Моя навеки, сквозь века

22.04

Это ещё никакая не победа.

Согласие Слепцова – только первый шаг. Самое сложное впереди: пройти в думу, сделать её жизнеспособной и… выжить самому.

При мысли о последнем меня начинало трясти от ужаса. От страха за его жизнь, осознавая, как сильно он теперь будет на виду – ни дать, ни взять, большая, плечистая такая мишень. Это в моём мире никто не знает, чтобы на думу покушался кто-нибудь, кроме царя, но если эта дума пойдёт другим путём? Если они перестанут быть клоунами и дикарями, и Вася сможет повернуть её на диалог с правительством? Что тогда? Если они станут мешать их великой революции? Одна бомба под залом заседаний – и всё.

Бросить бы всё.

Всю эту Россию с её политикой. Продать всю недвижимость, пока её итак не отобрали и устроиться где-нибудь… да плевать где. Лишь бы жить.

Эта идея не покидала меня, упорно вгрызаясь в самые неожиданные моменты. Жужжала моим внутренним комаром, высасывая все силы, заражая отчаянием и безысходностью.

Прошла неделя, мы виделись пару раз, мельком, официальную помолвку разорвали, и теперь Вася не мог приходить ко мне спокойно. Мама Алисы не могла выносить меня видеть, после такой новости. Та, думается, представляла себя уже тёщей дворянина – не свезло. Зато господин Кос ликовал, не мог сдержать улыбку, когда изредка сталкивался со мной дома.

Старый козёл! Спит и видит, как выдать дочек с пользой для своего бизнеса. Что ему какой-то офицер, эти офицеры живут в своём мире, выдуманном триста лет назад, когда все вокруг либо завидуют их безмятежности и сытости, либо, как Кос – считает их тупоголовыми, никчёмными бездарями, не видящем дальше своего носа.

Увы и ах, но здесь я, дорогой папа с вами согласна.

На радостях он меня не трогал, не требовал отчёта.

Всё свободное время я с книжкой гуляла в Адмиралтейском саду, куда он приехал лишь два раза. Быстрый разговор ни о чём, он, как мне кажется, нарочно сворачивал с разговора о себе, о своих делах. Ни единого касания, ни поцелуя. Я ненавижу все их правила!

Ещё два раза я приходила к нему, однажды, прождала восемь часов, но он так и не явился.

— Крепко занят, — разводила руками Тоня, — нынче как утром уехал, так и нет. А вчера и вовсе – до зари почти сидел над бумагами, так и уснул за столом, и поднялся с петухами.

— А приходил к нему кто?

Тонька хмыкнула:

— Ежели вы о барышнях, то не извольте беспокоиться. Как придёт, так и уйдёт. У меня тут одна барышня, да такая, что на весь Петербург этот, ух! Другим тут места нету. Ну и барыня, конечно… Но никого не было. Барыня в поместье, а Василий Александрович в делах весь. Было, потянулись офицеры – два дня тут ходили, как к мощам. А потом, как отрезало. Господин один приезжал четыре раза. В чёрной карете, и весь такой неприметный, поди-ка вспомнить, какой он…

— Усатый?

— Что у кота того усищи!

— Ясно.

Герасимов…

В другой ситуации, я бы нашла себе занятие, но все мысли были о Васе.

Неведение, невозможность повлиять – положение хуже не придумаешь. Я уже готова сама пойти в охранку и разыскивать Герасимова.

— Алиса!

Я только вышла из особняка, когда услышала окрик. Вася! Бросилась к нему, выпрыгнувшему из кареты, что только тормозит.

— Васенька, — остановилась за шаг от него. — Прости меня, но я так соскучилась, пришла сама, думала застать тебя, хоть поговорить с тобой…

— Прости, мой друг, слишком затянули дела. Пойдём в дом, я как раз хотел ехать за тобой, — мы застыли посреди жужжащей улицы, друг напротив друга.

Не знаю, о чём думает он, а я выделила и тёмные круги под глазами, и усталую, но искреннюю улыбку.

— Я зачем-то тебе понадобилась?

На секунду он отвёл глаза.

— Стыдно признать, но да. При нынешнем раскладе у меня нет ни минутки на праздную встречу. Дела, по нашему с вами проекту, кажется зашли в тупик. Возможно, вы могли бы помочь… более того, я должен вас представить.

Он повернулся лицом к карете, из которой высунулась голова Герасимова.

— Кто он? — спросила, в испуге прижимаясь к нему.

— Не беспокойтесь, мой ангел. Это мой старый друг, очень верный человек, пройдёмте в дом…

Знакомство мы с фсбшником выдержали так, будто никогда не виделись.

— Александр Васильевич, если кто и найдёт выход, так это моя Алиса Ивановна, — завёл Вася, сидя в кресле, в своём кабинете, — самые лучшие идеи именно в её ангельской голове! Я могу быть с вами честен, очень рассчитываю на твоё понимание, мой друг, эта женщина пожертвовала всем: добродетелью своей, репутацией, приняв мою любовь, но отказалась от брака перед людьми, и снова ради меня, боясь нанести мне урон. Поэтому только Богу и тебе отныне известно, что вот она – моя Алиса, моя жена перед ним, Отцом Небесным и при первом же удобном случае она станет женой и перед людьми, чтобы высоко поднять голову.

Я снова заплакала. Ну что ж такое! Не от расстройства, но его слова… Господи Боже мой!

— Алиса! — Вася в секунду у моих ног, вытирает слёзы.

— Это от счастья! Перестань, пожалуйста, прекрати, просто ты так сказал… — я всхлипнула.

— Только то, чтобы Александр Васильевич понял, что доверять тебе он может так же как и мне. У нас очень деликатное дело нынче.

Я кивнула.

— Продолжай, не обращай на меня внимания, пожалуйста, это от чувств, — но руку его на своём лице я задержала.

Во-первых: соскучилась, жуть!

Во-вторых: конечно, когда я плачу, меня нужно успокаивать!

— Я только могу поздравить тебя, Василий, с такими переменами! Ты знаешь мои взгляды, давно пора было тебе пересмотреть привычный круг. Но что ты говоришь – я знаю, какой большой шаг для тебя, хотя я бы, на твоём месте, ежели б нашёл такую женщину, не дал бы ей заботиться о моей чести. На плечо и в часовню – вся недолга. А то смотри, такую красавицу и увести могут.

Я легонько кивнула, чуть пустив краски – в благодарность за комплимент.

— Господа, я правильно понимаю, что могу быть вам полезна?