с которой вполне мог встретиться в городе. А недоделанный госпиталь был весьма надежным убежищем: кому приятно смотреть в глаза отвергнутому кавалеру?

Эйнард понимал, что не имеет права злиться, что он сам виноват в случившемся, что вполне мог предотвратить собственное унижение, если бы в должный момент проявил смекалку и наблюдательность. Но — Энда все побери! — он никогда в жизни не был так взбешен, как после выяснения имени отца малышки Айлин. И ревность, и досада, и ненависть к победившему его сопернику в секунду слились в огромный ком и едва не раздавили Эйнарда. Вот странность, он не чувствовал ничего подобного к Лилу, когда считал его избранником Беанны, смирившись с неизбежным и даже не помышляя ее отбить. Сейчас все было по-другому. Эйнард дрался бы с Тилой до последней капли крови, не брезгуя никакими методами, если бы…

Если бы Беанна не отказала ему еще до того, как он узнал о счастливом сопернике. Нет, Эйнард совершенно не хотел выяснять, почему они расстались. Зато отлично понял причину такого ответа Беанны на свое предложение. Значит, она все-таки ждала Тилу. Жаль, что Ариана сразу ему этого не сказала. И что сам он так и не решился спросить имя у Беанны. И что Ильга целый месяц скрывала от него столь жизнеопределяющую информацию. Впрочем, Эйнард и в этом случае решился бы испытать судьбу. Вот только, быть может, не влюбился бы столь безнадежно?..

Практически поселившись в недостроенном госпитале, он был оторван от происходящих в городе событий. И только когда Ильга — дрожащая, заплаканная, едва стоявшая на ногах, но отнюдь не потерявшая своего боевого характера — явилась к нему и обвинила во всех смертных грехах, он понял, что натворил, запершись здесь и отвернувшись от родных людей.

— Маме… совсем плохо… — закашлявшись и сбив дыхание после своей гневной приветственной тирады, проговорила Ильга. — Не знаю, переживет ли она ночь…

Эйнард ошеломленно уставился на сестру.

— Мама?.. — только и смог выговорить он. Ильга, сжалившись, коротко рассказала, что мама принимала роды у жены ювелира, а та вся горела и задыхалась от кашля, и в тот момент, когда на свет появилось ее дитя, уже была мертва. Ювелир, конечно, пытался обвинить в ее гибели повитуху, да только и сам едва справлялся с охватившей его семью болезнью.

— Мама еще хотела на другой день сходить к ним, узнать, как дела, но уже ночью у нее начался жар, и она даже подняться с постели не смогла… — закончила Ильга. Она почему-то думала, что Эйнард, едва услышав о мамином недуге, бросит все дела и помчится к ней, а он стоял, словно пытаясь что-то уразуметь или вспомнить. — Она не велела тебе говорить, — осторожно продолжила Ильга, надеясь, что хотя бы это выведет брата из непонятного состояния и заставит действовать. — Боится, что и ты заразишься. А тут, в изоляции… — она сцепила руки, пытаясь справиться с накатившим чувством стыда вперемешку с ужасом. — Но ты же доктор, Эйнард! — с мольбой воскликнула она. — Ты же столько лет учился! Ты же должен знать, как ей помочь! Как спасти ее! Иначе… Зачем вообще все это?!..

Он не вздрогнул от ее отчаянных слов и даже не изменился в лице. Вместо этого вдруг взял сестру за плечи и, подведя к окну, принялся осматривать. Потрогал лоб, заглянул в глаза, проверил горло, нащупал пульс — и все это очень быстро и профессионально: так, что Ильге тут же стало спокойно за будущее. Эйнард еще не сказал ни слова, а в ней уже проснулась безотчетная уверенность в том, что ему известна причина страшной, убивающей армелонцев болезни и способ ее победить.

Наконец Эйнард задал пару вопросов о том, где у сестры болит при кашле и как давно появилась сыпь на руках, и решительным шагом направился в комнатушку за едва заметной дверью. В другой раз Ильга, вероятно, возмутилась бы таким его поведением, но сейчас все силы ушли на предыдущую вспышку, и даже по прошествии осмотра она все еще не могла отдышаться. Голову немилосердно ломило, и боль перекатывалась с одной стороны на другую и обратно, не давая Ильге покоя и только усиливая общую слабость: такую, что все мысли сводились к желанию немедленно опуститься на ближайшую лавку.

Впрочем, Эйнард вернулся до того, как Ильге стало совсем плохо. Брови его были сердито сведены к переносице, однако испугаться Ильга не успела. Он поднес к ее губам какую-то сухую бурую стружку с приятным ореховым запахом и приказал ее жевать.

— Это тубер-гриб, — объяснил он, с удовлетворением отметив послушание сестры и порадовавшись отсутствием попыток отказаться от незнакомого лекарства. — Идеальное средство при такой заразе. Жаль только, что у меня лишь три кусочка.

