Моя навеки, сквозь века

27.04

И снова я молилась всю дорогу. Если Вася сейчас дома… это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Тоня только кивнула: дома. И я стремглав понеслась наверх. Приближаясь к кабинету, с каждым шагом, всё громче и громче слышу родной голос.

Боже мой, от облегчения не могу дышать.

Я могла его потерять! Снова!

Влетела в кабинет, и бросилась ему на шею.

Плача громко, в голос:

— Господи Боже мой! Ты мог быть там! Ты чуть не умер!

— Всё хорошо, мой свет, обошлось. Ничего, ничего не случилось, я цел…

Он гладил меня по плечам, по волосам, давая выплакаться.

— Я чуть не умерла, слышишь? — оторвалась от халата, пропитанного собственными слезами, — чуть не умерла сегодня… как бы я без тебя… я не смогу, слышишь? Ты слышишь меня? Я умру, умру без тебя… — пальцы сами в него вцепились и никак не хотели отцепляться.

— Алиса, я живее всех живых, меня чудом, твоими молитвами меня не задело, не надо так, не говори, — он, как будто даже улыбался в голосе. Я не вижу, из-за слёз, опухшие глаза ничего не видят. —Мы будем жить долго и…

— Будем! — неожиданная, гениальная идея пришла мне в голову! — Обязательно будем, долго! — как же я не подумала об этом раньше, это было так просто! На поверхности: — мы уедем из России! Сейчас же всё продадим, всё бросим и уедем! Плевать на них на всех! Пусть передерутся, пусть убивают друг друга! — я совсем не обдумала ни эту свою мысль, ни как её преподнести, — мы уедем туда, где нас никто не знает, где нет войн, где мы сможем пожениться и всю жизнь любить друг друга, — с каждым моим словом он становится всё бледнее, строже, и, как будто злится. Только я не могу остановиться. — Нам это всё не важно, это не наше, нас не касается ни политика, ни…

— Остановись!

— Вася, Васенька… — я бросилась на колени, — я умоляю тебя! Заклинаю! Давай покинем Россию!

— Покинем Россию? — переспросил он слишком спокойно для своего вида.

— У тебя будет другое дело! Купим новый дом!

— Новый… дом? Встань немедленно! — он одним движением вздёрнул меня на ноги. — Никогда в жизни, больше, вы, Алиса Ивановна, не повторите всего того, что вы наговорили мне сейчас, — он сжал кулаки, словно хочет меня ударить. Я зажмурилась. — Запомните, чтобы никогда этого больше не сказать! Я прощаю вам эти речи, эту вашу слабость лишь едино: потому что вы женщина. И воля ваша от природы слаба! Я пошёл в политику, растоптал своё достоинство – то единственное, что никто и никогда отнять у меня не в силах! Растоптал! Вы! Вы убедили меня, что так дОлжно поступить. А теперь говорите: сбежать?! Как трусу бросить людей, которые мне поверили! — я сжималась с каждым его словом, словно он вбивает меня в пол. — Когда у меня начало получаться? Я иду на поводу, отдавая вам власть надо мной, доверяя, а вы… всё предать? Родину? Страну, которую я клялся защищать? Вы! — он махнул рукой, рассекая воздух. — Сперва навязываете мне грязные, отвратительные методы… скажите, в ваших этих видениях, в вашем будущем, что вы знаете, погибли сегодня люди? — я не успела и рта открыть. Слепцов шагнул ко мне, больно сжал за плечи, — отвечайте!

— Я… я не знаю. Я не знаю всего будущего, только кое-что…

— А если это я?

Пальцы больно впились в плечи, а я не могу и пискнуть.

— Если это я? Поддался вам! Влез туда, куда не следовало, и из-за меня погибли все те люди?

— Васенька… не говори так, милый…

— Вы когда-нибудь несли ответственность за что-нибудь, кроме себя? Не молчите! Клянусь Богом! Я просто не знаю, что сейчас с вами сделаю!

— Ннет.

— Не смейте. Не смейте больше вмешиваться! Не смейте рассуждать о том, в чём ничего не смыслите! Политика… это всё… просто не смейте…

Он разжал руки и я приземлилась на пол.

