— Где ты была эти дни?
— Ммм? — я не сразу поняла, что безумие закончилось, наступила реальность.
— Ты сказала, что была где-то…
— Я смотрю, ты вошёл во вкус, — мы лежали на маленьком диване. Не знаю, как здесь поместился огромный детина, но я на нём – лучше не бывает. Только б ещё не копошился, — растыкался.
— Распробовал, — и голос такой радостный, руки покрепче меня стиснули, продолжили сыто поглаживать спину, ниже… — есть в этом что-то… слишком интимное. Не то, чтобы я со всеми на вы, в полку, например, но с женщиной, с тобой, словно с этим "ты", как по команде можно пренебречь манерами, воспитанием, быть просто…
— Зверем? — я куснула колючий подбородок.
— Испугалась? — дурашливость как ветром сдуло.
— Господи, Боже мой! Ну конечно нет! — я проползла по нему, обхватила руками лицо, — это было… потрясающе! И я хочу, чтобы было так всегда. Не нужно сдерживаться, пойми: ты – мой, я – твоя. Что мы делаем, когда вдвоём, это только наше. На двоих. И мне никак не удаётся придумать что-то, от чего тебе будет хорошо, а мне плохо или больно.
— Хорошо. Я понял. Я уже всё понял, а в эти дни, за эту ссору, убедился, что Господь за что-то меня наградил, послав тебя. Видно в прошлой жизни я сделал что-то стоящее…
— Или в будущей…
Я снова лежала на его груди, перебирая редкие, светлые волоски.
— Иногда ты бываешь очень странной…
— А может, — мои пальчики сомкнулись вокруг члена, который только-только успокоился.
— Ну нет, Алиса Ивановна! То, что ты, будущая госпожа Слепцова, — просто бальзам для моих ушей, — знатно умеешь сбивать меня с темы, я уже понял. Не хочешь рассказывать, где была – я мог бы заставить, но не стану. Скажешь сама, когда захочешь. Только одно скажи, тебя обидели?
Он уже взял мои руки в свои, сел. Так и сидели: жар в камине парит голые тела, солнечный свет едва попадает, скоро закат.
— Нет.
— Если кто-нибудь, когда-нибудь… — ему важно, чтобы я его услышала, чтобы запомнила. Очевидно, мои слова, о которых я уже пожалела, всерьёз его зацепили.
— Такого никогда не будет. Ты всегда будешь рядом, — нежно-нежно я поцеловала его в губы.
— И мы не станем больше ждать. Ты не будешь ничего выдумывать, а просто дашь мне этот покой. Станешь моей женой, — большим пальцем он подцепил мой подбородок и понизил голос, — никогда я так сильно не стремился к женщине. Никогда не испытывал такой потребности. Ты говорила, что любишь меня? — смотрит мягко, как на ребёнка, — докажи. Стань моей перед людьми, кончи эту муку, жить и знать, что ты вольна уйти от меня в любой миг.
— Ты хочешь подчинить меня?
— Хочу, — он кивнул, мужские пальцы сжались на моей талии, — никогда ничего так не хотел, как знать, что ты в моей власти.
Слепцов перестал дышать.
Услышь я такое месяц назад – бегом бы побежала.
— А если… я сделаю то, о чём ты просишь. А потом ты меня разлюбишь, — он открыл рот, который я поспешила закрыть ладошкой. — Я знаю, что ты сейчас уверен. Но я уверена в другом: говорить “навсегда” – вот самый большой обман на свете. Как человек может быть уверен в себе будущем? Откуда он может знать, каким будет через десять лет? Каким откроет глаза новым утром? Если ты разлюбишь меня? Что я буду делать?
— Но ты не говоришь о себе, не говоришь, что ты меня разлюбишь…
— Потому что это невозможно.
— Так и мне без тебя невозможно! Как я могу оставить тебе свободу от меня? Возможность уйти в любой момент и не вернуться! — он облизнул сухие губы, — мне нужна ты вся! С твоими глупостями, странностями, открытостью, мне нужна твоя любовь! Вся до капли!
— Ты разрешишь мне паспорт?
— Зачем?
— Чтобы и ты, и я знали, что мы с тобой вместе, не потому что не можем расстаться, а потому что не можем друг без друга. Что у нас нет свободы друг от друга не потому что нельзя, а потому что по-отдельности она нам не нужна…
— Алиса! Да ты меня с ума сведёшь!
Он ссадил меня на диван, схватился за брюки. Пыхтит, сверкает глазами, но молчит.
— Я боюсь, что кто-то, без меня, будет распоряжаться моей жизнью. Я боюсь, что меня могут запереть, убить, изнасиловать…
— Алиса! — он ахнул, выронил рубашку. — Откуда это в твоей голове? Как ты можешь вообще такое обо мне подумать, чтобы я…
— Ты веришь в Бога? Ты ведь веришь! Подожди! — я схватила его рубашку и натянула на себя. — Возьми крест, бери-бери, — он с сомнением коснулся собственного крестика. — Теперь клянись мне. Здесь и сейчас, что позволишь мне паспорт и учёбу. Это всё, чего я прошу.
— Алиса, это глупость!
— Тогда никакого брака! С тобой! Выйду замуж фиктивно, получу паспорт, образование…
— Святый Господи! Женщина! Когда ты успела нахвататься этого? — Слепцов замер, только часто моргает.
