ЭТОТ ДЕНЬ
ЗАК
Природа: 3.
Зак Сан: 0.
Дорога до спортивной арены заняла пять часов. Пять часов в дерьмовой арендованной машине, которая держалась на клею Gorilla Glue и молитвах.
Я не принимал душ и не переодевался три дня, забыв свой багаж в Чиангмае. Мне казалось особенно жестоким, что из-за человека, который запретил персоналу пользоваться ароматическими средствами, я должен был страдать пять гребаных часов от собственного зловония.
В последний тридцатиминутный отрезок времени обогреватель умер жестокой смертью. Температура в течение нескольких минут упала до сорока градусов. А я все еще не нашел чертово пальто.
Я продирался сквозь дождь с костяшками цвета молока, чертовски надеясь, что успею до окончания соревнований.
Вывеска арены сверкала под ливнем, как маяк. Тысячи машин заполнили арену из конца в конец.
Не имея шансов найти место, я припарковался в зоне эвакуации прямо у входа, захлопнув за собой дверь.
— Лучше бы она была здесь.
Это было бы просто удачей, если бы меня направили по ложному следу в ужасной игре в телефон. Я узнал местонахождение Фэр у Ромео, который узнал ее местонахождение у Даллас, которая узнала ее местонахождение у Хетти, которая узнала ее местонахождение у Фрэнки, которую я считал столь же надежной, как и метод вытаскивания.
Я запихнул весь бумажник в билетную кассу и, не дожидаясь, ворвался за барьер. Содержимое внутреннего кармана моего костюма билось о мою грудь при каждом шаге.
Мой правый мокасин свалился, когда я несся по коридорам, как бык. У меня не было времени поднять его.
Ребенок бросился мне наперерез. Он уронил свою сладкую вату, заплакав при виде меня.
Я мог только предполагать, как я выгляжу. Щеки покраснели от того, что были заморожены чуть ли не до обморожения. Губы сжаты в четкую линию. Волосы развевались на ветру.
Воистину, Фэрроу выбрала самое неудачное время года, чтобы вылечить меня.
Так чертовски холодно.
Коридор вливался в арену, где тысячи людей ликовали со стадионных мест. Я никогда не найду ее в этой толпе.
— Внимание: финальный матч начнется через три минуты.
Эти слова эхом отдавались из динамиков на каждом углу. Это доносилось из кабинки на краю трибун.
Я подошел к ней, выхватил микрофон у перепуганного диктора и проследовал к центру трибуны, слишком решительно настроенный, чтобы испытывать неловкость.
Я постучал по микрофону.
— Фэрроу Баллантайн?
Гул толпы затих, а затем снова стал нарастать.
Ряд фехтовальщиков в форме остановился в нескольких футах от меня, глядя на меня сквозь маски. Один из них подтолкнул другого и указал на меня кончиком шпаги.
— Фэрроу. — Я крутанулся на месте, пытаясь разглядеть ее в море лиц. — Ты здесь?
— Какого хрена ты делаешь?
Это сказал случайный человек на стадионе.
Я провел большим пальцем по челюсти, говоря в микрофон сквозь стиснутые зубы.
— Все, что я делаю, — это пытаюсь вернуть свою девушку.
Толпа взорвалась столпотворением.
Большинство кричало.
Некоторые закричали.
А у меня официально кончилось все терпение.
— Боже правый, этот человек в порядке. — Одна женщина присвистнула. — Нарядите меня, как рожок мороженого, и дайте мне его облизать.
За минуту я превратился в посмешище, и к черту это. Я не хотел протягивать оливковую ветвь. Я хотел подарить Фэрроу Баллантайн все чертово дерево.
— Фэрроу… — Я передернул плечами, вглядываясь в толпу безликих людей. — Все наши отношения были тайной. Запрятаны в темных закоулках нашей жизни. Больше так не будет. Примешь ли ты меня или отвергнешь, но я больше не буду притворяться, что я не твой.
— Эй, чувак. — Еще один чертов человек. — Где твой ботинок?
