Мое темное желание

39

ФЭРРОУ

Особняк превратился в диснеевский замок.

Белые и кремовые гирлянды украшали армию красных кленов, ведущих к особняку. Колонны из красных и золотых цветов обрамляли двойные входные двери.

В фойе белые розы тянулись через всю стену, чтобы гости могли сфотографироваться перед ними. У входа, словно игрушечные солдатики, выстроились мешочки с подарками, закрепленные хрустящими бархатными бантами.

В бальном зале круглые столы обрамляли танцпол, а светодиодные шары полностью покрывали высокий потолок, освещая помещение изнутри.

Я попала в сказку.

В сказку, на которую меня, как обычно, не пригласили.

Мне стало интересно, по какому поводу. Надеюсь, запоздалое освобождение Зака от властной матери. Хотя я на это не рассчитывала.

Чувство вины было единственной эмоцией, которую он был способен испытывать. Перерезать пуповину означало бы признаться самому себе, что внутри он мертв.

Хорошая новость — а ее было не так уж много — заключалась в том, что я была не при исполнении.

Я успела украсть коробку бело-красных макарон, прежде чем подняться наверх в комнату для гостей. Мой личный подарок себе на день рождения.

Я закрыла за собой дверь, устроилась на подушках и включила музыку на всю громкость, слушая "Water" Тайлы.

Даже через дешевые наушники я слышала все, что происходит снаружи. Машины, подъезжающие к входу. Швейцары. Звон бокалов с шампанским. Снисходительный смех людей, которые не знают, как оплачивать свои счета. Живой оркестр. Суета и суматоха людей с одним процентом, наслаждающихся собой.

Я лежала в чужой постели и смотрела в потолок, закипая от злости. На этот раз я выбрала самую дальнюю от лестницы комнату для гостей, а не ту, которую обычно занимала, надеясь, что звуки чужого счастья не долетят до меня.

Но они дошли.

Дошли, и это ранило мою душу.

Одна, одна, одна.

Все напоминало мне об этом простом факте.

Вот что касается одиночества — одиночек не бывает. Только тот, кто попытался дать другим шанс и в итоге разочаровался.

Зарывшись поглубже под одеяло, я достала телефон и начала просматривать старые видеозаписи моих фехтовальных поединков на YouTube. В основном для того, чтобы увидеть папу в первом ряду, поддерживающего меня.

Андраш всегда убеждал меня изучать свои слабые стороны. Что мой путь к Олимпиаде требует дисциплины и смирения.

Я все еще не знала, получится ли у меня когда-нибудь.

Это казалось маловероятным, учитывая мое прошлое.

И все же фехтование делало меня по-настоящему счастливой. Мне бы не хотелось подвести Андраша. К тому же мой разум отключался только на лыжне.

И то, когда в сауне на меня наседал задумчивый миллиардер.

В дверь тихонько постучали. Я резко поднялась на ноги, одеяло скатилось с моих колен.

Может, я ослышалась? Зачем Заку искать меня в разгар вечеринки?

Я уставилась на дверь.

Стук раздался снова, на этот раз громче.

Я прочистила горло.

— Да?

В дверь просочился сладкий женский голос.

— Фэрроу?

Даллас Коста.

— Да.

— Могу я войти?

Зачем?

— Конечно…?

Дверь распахнулась. Вошла Даллас, беременная примерно на сто лет, одетая в переливающееся золотом платье с вырезом в форме сердца.

Ее грудь не поддавалась контролю. Я сомневалась, что даже американские военные смогли бы подчинить их себе.

Она обмахивала лицо чеком на сорок тысяч долларов.

— Слава богу, я нашла тебя. — Другой рукой она толкнула в мою сторону поднос, на котором было столько еды, что хватило бы накормить весь район, и пушечным ядром упала на кровать рядом со мной. — Я искала тебя повсюду. Я обошла все комнаты для гостей. Сколько их здесь?

— Тринадцать. — И я сегодня не убрала каждую из них. — Плюс к этому — тумбочка, ведущая в потайной подвал. Но его я не убираю. Не могу рисковать, обнаружив останки людей, которых Зак убил за неправильное произношение латинских слов или неверно рассчитанные налоговые декларации.

— О, он сам составляет свои налоговые декларации. — Она махнула рукой. — Для него это как хобби. Способ расслабиться. Что-то вроде судоку или пазлов из шести тысяч деталей.