— Вася, я…

— Я не хочу вас видеть… — что? — просто не могу. Боюсь наговорить злого, боюсь, не сдержусь, причиню вам боль.

Халат распахнулся, показывая голую, тяжело вздымающуюся грудь. Если бы не эта грудь, он выглядел бы как скала, окаменелый.

— Ты… — голос дрожит, — вы хотите, чтобы я ушла?

— Алиса Ивановна! — услышала я голос… Герасимова! Который всё это время сидел мышью на диване у стены. — Пойдёмте, голубушка, я провожу вас. Василий Александрович много пережил сегодня, ему надобно отдохнуть.

Я пошла. Ничего не видя, не слыша вокруг…

Говорить с ним бессмысленно – не уговорю. Объяснять что-то, доказывать… как? Если он во всём винит себя и меня заодно!

Из оцепенения меня вывел Александр Васильевич:

— Что вы намереваетесь теперь делать?

Не знаю, сколько времени прошло, пока я была в прострации, мы снова, как и все наши встречи-разговоры, колесим по городу.

— Что угодно.

— Например?

— Например, накачаю его снотворным, когда он успокоится, найду людей, которые оттащат его на ближайший вокзал, и увезу.

— Куда?

— Подальше отсюда. Куда угодно, где на его голову перестанут рушиться потолки, где он перестанет быть на линии огня.

И снова по нему ничего не скажешь. Хоть бы словом или жестом выдал своё отношение – ни-че-го.

— Вы не сможете запереть его и всю жизнь прятать от любой опасности…

— Господи, Боже мой! — вырвалось в сердцах, — какой прятать?! Ну какое прятать?! Я просто хочу, чтобы он жил! Просто жил! Я потеряла его там, в будущем! Вы представляете, что это за чувство, когда ты ещё дышишь, а сердце внутри тебя разрывает в ошмётки, одновременно с тем, как весь мир замолкает, останавливается? Вы представляете, каково это, стоять на Невском рано вечером, и видеть смерть всего! Всего! Когда люди замирают, машины останавливаются, звуки исчезают. А ты не можешь дышать, потому что кусок твоего сердца попал в лёгкие и не даёт вздохнуть!

— Алиса Ивановна…

— Не говорите мне ничего, Александр Васильевич. Ни о вашей великой цели, ни о погибающей империи, ни о долге. Мои долги обнулились, когда я шагнула в это время.

— Вы полны решимости, как я погляжу.

— Больше, чем вы можете себе представить. Кроме Васи мне терять нечего…

— Но позвольте, если я правильно понял, вы только что его потеряли?

— И что? — благовоспитанную барышню сейчас я напоминаю меньше всего. Развалилась поудобнее и глянула с вызовом. — Даже если так, думаете, я от него откажусь? Дам ему прожить эту жизнь так, чтобы…

— Вы понимаете, что… одержимы?

— Я люблю! Я люблю его всю свою жизнь! В любом времени, в любом воплощении. Вам, простым людям, не понять…

— Да куда уж нам, — впервые он усмехнулся.

— Вы… вы мне не верите? — догадка ошарашила.

— В то, что вы любите Василия?

— В то, что я говорила вам о будущем.

Он долго смотрел в окно, наконец сказал:

— А вы? Вы, если допустить, что это правда, сами бы поверили в такое? Вы же… инженер? Вот строите вы свои мосты, здания. Пересчитываете, проверяете, возводите, ремонтируете, имеете дело с реальностью… а к вам приходит человек и говорит, что он из будущего.

Он говорит очень тихо, каждое слово обдумано и основательно.

Мне стало страшно. По-серьёзному страшно. Я вдруг ощутила себя отрезанной и от Васи, и от Косов. Впервые я вспомнила, что я всего лишь человек, здесь, в этом теле – недееспособная подданная монарха. А напротив меня сидит очень могущественный чиновник, со своими мотивами. И он явно не попал под моё очарование. Я не уверена, что он, в принципе, может быть кем-то очарован.

— Но вы… вы же тогда сказали, что верите… — голос пропал, пришлось шептать.

— Разве? — он вздёрнул бровь.