Вся аудитория смеялась.
Я продолжал, не обращая на них внимания.
— Я провел всю свою взрослую жизнь, живя и не живя. Ты ворвалась в мою жизнь так неожиданно. Как глоток свежего воздуха. Ты научила меня, как двигаться дальше, как преодолеть свое прошлое и как жить. Я снова могу прикасаться.
Кто-то заржал.
Еще больше насмешек.
Возможно, мне следовало бы озаботиться раскрытием своего секрета миру, но я этого не сделал. Возвращение Фэрроу имело большее значение.
— Только что я пять часов ехал под дождем в дерьмовой арендованной машине и не остановился, меня не стошнило, я не остановился. Это все ты, Осьми. — Я повернулся лицом к другой половине толпы, прикрывая свои позиции. — Мне жаль, что я не заметил этого раньше. Что не сделал тебя своим приоритетом сразу, как только встретил. Ты заслуживаешь гораздо большего.
Я крепче сжал микрофон. Мое зрение затуманилось. Я спал примерно шесть часов, которые растянулись на четыре дня.
— Помнишь, ты рассказывала мне о телефоне "Лобстер"? Ты была права. У каждого есть любимое произведение искусства. Ты — мое.
Тишина.
Все люди на арене погрузились в абсолютное молчание.
Где, черт возьми, была Фэрроу?
Черт побери. Я сожгу все твои кредитки, Фрэнки.
— Простите? — Фехтовальщица постучала меня по плечу, переминаясь с ноги на ногу. Она поправляла кончик своего хвостика. — У нас сейчас матч.
— Отложи его.
— Но…
Я смотрел на нее, пока она не скрылась.
Оставшись один, я направился на другую половину стадиона, поправляя микрофон.
— Фэрроу, я пытался бороться с чарами, которые ты на меня наложила. Я лгал себе. Я лгал тебе. Жизнь беспорядочна. Любовь рискованна. А я был в полной безопасности в своем стерильном пузыре.
Мне было все равно, что передо мной безликая аудитория. Мне было все равно, что я изливаю свое сердце.
В этот раз мне нужно было быть смелым со своим сердцем.
Я втянул воздух.
— Я не хотел признавать, что не полностью контролирую себя. Но это правда. Это не так. — В доказательство я жестом показал на свое неопрятное состояние. — Я так неконтролируемо схожу с ума по тебе. С тех пор как я тебя встретил, не было ни одного дня, когда бы каждая секунда не была поглощена мыслями о тебе.
При моих словах один фехтовальщик из ряда соперников отступил назад.
Фэрроу.
Ее плечи затряслись, сотрясая всю фигуру. В своей форме она выглядела намного худее, такой маленькой, что я едва узнал ее.
Мне и в голову не приходило, что месяц душевных терзаний окажется для нее таким тяжелым. Даллас снова и снова уверяла меня, что она преуспевает.
Мое сердце опустилось в желудок. Вид ее слез вызвал во мне хаос.
Я подошел к ней и взял ее руку в перчатке.
— У меня не было возможности взять обручальное кольцо из дома, но я принес это.
Когда я отступил, ее руки были скрещены на животе, а плечи все еще тряслись.
Я потянулся к внутреннему карману костюма и достал из него побитый, изорванный кроссовок. Тот самый, который она оставила все эти месяцы назад.
Толпа снова зашумела, шепот донесся до нас.
— Это что, обувь?
— Может, ему стоит сначала найти свой собственный ботинок?
— Фу. Этой штуке место в опасной изоляции.
Я проигнорировал шум, встал на одно колено и снова взял руку Фэр, говоря в микрофон, чтобы заставить стадион замолчать.
— Я знаю, что мир ужасен, уродлив и утомителен. Я знаю, что он причинил тебе боль, предал тебя и разбил твою душу. Но если в тебе осталась хоть капля любви, будет ли эгоистично с моей стороны просить о ней? Я обещаю, что защищу ее. Я обещаю, что защищу тебя. — Я сжал ее руку в плотной перчатке. — Я люблю тебя, Фэрроу Баллантайн. Выйдешь ли ты за меня замуж?