Я изучала ее, наклонив голову, все еще сбитая с толку.

— Почему ты здесь?

Перевод: Если кто-то устроит внизу беспорядок, требующий срочной уборки, я могу его придушить.

Я была не на дежурстве. Было почти восемь тридцать.

— Что значит "зачем"? Разве это не очевидно? — Она угощалась бисквитом с подноса, ее светлые глаза мерцали теплом. — Все остальные внизу — сплошная скука.

Я сдержала улыбку.

Мне действительно нравилась Даллас, даже если я чувствовала, что не должна.

Все в городе знали, что она выросла богатой. Что она проводила лето в Европе, танцевала вальс на балах в Джорджии и общалась с людьми, в годовых налоговых декларациях которых я не могла сосчитать нули.

У нее были все возможности стать точно такой же, как Табби и Регина, — богатой, избалованной соплячкой. У нас не было ничего общего — ни общих интересов, ни друзей, ни симпатий, ни антипатий.

И все же я узнавала верного друга, когда натыкалась на него.

Даллас потянулась за дыркой пончика и засунула ее в рот.

— То, как ты ответила тому пижону за ужином на днях? Легенда. По эту сторону реки трудно найти женщину с хребтом. Как будто пролетел самолет Air Force One и высосал из всех индивидуальность.

— Спасибо. — Я посмотрела на нее с интересом, все еще недоумевая, и указала на поднос у своего бедра. — Это для меня?

Даллас издала радостный, задорный смех.

— О, да.

Я восхищалась лучами солнечного света, исходящими от нее.

Она показалась мне человеком, который может сжечь все вокруг, если ты ее не так поймешь, но при этом осветить комнату.

Мне понравилась ее атмосфера.

Она взяла еще одно пирожное.

— Я решила сделать для тебя пробное блюдо со всем, что стоит съесть. Я взяла на себя обязанность сначала все протестировать. Как настоящая подруга.

— Настоящая подруга, — пробормотала я.

— Я из тех, кто ездит или умирает. — Она взяла свою крошечную сумочку Hermès и достала из нее что-то. — Эй, я сделала нам браслеты дружбы. — На мои колени упал маленький пластиковый пакет. В нем болтался точно такой же браслет, круг из бисера покачивался, когда она покачивала его. — Не осуждай, пожалуйста. Быть сильно беременной очень скучно. На прошлой неделе мне пришлось отменить прыжки с тарзанки в Новой Зеландии. Представляешь, как Ром меня опекает?

На моих губах заиграла улыбка.

— Неслыханно.

Я не могла поверить, что она заставила меня смеяться в тот день, когда мне было так чертовски жаль себя.

Когда я не отреагировала, она выхватила у меня сумку, достала фиолетово-зеленый браслет Свифти (она помнила наш разговор) и надела его на мое запястье, а свой положила рядом.

Они совпали. Наши имена подмигивали нам дешевыми пластиковыми бусинами. Они выглядели нелепо среди ее роскошных брендов.

Я взяла мусуби со спамом, разворачивая пленку.

— Кто у тебя?

— Наверное, стейк и картофель фри. — Она вздохнула. — Я имею в виду, что суши внизу выглядят так хорошо, что это должно быть совершенно незаконно, но я не могу есть сырую рыбу прямо сейчас.

— Я говорю о твоей беременности.

— О. Надеюсь, девочка. Я хочу, чтобы она появилась на свет. — Лицо Даллас озарилось. — Ром говорит, что беспокоится о том, что его больше. Но я говорю, что он всегда был в меньшинстве. У меня несколько личностей, в зависимости от моего настроения и времени месяца.

— Из тебя получится замечательная мать.

Я говорила серьезно.

— Я буду стараться изо всех сил. — Она улыбнулась. — Если я чему-то и научилась у своей матери, так это тому, что нужно учить дочь быть достаточно сильной, чтобы защитить себя.

В животе у меня заныло от тоски.

Я жалела, что у меня нет матери. Настоящей. Не та, что бросила меня. Или та, которая всю жизнь пыталась меня выгнать.

Я наклонила голову, обдумывая свои следующие слова.

— Ты заметила что-то в здешних мамах…?

— Здешних — в этом доме, в этом городе, в этом штате…?

