Любовь под напряжением

Глава 16

Джун

Мы провели ещё около получаса, гуляя по руслу реки и разглядывая следы. Было потрясающе видеть, сколько их разных форм и размеров. Некоторые даже выглядели, как будто по камню прошёлся конёк, но я читала, что учёные предполагают, что это следы плавников водного динозавра, который плавал низко над дном, когда уровень воды был выше. Просто невероятно.

Я была удивлена, что мой отец никогда не упоминал об этих находках за последние годы. Было столько телефонных разговоров, в которых он мог бы рассказать, и это заставило меня задуматься, что ещё он от меня скрывал.

Когда мы вернулись к лошадям, Такер достал полотенце из сумки на седле, чтобы я могла вытереть ноги перед тем, как надеть сапоги.

— Хочешь батончик мюсли или воды? — спросил он, как будто предусматривал всё. — Ужин будет дома, но до него ещё далеко.

— Да, я умираю с голоду. Давай всё, что есть.

Он усмехнулся, порылся в сумке и достал батончик мюсли. Он бросил его мне, и я сунула ногу в сапог, прежде чем развернуть обёртку и откусить кусок.

— Знаешь, если бы это был романтический фильм, мы бы ехали на одной лошади, — сказала я с усмешкой.

— Это не романтика, — ответил он, протягивая мне поводья. — Ты готова?

— Да. — Я с трудом проглотила своё разочарование.

Он ухватился за мою талию, стоя ближе, чем требовалось. Если бы это была настоящая романтическая встреча, я бы решила, что он собирается наклониться и поцеловать меня. Его взгляд упал на мои губы, лишив меня дыхания. Внутренне я скрестила все возможные воображаемые пальцы.

Было ли умным решением поцеловать его? Нет.

Хотела ли я этого? Да.

Было ли мне любопытно, как это будет после стольких лет? Абсолютно.

Но потом, словно по волшебству, перед моими глазами возникло лицо Мэдди. Я закрыла глаза, напоминая себе, что не стоит влюбляться в Такера, особенно когда я не планирую оставаться, а он — да.

Это было бы нечестно ни по отношению к Мэдди, ни ко мне, и уж точно не к Такеру.

К тому же, разве это не он сам только что сказал, что между нами ничего романтичного быть не может?

Его пальцы сильнее сжали мою талию, заставляя дыхание сбиться. Можно уже просто воткнуть нож в моё сердце, если на то пошло. Такер резко поднял меня вверх. Я открыла глаза и поспешно закинула ногу на другую сторону седла.

— Поехали, — сказал он, отходя за Блейз. Он чувствовал себя отвергнутым?

Обратный путь до дома был напряжённым. Мы говорили о физиотерапии моего отца, и я жаловалась на его нежелание принимать помощь, на то, как он настаивал на том, чтобы делать всё сам, и как ему не нравилось, что я вкладываю силы в книжный магазин.

Такер рассказывал о своих родителях и их ферме, о том, как Джек встретил Лорен и вернулся в Аркадию с ней, и о полузатворнической жизни Кольта.

— Кстати о жеребятах. Ты помнишь Чик, лошадь моего отца? — спросил Такер, ведя нас через калитку, ведущую на его участок. На другом конце поля лениво паслись коровы, поднимая головы, чтобы посмотреть на нас.

— Конечно. Она, наверное, уже совсем старая.

— Она была ещё довольно молодой, когда мы поступили в колледж. Но недавно она сбежала и повстречалась с жеребцом семьи Эрнандес. У неё только что появился жеребёнок.

— Что? — Я резко повернулась к нему, затаив дыхание. — У твоих родителей теперь есть жеребёнок?!

— Да.

— Забудь про следы динозавров. Надо было ехать туда.

Я отвела взгляд, внезапно осознав, что это была бы ужасная идея. Уверена, его родители не захотят видеть меня ближе чем на сто футов от их дома.

— Ауч.

Он шутил. Должен был шутить. Я одарила его кривоватой улыбкой.

— Следы динозавров были довольно крутыми.

— Я так и думал, — пробормотал он, бросив на меня взгляд из-под бровей.

— Были, — повторила я. — Но ты же знаешь, как я отношусь к миниатюрным вещам.

Он рассмеялся.

— Да, но я не уверен, что лошадь подходит под определение «миниатюрная».

— Жеребёнок вполне подходит. Это же уменьшенная версия лошади.

— Ладно, думаю, в этом есть логика.

Мы вернулись в стойло и занялись лошадьми. Я помогала чистить их, пока Такер убирал седла и попоны. Я стояла на краю стойла, сложив руки на верхушке ворот, и наблюдала за тем, как Баттонс с аппетитом жует сено. И тут из ниоткуда верёвка обвилась вокруг моих плеч.

