Меня редко оставляли с малышкой наедине дольше нескольких минут. Вот и сегодня мы с Варрой неторопливо шли по знакомому маршруту, но сегодня нас, вместо Розы, сопровождала Клета. Служанка постоянно зевала и сонно моргала, а после и вовсе, пожаловавшись на плохое самочувствие, присела на скамейку, где и заснула.
Мы с девочкой переглянулись, и Варра прижала палец к губам. Я кивнула, и мы обе расположились в небольшой тенистой беседке. Я любовалась девочкой, чьё лицо было невероятно подвижным, да и сама она не могла усидеть на месте и минуты.
— Игъять! — громким шёпотом предложила она.
— Хорошо, — согласилась я и вынула из кармана тканевый кошель, в который собрала и сложила гладкие отполированные палочки и чистые кусочки ткани. — В кого поиграем?
— В йошадку! — радостно подскочила она.
Я показала, как цокать язычком, и малышка с энтузиазмом повторила. Мне пришлось лишь раз поправить артикуляцию, и Варра уже поскакала по кругу, подражая лошадке. Я умилялась усердию девочки и её упорству, и однажды надеялась, что она предложит поиграть в «лошадку», правильно выговаривая букву.
Слуги, наблюдая за нашими играми, часто спрашивали, зачем я это делала. Я и сама не знала, но мне так хотелось, чтобы Варра говорила красиво и правильно. После лошадки мы повторили ещё несколько упражнений, пока девочка не начала зевать шире, чем до этого Клета. Я покосилась на потемневшее небо и вздохнула:
— Кажется, скоро пойдёт дождь. Нам пора возвращаться.
Я ненавидела дождь, он напоминал мне о первом дне, с которого начались мои воспоминания, больше похожие на страшные кошмары. Сейчас они начинали немного меркнуть, уступая место новым и робко-счастливым: встречам с малышкой и неспешным прогулкам по ароматному саду. Каждый такой день казался мне искрящейся ярко-жёлтой бабочкой, одной из тех, что вспорхнула с ладошки Варры.
Пока я будила Клету, малышка уселась на скамейку и тоже задремала. Служанка, встрепенувшись, начала виновато извиняться и подхватила ребёнка на руки. На мою щёку упала первая капля, и я вздрогнула, внезапно вспомнив, что оставила в беседке свой кошель.
— Я принесу, — пообещала Клета.
— Нет, — возразила я и указала взглядом на малышку. — Варру нужно спрятать от дождя. Я сама схожу.
— Вы уверены, госпожа? — заволновалась служанка. — На вас лица нет.
Больше всего мне хотелось убежать в дом и спрятаться в своей комнате, но я убеждала себя, что сад не опасен, ведь мы гуляли тут много раз. К тому же тучи заполонили всё небо, и дождь грозил затянуться до завтра, а мне не хотелось прерывать занятий с девочкой. Каждая минута общения с Варрой будто наполняла меня жизнью. Все инструменты я сделала сама, не зная, как и не могла поклясться, что смогу повторить.
«Я и в первый день сильно боялась, — вдыхая полной грудью, я смотрела, как удаляется Клета, унося ребёнка в дом. — А оказалось, что играть на свежем воздухе очень приятно и вовсе не страшно».
— Это просто вода, — шептала, делая шаг в сторону беседки, когда ветер набросился на моё красивое, подаренное новым господином, платье. — Я в безопасности, в безопасности…
Понятия не имела, зачем я это произносила, слова вовсе меня не утешали, но зато помогали делать следующий шаг. Я уже почти дошла до беседки, как показалось, что увидела мелькнувшую за деревом тень. Вздрогнув, застыла, прижав руки к груди — как страшно! Лучше бы я попросила кого-нибудь из слуг забрать кошель…
— Это лишь тень, — утешала себя, шепча. — Ветер качает деверья. Мне показалось.
Когда ощутила в себе силы сделать ещё шаг, схватила кошель, лежащий на скамье, и повернулась, чтобы со всех ног бежать к дому, но увидела перед собой мужчину и вскрикнула от ужаса:
— Господин?!
Выглядел отец Варры ужасно! Лицо белее муки, дорогой плащ будто дикими зверьми разодран, всё плечо в крови. Покачнувшись, Этвеш едва не упал на меня, но я отпрянула, сжавшись спиной в беседку. Ощутив слабость, сползла на землю и задрожала.
— Пом-могите мне, — с трудом выговорил хозяин дома.
Я же и пошевелиться не могла, перед глазами то будто что-то вспыхивало, то словно темнело.
— Варра не должна увидеть, — с трудом продолжил мужчина.
Его было почти не слышно из-за усиливающегося дождя, но имя девочки будто отрезвило меня и придало сил. Кивнув, я попыталась встать, но ноги не слушались. Тело сотрясала крупная дрожь, по щекам катились слёзы, и от одной мысли, что малышка увидит своего отца таким, леденело в груди. Собравшись с силами, я поднялась и, прижимаясь к прутьям беседки, прошептала:
— Я позову на помощь.
— Нет, — выдохнул он и потянулся ко мне, словно желал удержать. — Не уходите.
Но заметив, как я отпрянула, безвольно уронил руку, а в следующее мгновение сам рухнул на землю и замер. Я несколько минут смотрела на неподвижного мужчину, более всего желая сбежать, но всё же привычка победила, и я послушно опустилась на колени. Осторожно, готовая в любое время отдёрнуть руку, проверила, дышит ли мужчина, а потом приподняла плащ на его ране.
«Это ужасно!»
Поддавшись порыву, вынула из кошеля чистые тряпочки и аккуратно поместила их на следы, похожие на ожог, как вдруг к ногам упал сложенный вчетверо белый лист. Я подняла бумагу и развернула её. При виде почерка Иргана, вскрикнула, а записка рассыпалась прахом.
Думала, что упаду в обморок, но неожиданно страх придал мне сил. Не думая ни о чём, я помогла мужчине подняться и, дрожа всем телом от напряжения и тяжести, повела его к дому. Когда мы добрались до двери, стук капель перерос в ровный шум ливня. В холле никого не было, а со стороны кухни раздавались весёлые голоса слуг и звонкое цоканье Варры. Малышка снова играла в лошадку.
Я же, чувствуя себя ломовой лошадью, повела раненого Эштана в свою каморку.