С сидений к нам подбежала крошечная черная собачка и выхватила туфлю у меня из рук, бегая кругами с ней, зажатой между коренными зубами.
Маленькая дрянь.
— Ты сказал "люблю"?
Я вскинул голову, услышав этот голос, и обернулся, когда понял, что он раздался у меня за спиной.
Фэрроу Баллантайн стояла передо мной во всей своей красе.
Красивая, захватывающая дух, сияющая и моя.
На ней были раскрасневшиеся щеки, овечья улыбка и тренерская форма, перетянутая шнурком с удостоверением личности.
Впервые за месяц я снова почувствовал себя живым.
— Осьми.
Фехтовальщик, которого я принял за Фэрроу, сорвал с себя маску, показав тощего подростка с гримасой на лице.
— Прости, парень. В одну секунду я смеялся. А в следующую — ты ворвался сюда. — Он пожал плечами, отступая назад. — Ты просто схватил меня за руку, чувак. Я не знал, что делать.
Вдалеке раздался отчетливый смех Оливера. Толпа молчала, желая подслушать наш разговор, раз уж я отказался от микрофона.
Фэрроу взяла меня за руку, переплетая наши пальцы.
— Ты сказал "люблю"?
Несмотря на почти полное обморожение, я чувствовал только тепло.
Я обхватил ее щеки и свел наши лбы вместе, вдыхая ее воздух.
— Я безумно люблю тебя, Фэрроу. Ты полностью поглотила меня. Сердце, тело и душа. Больше никого нет. И никогда не было. И никогда не будет.
— Зак… — Она посмотрела вниз на трассу, затем подняла на меня глаза под занавесом невероятно длинных ресниц. — Что это?
Я потер затылок.
— Признание в любви. Откровение. И… предложение руки и сердца?
Впервые после аварии я потерял контроль над ситуацией.
Я летел в неизвестность без плана, полностью завися от прихотей судьбы и до смерти напуганный. Меня сопровождали только предсмертные слова отца и женщина моей мечты.
Я никогда не чувствовал себя таким живым.
— Ты же понимаешь, что это так на тебя не похоже.
— Да.
— И что к концу часа об этом узнают все в штате.
— Мне все равно.
— Включая твою мать.
— Она одобряет наши отношения.
Губы Фэрроу разошлись.
— Одобряет?
— Клянусь.
На мои слова она кивнула, переваривая новость.
Наконец она сжала мою руку, глядя вниз, где мы соединились.
— Расскажи мне что-нибудь об осьминоге.
Я ответил, не пропуская ни одного удара.
— Осьминог занимает первое место в животном мире по маскировке. Он может мгновенно менять цвет, деформировать свое тело и переставлять руки. Именно это ты и сделала. Ты пробралась в мою жизнь, притворяясь проблемой, а на самом деле оказалась моим решением. Моим спасением.
Как по команде, собака бросилась к нам на пятки и с лаем сбросила ботинок Фэр на трассу. Я бы убил хозяина этой маленькой дряни, если бы мне не хотелось сделать Осьми предложение прямо сейчас.
Опустившись на колено, я взял ее за лодыжку, снял кроссовку и заменил ее старой туфлей, которую она оставила. С ее губ сорвался тоненький вздох.
— Идеально сидит. Прямо как ты. — Я посмотрел на нее сверху вниз и провел пальцем по кругу на ее лодыжке. — Скажи "да", Фэрроу.
Она впилась зубами в нижнюю губу, притворяясь нерешительной, но я знал, что под этим прикусом она прячет ухмылку.
— Теперь мы закончили?
— Детка, мы не только в конце пути. Мы в нашей собственной чертовой лиге. Пожалуйста, избавь меня от страданий и скажи "да".
Наши друзья — поправка: наша семья — материализовались на краю трассы, быстро обмениваясь непрошеными мнениями.