— Знаешь, — я принялась искать бельё. — Я не знаю, почему ты такой упрямый осёл! Если ты не собираешься меня обижать, ущемлять, а хочешь только любить, почему не пойдёшь на уступки?
— Потому что ты требуешь! Не просишь, как дОлжно женщине, а ставишь ультиматум! Угрожаешь другим браком!
— Ничего не выйдет! — стала натягивать платье без белья. Хрен знает, где оно делось. — Я люблю тебя, но отдать себя во власть другого человека я не смогу никогда. Ты же хочешь…
— Чёртова дура! — он больно схватил меня за руку одной рукой, пальцы другой сомкнулись в моих волосах. — Будет паспорт! И учёба будет! Будешь этой… женщиной с тенденциями (1). Только это был последний раз, когда ты мне угрожала! Не смей больше! Хочешь что-то – попроси… как ты умеешь.
Просить было поздно – он сам на всё согласился. Но он же не запретил мне его благодарить… На этот раз мы дошли до спальни.
А домой я едва успела к ужину, за ним и сообщила, что через месяц мы поженимся. В этот раз мы решили не выдерживать положенные помолвке два месяца. Вася хотел ещё скорей, но мне нужен был этот срок.
Чтобы впервые переступить порог церкви, точно зная, зачем пришла.
Долгие беседы с батюшкой, и через неделю Алиса Кос уже была православной христианкой.
Моя коллега по “Ангелу”, прожжённая атеистка, хоть и крещёная, как все русские, искренне не понимала, зачем мне нужен этот “патриархальный пережиток прошлого”.
Я не стала объяснять и доказывать, рассказывать ей, что совсем недавно я побывала в аду. И если существует дьявол, а я видела его царство, то Бога не может не быть на земле.
Тем более, я лично знакома с парочкой его дружков.
Ещё через неделю, мы с Васей поехали на Смоленское кладбище – он хотел, чтобы я с ним проведала могилу отца.
Горбатый дворник чистил дорожки, загребая на лопату снег, вперемешку с грязью. Поклонился нам, не спеша проходящих под ручку.
— А ещё, когда поженимся…
— Погоди, — я перебила его болтовню, завидев утопающую в снегу и могилках светло-зелёную часовенку. — Пойдём, пожалуйста… я хочу зайти…
Я отпустила его руку, и пошла… как заворожённая. Не отдавая себе отчёта, не удостоверившись, что он идёт за мной. Мне просто нужно туда.
Перекрестилась перед входом, и потянула литую ручку.
Церквушка совсем новая.
В углу, у лампад одинокая старушка из крестьян, кроме неё ни души.
Я пошла к иконе на стене, и чем ближе подходила, тем сильнее слёзы подступали к глазам. Настолько благодатная радость, такое неземное, небесное счастье… они всё же полились.
Я смотрела на женщину на иконе и беззвучно плакала, чувствуя за спиной Васино присутствие. Он не трогал меня, а я смотрела: на зелёную кофту, на красную юбку – на иконе они были чуть ярче, чем тогда, в Пряжке (2). Из-за слёз не могла прочитать надпись, всё плыло. Я смотрела на это доброе, милосердное лицо, и никак не могла успокоиться.
Не понимая, что делаю, начала креститься, много раз, пока Васина рука не задержала:
— Алиса, не надо, — он был очень недоволен.
Я стряхнула его руку и набросилась на икону, целуя ноги святой.
— Алиса, милая, — он оглянулся, очевидно, волнуясь, что нас увидят. — Ты другой веры, не надо, не гневи Бога…
— Давай обвенчаемся? Прямо здесь?
— Алиса…
— Нам можно! Я хотела порадовать тебя, берегла новость, но я покрестилась, — выпалила, не дыша. — Я теперь с тобой одной веры! Стань моим мужем здесь, сейчас, — слёзы продолжали литься. Ноги ослабели, чуть подкосились.
Обескураженный Слепцов поддержал меня.
— Ты… это точно? Ах ты ж! Жди меня здесь!
Усадил меня на скамейку, кинулся к бабуле, та указала ему жестом – он туда.
Женщина обернулась на меня – то ли у меня поехала крыша, то ли… на меня смотрело лицо с иконы. Она смотрела и улыбалась, легко кивая головой.
Я только встала к ней, как дверь часовни заскрипела – вошёл Вася, рядом с ним священник. Мой жених что-то растолковывал батюшке, тот лишь качал головой в ответ:
— По два свидетеля с каждой стороны, такой порядок! Не имею права венчать без свидетелей!
— Да где же их сейчас взять! — гневался Слепцов. Даже прикрикнул – забыл, где находится.
Ну предположим, одна свидетельница есть, я глянула на женщину: она снова мне кивнула, улыбнулась и… растворилась в воздухе. Мужчины, как будто и не заметили.
Тут же прозвучал голос священника:
— Господь уже соединил ваши души. Мне, как его верному слуге, остаётся только провести обряд…
С кладбища мы выходили мужем и женой.
Заехали к Косам на Гороховую, и спустя несколько часов, я, наконец, вошла хозяйкой в свой дом на Большой Конюшенной.
История изменила свой ход: Василий Александрович Слепцов, больше не штабс-капитан гвардии, и что бы ни случилось дальше – в особняке Слепцова на Большой Конюшенной Василий Александрович живёт с супругой.
Интересно, что там, в 2026-м, написано о моём доме в википедии…