Я обернулась, проследив, откуда идёт верёвка, и увидела, что Такер стоит с другого конца, слегка подтягивая её.

— Серьёзно? — спросила я, повернувшись к нему лицом, пока верёвка ещё не затянулась.

Он улыбнулся.

— Ты сама согласилась на это.

— Мы также говорили о смокингах и пейнтбольных ружьях. Ничего из этого не было реалистичным.

Он наклонил голову набок, будто раздумывая.

— Зависит от того, кого спросить, — сказал он, потянув чуть сильнее, отчего мои руки упали вниз, зафиксированные верёвкой.

Мои глаза резко поднялись к его, и я заметила, как они озорно блестят.

— Доволен? — спросила я.

— Пока нет.

Он осторожно потянул меня к себе. Я сделала несколько шагов, пока он как бы сматывал меня к себе, словно мы на школьной дискотеке: он держал удочку, а я была рыбой. Когда между нами осталось всего несколько дюймов, и я могла взять верёвку из его руки, он всё ещё не отпускал.

Я подняла на него взгляд, стоя так близко, что нас отделяли лишь несколько сантиметров. Его глаза были прикованы к моим.

— И что теперь? — спросила я.

Он смотрел на меня мягко, будто в его взгляде была… нежность? Это было странно.

— Просто наслаждаюсь моментом, — тихо сказал он.

Я рассмеялась, пытаясь успокоить сердце.

— Ладно, Такер, ты повеселился.

— Не совсем, — пробормотал он.

Что он делает? Моё тело застыло, я сглотнула. Мне хотелось этого — чертовски сильно, — но такой резкий поворот от того, как он вёл себя со мной с момента моего возвращения в Аркадию Крик, сбивал с толку.

— Ты любишь, чтобы женщины были связанными? — поддразнила я.

— Думаю, ты знаешь ответ на этот вопрос.

И это была правда. Такер никогда не был из тех, кто подавляет или контролирует. Он не тот мужчина, который бросает лассо на женщину, чтобы удержать её.

За исключением того, что он только что сделал это буквально. Я пошевелила плечами, пытаясь ослабить верёвку, но не могла отвести взгляд от его глаз. Моё дыхание стало частым.

Его пальцы начали двигаться вверх по верёвке, пока не скользнули под неё, чуть касаясь моей кожи у ключицы. Он потянул верёвку, пока она не ослабла и не упала мне под ноги, ни разу не отводя глаз от моих.

Моё сердце колотилось, как необузданный бык на родео, доказывая, что я совсем не готова отпустить этого мужчину. Чувства, которые когда-то были так сильны, что едва не заставили меня остаться с ним, снова ожили, пульсируя во мне с пугающей силой.

Его пальцы скользнули вверх по бокам моей шеи, лёгким прикосновением пробежавшись по коже. Он обхватил моё лицо руками и шагнул ближе. Я осталась стоять в круге верёвки у своих ног, будто не могла выйти из него, хотя для этого достаточно было всего одного шага назад. Одного движения, чтобы показать, что я не хочу пересекать эту границу.

Но я хотела. Очень сильно.

Но это ведь не ради этого мы здесь, да? Я ведь не кинула столько билетов в его корзину, чтобы остаться наедине и воспользоваться этим моментом. Я сделала это, чтобы провести с ним время, поговорить, найти закрытие.

Это было несправедливо. Его голубые глаза искали что-то в моих, его лицо было всего в нескольких дюймах. Я потеряла способность говорить, дышать. Всё, что я могла сделать — это смотреть на него и мысленно возвращаться в университетские времена, когда я была его. Когда я боялась потерять его. И потом потеряла по-настоящему.

Я закрыла глаза, и руки Такера замерли.

— Это плохая идея, — прошептал он хрипло.

— Ты сказал это так, будто это вопрос.

— Может, так оно и есть.

Прекрасно. Теперь он перекладывал решение на меня. Я потянулась к его рубашке, сжала ткань, хотела притянуть его ближе, но мои руки, казалось, знали своё предназначение — держать его на расстоянии вытянутой руки. Это была ужасная идея — на всех уровнях — поцеловать его. Как это могло ранить его, когда я уйду снова? А как это ранит меня?

Такер наклонился, его дыхание ласкало мою кожу, когда он прижался губами к высокой дуге моей скулы, затем медленно скользнул к моей челюсти.

Дрожь пронзила мои плечи, спустившись по позвоночнику. У него было несправедливое преимущество — он знал все мои слабости.