Ромео смахнул что-то со своего костюма.
— Мне стыдно за тебя, Закари.
Даллас похлопала его по плечу.
— Почему ты не признался мне в любви на публике?
— Я получил пулю за тебя на публике. — Он повернулся к Фэр, кивнув в мою сторону. — Он сможет снова показаться в этом городе, только если ты скажешь "да".
Фэрроу фыркнула, ее лодыжка покачивалась в моих ладонях от этого движения.
Фрэнки отпихнула Ромео с дороги, борясь за то, чтобы подойти к нам ближе.
— Мы все знаем твой ответ, Фэр. Ты можешь поторопиться? Он превратился в жалкого засранца с тех пор, как ты уехала.
— Скажи "да", подруга. — Даллас подпрыгивала, держась за живот. — А вы знали, что мозг осьминога по форме напоминает пончик? Эпично.
Фэр разразилась приступом хихиканья. Она схватилась за живот, пытаясь удержаться в вертикальном положении с ногой в моих руках.
Тебе не пришлось бы так бороться, если бы ты просто сказала "да", черт возьми.
— Это слишком хорошо. — Оливер медленно хлопнул в ладоши. — Я последний холостяк. Значит ли это, что я выиграл пари?
Хетти стояла в стороне, неся перед собой бадью с чем-то.
— Хорошо, что я купила попкорн.
Пальцы Фэрроу сомкнулись вокруг ее горла. Слышимый звук пронесся мимо ее губ.
Еще мгновение она любовалась нашими друзьями, а затем вернула взгляд на меня.
— Ты подарил мне семью.
— Я не имею к этому никакого отношения. — Я покачал головой. — Ты сама заработала семью. Они любят тебя.
Ее пальцы опустились.
Она откинула назад плечи, теперь уже по-деловому.
— Если мы поженимся, я рассчитываю сохранить свою независимость.
— Договорились.
— Я буду продолжать работать полный рабочий день. В качестве тренера.
— Конечно.
Я не понаслышке знал, что она будет лучшей в этом деле.
— И… и… и… — Она поднесла кончик пальца к губам, напряженно размышляя. — Я все равно буду постоянно с тобой спорить. Ты не сможешь вернуться в мое расположение с помощью дизайнерских сумок.
— Это прекрасно. Я вернусь к тебе с помощью твоих любимых вещей.
— И каких же?
— Суровые факты и оргазмы.
Фэрроу втянула воздух. Мое сердцебиение усилилось. Эйфория растеклась по мне, как родниковая вода.
Мое глупое сердце раздулось до невозможных размеров, как воздушный шар, который вот-вот лопнет.
Скажи "да", малышка. Давай.
По ее щекам поползла ухмылка. Смех заплясал на ее губах. Она сглотнула.
Наконец-то, наконец-то, она дала мне ответ.
— Да.
Я вскочил, заключил ее в свои объятия и подарил ей самый глубокий, самый голодный, самый настоящий поцелуй, который мы когда-либо делили.
Наши друзья разразились радостными криками, и толпа тоже пришла в хаос. Все вокруг нас хлопали, свистели и кричали.
Даже собака-засранец начала бегать вокруг нас кругами и лаять.
— О. — Фэр хихикнула в нашем поцелуе, щелкнув пальцами, когда что-то вспомнила. — У меня теперь есть собака.
— У нас теперь есть собака. — Я прильнул к ее губам, не желая расставаться. И, черт возьми, у нас теперь была собака.
— Оливер сказал, что ты ненавидишь беспорядок.
— Только когда этот беспорядок — сам Оливер.
Она слегка отстранилась. Ее большой палец прошелся по моей шее, задев ухо.
— Я поняла, почему люблю тебя.
Наши носы соприкоснулись.
Я прижался к ее носу, пытаясь выровнять дыхание.
— И почему же?
— Ты мой дом.
— Я понял, почему я люблю тебя, — возразил я.
— И почему же?
— Ты заставляешь мою душу дышать огнем, мое прекрасное темное желание.