Моя навеки, сквозь века

11.04

И точно какая-то пружина отпустила.

Всё, что ещё недавно так беспокоило меня, оказалось мелким, неважным.

Всё хорошо: вот он здесь, со мной. А у меня есть силы, если не изменить, то хотя бы попытаться, его жизнь. Чтобы у него была эта жизнь.

— Васенька, — мы лежали на полу, как были. У Слепцова даже не хватило сил натянуть брюки, так и рухнул, позаботился только, чтобы не на меня, а рядом. И я, голая, распластанная по нему, как на мне оказалось покрывало – не вспомню, хоть убей.

— Мммм? — не шевельнулся.

— Поговорим?

— Угу, — и одним движением руки подгрёб меня на себя повыше, а то начала сползать за разговором.

— Пора вставать, давай одеваться, — несколько еле ощутимых поцелуев в лицо.

— Если вы, дорогая моя невеста, чего и хотите добиться такими действиями, так точно не того, чтобы я стал одеваться.

А может так и лучше?

— Милый мой, любимый, — ещё несколько поцелуйчиков, — я… нам…

Он уставился на меня настороженно, одним открытым глазом.

— Давай отменим свадьбу? Ай! — его пятерня на моём полупопии сжалась… до ай она и сжалась! — Вася! Ты не так понял! Послушай: — он, впрочем, итак слушает, ни слова не проронил: — зачем нам эта свадьба? От тебя все отвернутся, я же вижу, что происходит, родня, друзья твои, они и брака нашего не примут, и меня, только сделают вид, и то не все. Давай откровенно: во мне нет ни лоска твоего, ни манер, мы… мы из разных миров, — он убрал руки за голову, прекратил меня держать, но продолжает сверлить взглядом: — ты потрясающий! Умный, красивый, мне до тебя тянуться и тянуться, но я хочу это делать сама, потому что хочу. Я не хочу бежать за тобой и не успевать, когда все вокруг, вся моя жизнь, жизнь нашей семьи меня гонит за тобой. Я хочу сама. Ты представить не можешь, как страшно мне представить, что однажды утром ты проснёшься, откроешь глаза, увидишь меня постаревшую, подурневшую, и возненавидишь. Что отрёкся от всего, чтобы быть со мной. Как страшно мне будет видеть тебя каждый день десятки лет, и понимать, что из-за меня ты не делаешь карьеру, что твоя жизнь загублена… И какой я стану, если каждый день я буду знать, что ты сам выбираешь меня ежесекундно. Не потому что уже однажды разбушевались гормоны, а потому что хочешь быть со мной, каково мне будет приходить к тебе и видеть тебя такого как сейчас: красавца, офицера, который много добился, знать, что я одна в твоём сердце и в твоей постели. Я боюсь стареть, и дурнеть, а если выйду за тебя, обязательно подурнею, расслаблюсь в твоей любви, от стресса, что виновата…

Слова кончились, всё немногое, что я успела заготовить, и я подняла на него взгляд: на лице ни кровинки, измождённые, усталые глаза.

— Положим, — как я себя ни подбадривала, но стоило ему согласиться, всё внутри обмерло, — только положим: мы отменим свадьбу. Как мне взять уверенность, что тебя не выдадут за другого?

— Отсюда следует, что мне как раз-таки и нужно выйти за другого, — смотрит так, как будто ушам не верит, — получить паспорт, жить отдельно, чтобы ты мог всегда приходить…

— Да что ты говоришь! — он подхватился, вскинулся, даже про штаны забыл, которые поймал уже ниже колен: натянул, застегнул. — Что ты говоришь! Я сейчас даже не про свадьбу с кем-то, что само по себе абсурд! Замужняя женщина, живёт отдельно, а я… я… Я! Я! Дворянин! Я, русский офицер, делаю ей визиты, накладывая ими позор на её имя! Собственными… собственными… руками! — он забегал по кабинету взад-вперёд. — Не какой-то… не какой-то! Господь святый! На твоё имя! Женщины, с которой мечтаю связать жизнь! Сам! Яму! Своими руками! Той, которую должен на руках носить за счастье только видеть, не говоря уж… А дальше? А потом? Я? Как же я? Как же я женюсь на тебе потом, если ты будешь замужем? Или ты что же… убить мне его предлагаешь?! Так это сразу! К чёрту ожидание! Сей же час и решим!

Я подошла к нему, заставила остановиться, обвила, вынуждая коснуться меня, голой кожи.

— Так мы будем счастливы. Друг с другом, наслаждаться друг другом без оглядки, любовницу тебе простят, хоть и не певичку или балерину, но оставят, но не жену, — скользнула ладонями под распахнутую рубашку, — не горячись, подожди. Я предложила, давай подумаем, вместе.

— К чёрту думать, — пробормотал с негодованием, — никогда я и думать о таком не стану. Я на преступление пошёл, опорочив тебя! Ты девицей вошла в мой дом, я обещал тебе защиту, а сам набросился как дикий зверь! Что я за человек тогда? Что за офицер? Как мне верить? Как солдата за собой вести, если я сам себе теперь не верю? Как ты мне сможешь верить, если я теперь преступник пред тобой? Честь твою забрал, добродетель, и отказался?

Боже мой! Ну как мне переубедить этого барана?

— Это всё неважно. Я люблю тебя, ты любишь меня. С первого взгляда на тебя, я уже тебя любила. Пойми, Васенька, я для тебя, ты для меня. Мы созданы с тобой друг для друга, я сама хотела, — потянулась к его уху: — и сейчас хочу ещё, всегда, как и тогда. — Потом нормальным голосом: — счастье любит тишину. Люди заклюют нас за наше счастье, сейчас. Давай всё сделаем тихо. А после, ты сделай так, чтобы мы могли жить без оглядки на свет, ты ведь можешь? Вот когда ты станешь там, где никто уже не важен, ничьё слово, тогда мы и поженимся.

Грохот! Я опустила взгляд: его рука сжатая в кулак сломала письменный прибор.

Глядя ему в глаза, как была, голая, я медленно опустилась на колени перед ним, взяла в свои его руку, стала покрывать медленными поцелуями.

— Не будет фиктивного брака, пусть так. Мы придумаем, как нам видеться, я тихонько сюда буду приходить, но не для того я столько вынесла, чтобы своими руками твою жизнь загубить.

Я продолжала стоять перед ним на коленях, выдерживая эту битву взглядов. Пока не загрохотали большие часы, пробив полдень. Слепцов тяжело сглотнул, дёрнул головой, прекращая сражение и отошёл к окну.