— Это плохая идея, — подтвердила я, но мой голос был мягким и дрожал, в нём не было никакой решимости. Мои пальцы сжимали его рубашку, посылая отчётливый сигнал — я не хотела отпускать его.

Его губы переместились к месту, где линия моей челюсти встречалась с ухом, и я превратилась в лужу на полу амбара.

Это нужно было закончить, ради нас обоих.

Я закрыла глаза и сделала крошечный шаг назад, отпустив его рубашку.

Руки Такера упали по бокам, и во взгляде промелькнула боль.

— Просто это плохая идея, — тихо сказала я. Я бы сказала, что это было самое сложное, что мне приходилось делать, но этот титул принадлежал моменту, когда я впервые ушла от Такера.

Он прочистил горло, наклоняясь, чтобы подобрать верёвку.

— Ты права. Я не знаю, о чём я думал.

— Если ты думал так же, как я, то, наверное, просто не думал.

Он бросил на меня понимающий взгляд.

— Ты всё же смогла остановиться, так что не думаю, что это можно сказать о тебе.

Правда.

— Пошли, — сказал он, сматывая верёвку и вешая её на крючок на стене. — Я приготовлю тебе вафли.

Совсем другое тепло разлилось внутри меня.

— Я думала, ты сказал, что сегодня не будешь этого делать?

— Ну, ты заслужила их после всего этого.

— Я заслужила лучшую еду на свете, потому что выиграла награду за то, что остановила поцелуй, которого я очень хотела, но знала, что это плохая идея.

Он посмотрел на меня оценивающе.

— Что-то в этом роде.

Я взяла его за руку, переплетая наши пальцы. Мы пошли к дому, а в моей голове роились тысячи вопросов.

Он свободен? Должно быть, иначе он не стал бы целовать меня.

Он явно не ненавидит меня, но что он ко мне чувствует?

Это был просто поцелуй, или он имел большее значение?

Чёрт. Мне хотелось вырвать себе волосы. Вместо этого я наслаждалась ощущением его руки, полностью закрывающей мою.

— Что это? — спросил он, выдернув меня из моих раздражающе тревожных мыслей.

— Что?

Такер отпустил мою руку и ускорил шаг к стене своего дома. Что-то оранжевое бросалось в глаза на обшивке, но издалека я не могла понять, что это. Сэди, отдыхавшая на крыльце, сорвалась с места и побежала к Такеру. Он рванул к дому, машинально опустив руку, чтобы погладить её по голове, пока она бежала рядом.

Я поспешила за ним и ахнула, когда мы обогнули угол дома.

На жёлтой части фасада, которую он ещё не успел перекрасить в синий, был нарисован огромный белый длиннорог. Над ним красовались крупные оранжевые буквы, образующие слова: ПОДЦЕПИ ИХ.

Такер выругался.

— Дасти, — произнёс он так, словно имя лучшего друга было просто продолжением потока брани.

— Он вообще в курсе, что ваши школы больше не играют друг против друга?

— Скоро снова начнут, — сказал Такер, покачав головой с недоверчивым смешком. — Как мне вообще это переплюнуть?

— Переплюнуть? — переспросила я. Да он, должно быть, шутит. — Он нарисовал это у тебя на доме.

Такер направился к крыльцу.

— Только на тех участках, которые я как раз собирался покрасить. По сути, мне нужно его поблагодарить — это ускорит процесс.

Я осталась стоять у подножия ступенек.

— Я никогда не пойму ваших отношений.

Такер придержал дверь, его лицо было спокойным и расслабленным.

— Ты идёшь?

Пока я смотрела на него, стоящего на крыльце этого милого деревенского дома с открытой дверью, перед глазами пронеслись образы того, что могло бы быть у нас за эти пять лет. Мы вместе верхом на лошадях, работа в саду под открытым небом, участие в собраниях городского совета, выпечка для школьных фондов, поддерживающих театральные постановки. Мы красим этот дом вместе — конечно, в более яркий жёлтый, а не в синий, который он выбрал, ремонтируем сломанные заборы или помогаем соседям загонять стадо заблудившихся коров. Эта жизнь была настолько далека от той, что у нас есть сейчас, что от тоски у меня заболело сердце.

Я тосковала по нему, по его тёмным глазам и хмурым бровям, по тому, как он смотрел на меня, словно был… счастлив.

Я тоже хотела это почувствовать. Я хотела всего этого с ним.

— Всё в порядке? — спросил он, наклонив голову набок.

— Да. — Я сглотнула, поднимаясь по ступенькам к единственному парню, которого я когда-либо по-настоящему любила. — Я иду.