Няня для мажора

Теперь я узнаю того самого засранца, что бесил меня в самом начале

Стася

Ну теперь-то я точно чувствую себя продажной женщиной! Сначала продала душу дьяволу в лице семейства Романовых за оплату обучения, а теперь, как и сказал Демид, целуюсь за часы!

Боже, в какой момент дошло до этого? Даже не так. В какой момент мне стало это нравиться? Он ведь козёл!

А нет, всё нормально. Я продолжаю чувствовать раздражение, когда вспоминаю поведение мажора. Но ведь и трепет от его губ на моих никуда не делся.

Смотрю на Демида: весь такой собранный, смотрит исключительно на дорогу, только что-то поменялось. Нет привычной складки на его лбу. Нет хмурого взгляда, а на губах играет улыбка. Не стабильная ухмылка, а еле заметная улыбка. Или я придумываю себе то, чего нет?

В любом случае, нужно как-то замять эти ситуации и попробовать забыть. Но как забыть, если его запах до сих пор держится на моей одежде, а на затылке всё ещё ощущение его руки, сжимающей волосы сильно, властно, на грани боли, но не причиняя её.

Не отвожу взгляда, хоть и знаю, что он заметил, как я пялюсь. Не понимаю почему, просто знаю.

Сеанс гипноза прервал звонок телефона. Моего. Смотрю на экран, и там большими буквами светится: «Матушка».

Сбрасываю наваждение, тряхнув головой, и отвечаю на звонок:

— Привет, мам, — улыбаюсь, хоть она и не видит, потому что скучала.

— Привет, родная! Как твои дела? — отвечает на той стороне самый близкий мой человек, только вот с голосом что-то не то.

— Нормально, у вас как?

Мельком вижу, как Демид поднимает руку и шевелит пальцами, как бы говоря: «Передавай привет».

Закатываю глаза и показываю средний палец, вызывая этим тихий смешок.

— … В общем, всё плохо, — понимаю, что пропустила мамины слова, и на последнем становлюсь статуей.

Что-то случилось! Но что? Чёртов Демид.

— Мам, повтори, пожалуйста, я в дороге, связь ужасная, — нагло вру.

— Я говорю, папа в больнице. Думали, что снова разыгралась язва, — мамин голос дрожит.

— Неудивительно, столько пить, — презрительно фыркаю.

— У него четвёртая стадия рака желудка, дочь, — слышу упрёк в её голосе, но так же слышу слёзы.

Ком в горле встал и мешает вздохнуть. Одной рукой продолжаю держать телефон, на обратной стороне которого слышатся только всхлипы, а вторая безвольно упала на колени.

Предательская слеза скатывается по щеке, и я замечаю движение сбоку — Демид остановил машину на обочине и теперь пристально смотрит на меня. А я заливаюсь слезами.

Зачем я плачу по этому человеку? Он сделал слишком много ужасного… но ведь он мой отец.

— Я не знаю, что мне делать, Стась, — шепчет мама в трубку.

А я не знаю, что ей сказать.

— Чем я могу помочь? — выдавливаю, сглатывая ежа в глотке.

— Ничем, доченька… ничем. Врачи сказали, что вероятность того, что химия поможет, пять процентов. Остаётся только надеяться.

— Ты позвонила, чтобы сказать, что отец умирает, а затем сказать, что я ничего не могу сделать?

— Прости, родная, — снова шепчет она.

Я вытираю слёзы и смотрю чётко перед собой. Я не буду плакать об этом человеке. Мне только маму жалко. Очень.

— Позвони, как будет что-то известно, — слишком резко говорю маме и добавляю уже мягче: — Держись. Люблю тебя и целую. На день рождения Софы приеду.

— Целую тебя, дочка, — отвечает мама и кладёт трубку.

Поворачиваю голову и вижу в душу заглядывающий взгляд Демида.

— Что-то случилось? — спрашивает непривычно переживательно.

— Карма, — грустно отвечаю и отворачиваюсь к окну.

Он последний, кому я стану рассказывать, что произошло.

Усмехнулась, понимая, что вся моя жизнь теперь как американские горки. Ещё полчаса назад я была окрылённой дурочкой, а теперь приземлилась на землю так, что отбила пятую точку. Горько. Гнусно. И противно от самой себя: мне только что сообщили о смертельной болезни моего отца, а я глажу пальцами губы, представляя, как снова целую этого гадёныша.

До дома доехали молча.

Остаток времени до тренировки Демида заняла себя подготовкой к семинарам и просто чтением. Любимая музыка и набор букв — самое то, чтобы не думать о проблемах.

На моё удивление, Демид не пытался меня никак поддеть или задеть, даже неуютно себя из-за этого чувствовала. Так что и дорога до спортивного комплекса прошла в молчании.

Как и все разы до этого, заняла место наверху трибун, но, несмотря на наличие телефона, в этот раз мне хотелось наблюдать за тренировкой. За слаженной работой пяти парней, почти мужчин, и в особенности за своим мажором.

Меня дико заворожило то, как он собран и чётко выполняет всё, что от него требуется. А ещё поразило, что все игроки в его команде слушали и прислушивались к нему беспрекословно.

Мысленно возрадовалась, что Лёша в другой команде, но ровно до того момента, пока не послышались ругательства, и эти двое не сцепились на поле. Вижу, как летит кулак в лицо Лёши, и вскакиваю, закрывая рот руками.

— Разошлись! — громкий свист оглушил, и вот уже в потасовку двух неугомонных несётся тренер. — Что вы тут устроили?!

Он отталкивает Демида от друга и свистит ещё громче.

Мажор молчит. Лишь злобно смотрит на своего друга и тяжело дышит. Я всё ещё стою, но не делаю попыток спуститься туда. Да и зачем? Что я могу?

— Ты, — указывает тренер на Демида, — в раздевалку, для тебя игра окончена. А ты, — палец переместился на Лёшу, который уже встал с пола, — пойдёшь переодеваться, как только ваш капитан покинет зал. Уяснили?

И снова, на моё удивление, никто с ним не спорил.

Демид быстрым шагом отправился переодеваться, а я так же быстро побежала вниз.

Встретила его, как и прежде, у выхода. На его лице снова играет улыбка, только кулаки разбиты в кровь. И я уверена, что этого не было, когда мы приехали.

— Романов, что это? — указываю подбородком на его руки.

— Руки, — усмехаясь, отвечает он.

— Я в курсе, что не ноги, — чуть не топнула от негодования.

— Ты, конечно, работаешь на отца в качестве моей няни, — он подходит опасно близко и наклоняется к моему лицу, — но не надо из себя её строить. Окей?

Ну вот. Теперь я узнаю того самого засранца, что бесил меня в самом начале. Даже улыбнулась от того, насколько привычно это звучало.