— Один для мамы? — умоляюще сложила руки Ильга. Эйнард без всякой заминки кивнул.

— Разумеется, — подтвердил он свой ответ еще и словами и, велев сестре дожидаться его здесь, отправился к матери.

Он с трудом узнал город. Людей на улицах почти не было, всегда оживленный рынок пустовал, а редкие прохожие косились на Эйнарда с подозрением и старались поскорее пройти мимо. Из-за прикрытых ставень то тут, то там слышались стенания вперемешку с проклятиями, и Эйнард с ужасом подумал, что таков шанс, о котором он столь страстно просил богов. Едва не погибшей Беанны, очевидно, было мало, чтобы остудить его пыл, и вот теперь в смертельной опасности оказались самые близкие ему люди, а с ними и весь Армелон. Что ж, Эйнард, самое время действовать и показать, чему научился в южных странах, — почему же ты не радуешься и не возносишь Создателям хвалу за такой подарок?

У него оставалось лишь две порции спасительного гриба, и Эйнард слишком хорошо знал, как он ими распорядится.

Следовало приготовить настой и раздать его всем нуждающимся. В отличие от жевания гриба этот способ не гарантировал полного исцеления, но облегчал течение болезни, давая тем самым шанс на благополучное от нее избавление. Как доктор, Эйнард должен был поступить именно таким образом. Но впервые в жизни он решился нарушить священную клятву. А потому, с трудом уговорив едва дышавшую мать воспользоваться его помощью, поспешил к дому Беанны. Последний кусочек предназначался именно ей. Что бы она ни думала об Эйнарде. И кого бы ни предпочла вместо него.

— Я рад застать вас всех в добром здравии, — не имея сил поднять на Беанну глаза и вместо этого глядя куда-то в угол дома, поприветствовал он сестер и Лила. — В этом несомненное достоинство домов на отшибе: зачастую даже болезни обходят их стороной. Вы, конечно, слышали, что творится в городе?

Беанна несколько напряженно кивнула, и Эйнард против воли не мог не заметить, как лихорадочно она ломает руки, очевидно, опасаясь, что он пришел со второй попыткой просить ее согласия на брак и теперь собирается использовать для этого захватившую Армелон эпидемию. Поэтому решительно прошествовал вперед и положил прямо перед Беанной крохотный узелок с тубер-грибом внутри. Эйнард быстро описал его свойства и попросил Беанну во что бы то ни стало жевать его при любой возможности.

— У вас дочь, — привел он самый главный свой довод. — Вы не имеете права лишить ее матери.

Сказав это, Эйнард откланялся и направился было к дверям, но Беанна его остановила.

— Почему вы сами ничего не жуете? — спросила она, и почудившаяся в ее голосе тревога вынудила его солгать.

— Я пью специальный отвар, — сказал он. — В профилактических целях большего и не надо.

Беанна оживилась, пустив на губы легкое подобие улыбки.

— Очень рада, — непонятно сказала она и, откусив половинку гриба, вторую часть протянула Ариане. Эйнард еще раз попрощался и покинул наконец жилище сестер. Однако на полдороге к госпиталю его нагнал Лил.

— Прости, не могу предложить такую же защиту и тебе… — с ходу попытался предупредить его вопрос Эйнард. — Тубер-гриб — такая редкая вещь, что за десять лет в южных странах мне удалось купить лишь эти крохи…

Лил махнул рукой, прерывая его оправдания.

— Драконам не страшны человеческие болезни, — пояснил он. — Однако, если я правильно понял, у тебя нет возможности помочь остальному городу?

Эйнард неопределенно пожал плечами.

— Существует множество способов… Они, конечно, не такие надежные, но все же лучше, чем ничего…

Лил покачал головой.

— Я не об этом. Твой гриб, на самом деле, не такая уж исключительная вещь. Надо только знать, где искать.

У Эйнарда пробудилась надежда.

— И ты знаешь? — прямо спросил он. Лил кивнул.

— Мне нужно пять дней, — не пускаясь в дальнейшие объяснения, сказал он. — Если твоя жвачка способна обеспечить сестрам защиту на этот срок, я отправлюсь в дорогу сегодня же.

Ошарашенный его словами Эйнард заверил друга, что тубер-гриб не теряет своих свойств и более длительное время. А потом не удержался и спросил:

— Зачем тебе это? Армелонцы дважды пытались тебя убить — а ты теперь волнуешься об их здравии?

Лил секунду помолчал, подбирая правильные слова.

— Год назад Ариана потеряла родителей, — словно совсем о другом проговорил он, но продолжение все разъяснило: — Не могу позволить, чтобы она лишилась еще и дома.

Эйнард понимающе улыбнулся, и они расстались.