Моя навеки, сквозь века

15.05

Уже раньше я отметила, что двери за собой они запирают только на обратном пути. Или не заморачиваются, или не хотят терять время.

Подождала немного, и следом – за двумя неясными силуэтами. Дорогу они не освещают и идут в полной темноте.

В этом доме не бывает тишины. Проходя по узкому коридору, то за одной, то за другой дверью, я слышу стоны, плач, вой – нормальные звуки, к которым быстро привыкаешь.

— А когда же я уже повидаюсь с ними? — усталый, чуть скрипучий голос.

— Скоро повидаешься.

— Вы знаете, где они?

— Дохтор знает. Будешь с ним ласковой, он всё тебе расскажет, когда придёт срок.

У меня ком стал в горле.

— Они в добром здравии? — тётка не отвечает, только шумно сопит. — Я их всё ищу-ищу, ищу-ищу… и не найду никак…

— Найдёшь своих ангелочков, найдёшь. Час настанет и найдёшь, свидаетесь.

Скрип двери обрубил меня от тихих голосов.

Живот подвело от мерзкого ощущения. Господи, Боже мой, хоть бы всё оказалось не тем, чем мне кажется.

Не стала долго ждать, потянула за ручку – та снова заскрипела и, очутившись в следующем коридоре, я сразу присела, затаив дыхание. Шагов не слышно.

Подняла голову – они стоят, не шевелятся, посреди коридора.

Вдруг, лёгкий гул помещения разрезал ужасный крик. Глухой и протяжный – я бы ни за что в жизни не смогла сказать, кому он принадлежит – человеку или зверю. Жалобный, плачущий, растянутый, он, как будто, звучал отовсюду и ниоткуда. Или на улице прокричал случайный зверь, или… но это точно не те двое, в коридоре. Если та, с косой, не издала ни звука, то её провожатая выматерилась сквозь зубы, и подтолкнула её:

— Иди.

Уже не от страха статься замеченной, от общей тревоги обстановки, меня пошатнуло.

Это мог быть ветер. Совершенно точно, так может кричать ветер. Холодный, питерский. Кто знает, кого он пытается напугать, но уж точно не меня!

Я пошла вперёд.

И не сразу поняла, что пошла не вставая. На странной инерции, из инстинкта двигаться вперёд, я проползла несколько метров на четвереньках, когда поняла, что делаю. Чертыхнулась, почище санитарки, только про себя, и встала.

Ускорила шаг. Не столько, чтобы не потерять объект преследования, сколько понимая – если заблужусь, ни за что сама не выйду!

А ещё, я очень боюсь увидеть… если это всё же не ветер, то я очень боюсь увидеть существо, способное на такую боль. Что за душа должна ТАК болеть.

Они остановились у двери очередного кабинета, я притаилась.

— Можно? — тихонько спросила служительница, чуть приоткрыв дверь, — иди.

— Я… мне… можно я спрошу про них у доктора? — дрожащий, несмелый голос.

— Не сейчас. Иди, голубка, иди, — она подтолкнула её к прикрытой, но не до конца закрытой двери. — Иди, час придёт, доктор сам всё скажет.

Она пошла.

А санитарка – осталась.

И, если она так и останется стоять, я так и не узнаю, что за ночные процедуры они здесь устраивают!

Нужно что-то придумать! Срочно! Пара часов, что они туда ходят – лишь моё внутреннее ощущение. Наручных часов здесь ещё нет, а настенные… ну не везде. Уж точно не в моей палате.

Я всё сидела, свернувшись калачиком у стены, наблюдая за тем, как тётка прижималась ухом к двери. Лица её мне не видно, только шумное сопение.

Алина! Господи, Боже мой! Ну сделай что-нибудь!

В конце-концов, перед смертью не надышишься, ты сама прекрасно осознала, что в этой жизни ты ему не нужна. А жить без него ты не умеешь. Ну не всё ли равно, как это всё закончится? Спалят тебя сейчас, ну изобьёт тебя эта жируха, вряд ли на смерть. А там, эта девушка, и, возможно, где-то у неё есть дети, которым она нужна. А уйти к ним она не может.

Тётка вся вдалась в подслушивание и сопение, но я всё же собрала юбку и заткнула её за пояс как могла. Оставшись в шерстяных чулках, подвязанных к поясу и панталонах, поползла по коридору назад, то и дело оглядываясь. Встала, только когда оказалась в предыдущем коридоре, одёрнула юбку. Пустилась дёргать двери: все палаты! Каждая заперта! Ни одной не пропустили!

Неужели её никак не отвлечь?!

Я продолжала дёргать ручки на автоматизме, надеясь на чудо.

Его не будет – поняла чётко, глядя на больничный двор, сквозь окно.

Постучала по нему – что-то похожее на стекло, но толще, прочнее, мутнее.

Если бы и было чем, никак не разбить! Неужели всё зря?!

Ты! Там на небе! Или где ты? Ты же сделал так, чтобы я оказалась в этом времени! Совершил чудо! Сделай ещё одно!

Тишина. Только воронёнок подлетел на подоконник с улицы, не удивлюсь, если мой старый знакомый. Глянул на меня своими чёрными бусинами, клюнул окно.

Я усмехнулась: ну да, ну да. Клювом как раз и пробивать корабельное стекло!

Он снова клюнул – тот же результат. Воронёнок недовольно каркнул, будто зовя меня. Да я бы с радостью!

Он каркнул снова, и, вылупился, мне за спину, что ли…

Я быстро обернулась, готовая уже высказать дурной птице, как меня накрыло осознание и медленно, очень медленно, боясь и увидеть, и что мне померещилось, обернулась.

Женщина. Мышистые, растрёпанные волосы, усталое лицо. Лёгкая, странная одежда – выцветшая, болотного цвета кофта, и такая же застиранная юбка, когда-то красного цвета, висит мешком на тощем теле.

Я уставилась на босые ноги, не в силах поверить.

Она вся… полупрозрачная.

Не произнося ни звука, она приблизилась ко мне как по воздуху.