— Здесь, типо вокруг нас.

Не то чтобы это были мы, но Даллас чувствовалась настоящей подругой. Я не могла не прижаться к ее теплу.

— Хм-м… — Она постучала по губам, сделав паузу. — Вообще-то я мало что знаю о маме Оливера, но Ромео оставляет желать лучшего. В основном он называет Констанс своей мамой.

— Констанс? — У меня отпала челюсть. — В смысле, Констанция Зака?

Она усмехнулась и кивнула.

— Я знаю. Это кажется невозможным, но Ромео сказал, что она не всегда была такой. Та Констанс, которую он помнит, была теплой. Она каждый день собирала ему обед, потому что не хотела, чтобы он ел вредные продукты, забирала его из школы вместе с Заком и лично преподавала ему математику, которую когда-то читала на уровне колледжа.

— Констанс Сан, — повторила я.

— Это она. — Даллас прорисовывала круги на животе. — Ром рассказывал мне, что после смерти мужа она стала зомби. Когда она, наконец, вырвалась из этого состояния, то превратилась в другого человека. Жесткого. Полного правил. Без юмора. Ром считает, что Констанс боится, что если все не будет идеально, то снова случится что-то плохое.

Я лежала на подушке, обдумывая слова Даллас. Трагическая потеря кого-то не оправдывала плохое поведение, но объясняла его.

Горе перестраивало твой мозг. Тихие моменты становились самыми громкими. Единственный способ отключить его — сделать свою жизнь громче, чем разум.

Я, как никто другой, могла это подтвердить.

Что не давало мне права судить.

И все же я не могла не обижаться на нее за то, что она заставляет своего сына страдать. Даже если он постоянно заставлял страдать меня.

Я откусила уголок сипл-лоди, так и не попробовав его, хотя вкус, должно быть, был неплохим, потому что глаза Даллас закатились к затылку.

Она подтолкнула меня в руку, вытирая крошки с подбородка.

— Эй, что тебя гложет? Когда я впервые тебя встретила, ты была настоящим фейерверком. Ты выглядишь… подавленной.

— Все в порядке.

Я убеждала ее или себя?

— Попробуй еще раз. — Даллас фыркнула. — В нашей дружбе мы только честны.

— Сегодня у меня день рождения, — призналась я.

— Что? — Она побледнела и мгновенно вскочила на ноги. Ну, настолько быстро, насколько это было возможно с целым человеком в животе. — Ты что, издеваешься? Что ты здесь делаешь? Мы должны праздновать.

— Тут нечего праздновать. — Я уставилась на десерты, сглатывая слюну. — У меня нет семьи, а все мои друзья в Корее.

— Не все. — Даллас открыла шкаф, увидела, что он пуст, и закрыла его. — Я здесь, и у меня есть несколько великолепных нарядов, которые я могу одолжить тебе для незабываемой ночи. Все, что тебе нужно сделать, — это сказать "да".

— Нет.

— Музыка внизу потрясающая. А еда просто божественна. Кроме того, тебя никто не узнает. А я вообще не буду от тебя отходить.

— Ответ по-прежнему "нет".

— Ну же, Фэрроу. — Она согнула колени, сжала ладони вместе, умоляя. — Ты не можешь отказать мне. Я беременна и уязвима. Что, если у меня отойдут воды раньше времени из-за тебя? Тебе придется переехать на другую планету, чтобы спрятаться от моего мужа, и тогда мы не сможем вместе объедаться на Земле.

Я не могла позволить себе объедаться на Земле ни в финансовом, ни в практическом плане, если рассчитывала выиграть хоть одну золотую медаль в этой жизни.

Даллас запыхалась, перечисляя все способы, с помощью которых ее муж и его друзья выслеживали своих врагов. Она была неутомима. Неудивительно, что она измотала Ромео Косту.

Эта женщина могла одной истерикой свергнуть целые режимы.

— Ты хочешь этого? — Не дожидаясь моего ответа, она похлопала меня по плечу. — Ты просто останешься здесь, хорошо?

Я хотела сказать "нет". Сказать ей, что меня уже не исправить. Но если Зак смог найти в себе силы переступить через себя и что-то изменить… тогда, возможно, и я смогу.

— Хорошо. — Я принудительно улыбнулась. — Я подожду.